Не боярское дело

Не боярское дело.

Уже прошла ядерная зима. Давным-давно закончились жуткие времена, когда целые страны и континенты умирали от голода, холода, радиации и смертельных вирусов. От миллиардов населения на Земле остались миллионы. Миллионы людей, сохранившие территории, которые смогли удержать. Те, кто смог выжить на незаражённых землях и уберечь остатки Знаний и технологий.

Досталось и Земле Русской. Ой, досталось. Да только велика она — Россия. И народ русский холодами не запугать. Выжили люди. А как стала Зима отступать, так и выяснилось, что образовались на ней к тому времени княжества да боярства. И возглавили их те, кто получил в Новом Мире удивительные способности к магии. Ныне некоторые Рода уже исчисляют в десятом, а то и одиннадцатом поколении. Правда и то, что нынче первенец у молодой мамаши может родиться лет в шестнадцать. Свадьбы-то с пятнадцати лет разрешены. Тому указу первого Императора Земли Русской скоро шестьдесят годков исполнится. Одной из первых задач было тогда — как население на Руси поднять. За третьего ребёнка государство стало матерям столько платить, что мамашки уже могли и не работать, а уж кто пятерых взялся поднимать, так там и отец мог с работы увольняться. На безбедную жизнь пособия на детей хватало.

За последние пятьдесят лет, как страну страной объявили и Императора выбрали, втрое население выросло. Выстояла Россия, окрепла, людьми богаче стала. Казалось бы — живи да радуйся. Только вот беда, как закончилась борьба за выживание, стали князья и бояре по сторонам поглядывать, да хозяйства свои приращивать. На прямое лихоимство нечасто шли, а вот исподволь, да под шумок, редко какой Род себе куски у более слабых соседей не оттяпывал.

Глава 1

— Тихо, Степаша, тихо. Рано нам ещё помирать. Выжить нам надо. Выжить, и так врагам отомстить, чтобы те из них, кто ещё не умер, по ночам от страха под себя писались. Чтобы они жить боялись. А этих я сейчас всех убью. Дадим им только у церкви собраться, там их дедовым заклятьем и приговорим.

Степашка уже ничего не отвечал. Он сжался в комок и тихо, еле слышно скулил на одной ноте, не реагируя ни на голос, ни на успокаивающие поглаживания его непослушной шевелюры. А село между тем разгоралось. По дворам ещё бегали факельщики, но крайние дома уже дружно подхватились и полыхали вовсю, раздуваемые сильным ветром. От усадьбы остались только воронка, обломки фундамента, да головёшки, на месте подсобных построек. Чем-то серьёзным по ней приложили. Или внутри накопитель взорвался. Это от него такие ямищи остаются.

— Степаша. Ты сейчас оврагом выходи на Настину поляну, а мне тут дело надо закончить. Жди меня в нашем штабе, только никуда не уходи. Я обязательно вернусь, — посмотрев вслед ссутулившемуся пареньку, который побрёл в их "штаб" — вырытую два года назад землянку для детских игр, Олег пополз к церкви поближе. Показал ему Дед после Инициации, где он по селу активаторы расставил. Строго-настрого предупредил, чтобы использовал их только в крайнем случае, когда терять уже нечего будет. А потом вывез в урочище, и там заставил внука взорвать такой артефакт. Хоть и были они в двухстах шагах, и в яму спрятаться успели, но шарахнуло так, что оба потом полдня ничего не слышали. Зато ямина славная получилась. В ней потом озерко после дождей образовалось. Пастухи в полдень их невеликое стадо стали к нему на водопой гонять.

Где-то сухо треснул выстрел, и Олег полез наверх, чтобы через кусты посмотреть, что происходит. Выбрался, и замер, вжавшись в землю. Шагах в десяти от него здоровенный солдат, в расстёгнутой до пояса гимнастёрке, мочился на дерево. Закончив, он огляделся и негромко свистнул. Спустя минуту к нему, сквозь кусты, проломился второй солдат. Хотя нет, судя по нашивкам, они оба сержанты. Усевшись на замшелый камень, мужики закурили, и в сторону Олега поплыл сладковатый дым, вдохнув который он чуть не закашлялся.

