Дятелок
Мы с Цуцариком пришли первыми. Мы всегда первыми приходим. Нам от мельницы близко.
Я расстелил на траве тряпицу и выложил снедь, что тетка собрала: зеленый лук, две чесночины и большой коричневый каравай, еще теплый. Всю дорогу мне бок грел. Цуцарик