— Закончили, вроде. Вон, уже чистильщики к машинам выходят. Скорей бы на базу, да в баню сходить. Кранты Роду Бережковых. Под ноль их наш-то зачистил.

— Могучий старик был. Пятеро магов сомлели, пока на усадьбе щиты ломали. Все там остались. И маги, и первый взвод. Как штурмовые гранаты в ход пошли, так в доме-то и рвануло.

— А что взорвалось хоть?

— Да кто его знает. То ли дед магию применил, то ли кто-то взрывчатки полтонны подорвал. Остались бы маги живы, те бы точно сказали. Хорошо, что мы больше суток в оцеплении простояли, а то бы и нас в куски. О, сбор сигналят. Пошли грузиться по машинам.

Притоптав окурки, и забросав их листвой, сержанты ушли к церкви.

Пора и ему. Первый раз придётся людей убивать. От этой мысли Олега повело, и он остановился, опёршись рукой на стену оврага. Нет времени для слабости. В их селение пришли враги, те, кто убил его родителей, обобрал его Род, а теперь убил Деда и последних дорогих ему людей. Надо идти, и отомстить.

Вот он, второй шар сверху, на шпиле их церквушки. Надо до него дотянуться щупом и влить немного чистой Силы.

Получилось. А теперь стоит упасть в ямку, открыть рот, и зажать уши пальцами. Там, наверху, сейчас будет Ад. Церковь вспухнет раскалённым пузырём, и выплюнет десятки тонн каменных обломков во все стороны. Накопитель Силы, если ему перемкнуть контуры как надо, вещь крайне опасная. Не одна магическая башня когда-то сложилась в руины, ощутив на себе выброс магии от разрушенных накопителей. Маги практикуют множество различных заклинаний, но всё дело в количестве энергии. Даже архимаг не способен разом пропустить через свои каналы больше десяти процентов запаса энергии в Большом Накопителе. Понятно, что его заклинание усилит нужный ему эффект — заставит гореть шарики плазмы, падающие дождём на пару гектаров земли, или заморозит эту территорию до минус ста градусов, но взрыв такой силы ему не повторить.

Взрыв накопителя придавил горячим одеялом к вздрогнувшей земле. В овраге всё заволокло пылью от осыпающихся склонов, а через пару секунд десяток больших булыжников с сочным шмяком врезались в противоположную стену оврага. Олег переждал ещё пару толчков, послабее. Успел Дед закольцевать ловушки по селу, а вот подорвать их так и не смог. Крепко его видимо в усадьбе враги обложили.

Олег снял кепку и выбил её об колено. Куртку лишь встряхнул от обсыпавшего песка да мусора. Наверху смотреть нечего. Пыльное облако накрыло всё селение. Даже тут, в овраге, в десяти шагах перед собой ничего не видно. Уходить надо. На село своё он от леса глянет, как из оврага выберется.

— Пошли обратно, Степаша, к Прокопьичу на озеро. Наших всех убили, никого в живых не осталось, а от домов только головёшки догорают. Видимо и Никиту мы не дождались потому, что эти тати не один день убивали всех, кто в село ехал, или из него выезжал. Вот и не приехал он за нами, — Олег вспомнил, как решительно Дед их выпроводил на рыбалку. Два раза в неделю до лесного озера ходила телега. Старик Прокопьич держал на озере ставной невод, а с усадьбы к нему посылали телегу за рыбой. Этой телегой Дед и отправил парней к своему старому другу на заимку. Когда в следующий раз телега не пришла, Прокопьич заволновался, и целый день выходил на крыльцо избушки, разглядывая из-под ладони небо в той стороне, где стояло селение. Поутру разбудил их пораньше, и погнал разузнать, что же случилось. Строго — настрого велел идти покосами, и сходу к селу не лезть, сначала осмотреться. Он бы и сам готов был идти, но на культе, которая у него вместо правой ноги, много не находишься. До села покосами ближе, но летом ездить там топко, поэтому сено с покосов зимой вытаскивают, санями. Вот и зарастает по лету дорожка так, что не сразу и поймёшь, то ли человеком проложена, то ли тропа звериная тут прошла.

— Уходить вам надо. Дорогу сюда забудьте. Села нет, и меня скоро не будет. Нельзя больше сюда возвращаться. Федорищевы наверняка пригляд за этим местом оставят. Пусть думают, что наши все сгинули, — вести, принесённые ребятами, согнули старика, словно тяжёлую ношу опустили ему на плечи. Долго смотрел он слезящимися глазами на озеро, прежде чем отмер, и начал говорить. Парни подивились, как изменился неунывающий, улыбчивый старик. Он разом ещё больше постарел, осунулся, а лицо стало, как посмертная маска, бледное, и даже нос заострился, — Иди, Стёпа, лодку сюда перегони, а потом пару рыбин возьми с садка на уху, а остальную рыбу выпусти. Я пока с Олегом поговорю. Потом поможете невод снять, — старик пожевал сорванную травинку, дождался, пока Степан скроется за стеной камыша, и продолжил, — Темнеть начнёт, протокой к реке пойдёте, на моей лодке. Обмелела протока-то по лету, но шестом протолкаетесь. За ночь река вас километров на тридцать унесёт. Поутру старый мост увидите, каменный. К левому берегу пристанете, и лесом в село Макарьево пойдёте. Найдёте там Авдотью. Село-то большое, но она с того краю живёт, который на реку выходит. Флюгер у неё на доме приметный, в виде красного петуха. Стёпу ей оставишь, а сам дальше, до схрона отправишься. Дед-то сколь тебе схронов показал?

— Два, и ещё про один рассказывал, который от отца остался. Гору показал, и как зайти объяснил.

— Уже хорошо. Я тебе ещё про два расскажу, но они далеко будут, под Рязанью. Те тебе на обустройство пригодятся, как в возраст войдёшь. В Рязани Федорищевых сильно не любят, так что тебе там осесть проще будет. Стёпе я документ дам, а ты свой в первом схроне найдёшь. В вашем, фамильном, под Белой скалой.

— Прокопьич, а ты про них откуда знаешь?

— А кому ещё знать, как не мне. Мы с твоим Дедом, царство ему небесное, почитай вместе с тех самых лет, как вы сейчас со Стёпой. Три войны прошли, и боёв без счёту. Ладно, вот тебе книжица малая. Я рассказывать буду, а ты запоминай, — старик вытащил потрёпанную записную книжку, в коленкоровом переплёте, и начал объяснять, что там изображено, и где всё это искать.

До вечера провозились со снятием невода. Колья вытащили и выбросили в камыши, а полотно невода притопили в болоте, нагрузив камнями.

Повечеряли, а потом старик шустро погнал их грузиться. Стёпе он выдал большой рюкзак, и тяжёлый кожаный баул. Олегу достался совсем небольшой рюкзачок. Собранного в нём как раз хватит, чтобы налегке добежать за день до дедова схрона.

Старик не махал им на прощание. Как встал, сняв фуражку, так и остался стоять, пока лодка не скрылась в протоке.

— Слаб я, Господи. Прости раба своего. Не по скудоумию творю я грех великий, а по долгу своему. Уйти мне надо, чтобы лишнего под пытками не сказать, — перекрестился старик на потемневшую от времени икону, и резко кинул приготовленный факел на политую керосином кучу домашней рухляди, щедро политую керосином. Звук выстрела в висок потерялся в треске начавшегося пожара.

На реку вышли, когда совсем стемнело. Потные, грязные, покусанные комарьём и мошкой, и уставшие так, что ноги не держали. Сильно обмелела протока. Несколько раз пришлось выпрыгивать из лодки в одних трусах и руками толкать её через отмели, заросшие толстым слоем тины, по которым и вода-то кое-как текла, зато ила местами по пояс было. Долго плескались в реке, смывая засохшую грязь и охлаждая зудящие тела.

— Может костерок запалим по-быстрому, да почаёвничаем? — спросил Степаша, показывая на сухую кучу валежника, вынесенного ещё весенним половодьем и за лето высохшую добела, — Или ты магией кипяточка сваргань.

— Не будем, — переборов соблазн, ответил Олег, чуть подумав, — Огонь ночью далеко видно. Тут даже ямка не поможет. Отсветы огня по дыму тоже заметны будут. От магии след останется. Тоже не дело.

— Отсветы... — заторможено проговорил Степан, а потом хлопнул себя по лбу и побежал к лодке.

— Стёпа, ты чего сорвался? — подошёл Олег вслед за ним к лодке, наблюдая, как парень роется в бауле, что-то вытаскивая с самого дна.

— Мы уже час, как плыли, а мне примерещилось, что небо красным отдаёт. Как раз там, где наше заимка осталась. Отсвет это был. Пожар там случился, — он вытащил тяжёлый свёрток, крепко затянутый бечевой. Ломая ногти, и помогая себе зубами, Степаша стал развязывать тугие, крепко затянутые узлы. Размотав завязки, он развернул свёрток, и ойкнув, опустился на землю. На развёрнутом куске брезента лежали кошели с деньгами, дорогая шкатулка, коробка с наградами, которые виднелись из-под прозрачной крышки, пистолет незнакомой модели, три пачки патронов и кинжал.

— Неплохо тебя Прокопьич в дорогу снарядил, — заметил Олег, рассматривая разложенное на брезенте богатство, — Откуда столько добра-то набрал. Я и не думал, что он так богат.

— Нет больше Прокопьича, Олег. Говорил он мне, что с наградами только после смерти расстанется... Правду, значит, бабушка мне перед смертью сказывала, что Прокопьич мне дедом приходится. Не поверил я тогда. Плоха она была, заговаривалась часто. Стихи какие-то читала, на незнакомом языке, бредила иногда, — осознание утраты в одну минуту изменило Степана. Бледное лицо, угрюмый взгляд, и еле заметно ходящие желваки на мертвенно застывшем, бесстрастном лице.

Олег с удивлением смотрел на своего друга. Парень, которого, как ему казалось, он знал настолько хорошо, что иногда мог вместо него предсказать его слова на то или иное событие, оказался ему незнаком. Сейчас он резкими, решительными движениями проверял оружие и протирал тряпицей запасные обоймы.

— Не спеши, Стёпа. Нельзя нам глупо умирать. Клянусь, что мы отомстим, и Род свой поднимем. Ты мне веришь?

— Верю, — на минуту замерев, неживым голосом ответил друг, и положив пистолет обратно, начал собирать вещи, — Когда начнём?

— Считай, уже начали. Помнишь, мы с тобой про разведчиков читали? Давай-ка вместе подумаем, что мы можем сделать, чтобы никто нас найти не смог, даже если бы сильно захотел.

— Лодку надо затопить. Я дно булдыгой пробью, а потом валунов в неё накидаем, да на реку вытолкнем. Тут бакен рядом, значит глубина хорошая, раз корабли под нашим берегом ходят, — Степан привстал и огляделся, — Потом следы на берегу затрём. В село я один пойду, а ты с вещами за околицей схоронишься. Переоденусь только в шлёпанцы и рубаху, а по дороге удочку срежу. Тут летом полно отдыхающих из города приезжает, так что на парнишку с удочкой никто и внимания не обратит. А ещё кепку одену и очки от солнца, тогда совсем на городского буду походить.

Пока Степан занимался лодкой, Олег обошёл берег, где они высадились, уничтожая следы. Самые отчётливые отпечатки ног на кромке берега он тщательно полил водой, пока они не расползлись. Через полчаса никто и не подумает, что такому следу меньше недели, а то и двух. Напоследок переставил поближе одну из рыбацких рогулек и бросил рядом с ней поржавевшую банку из-под червей. Таких мест, где устраивались рыболовы, по всему берегу полно. Будет и ещё одно.

Лодку, ставшую неожиданно тяжёлой от камней и набиравшейся воды, выталкивали вдвоём. Под воду она полностью ушла немного не дотянув до бакена, показывающего границы фарватера реки.

В Макарьево Олег бывал не раз. Большое село, под тысячу изб, вытянулось километров на пять вдоль реки, то расходясь на шесть — семь улиц, то сжимаясь до одной — двух. На взгорье, за церковью, был большой луг, где дважды в год проводили ярмарки. На осенней торговцы скупали зерно, овощи, мясо, предлагая покупать взамен зимнюю обувь и одежду, а на весеннюю ярмарку привозили много техники. Сколько машин и тракторов, сверкающих заводской краской ребята здесь облазили, на сколько мотоциклов посмотрели, вожделенно представляя себя обладателями хромированного чуда, и не счесть. Остальные товары парней тогда мало интересовали.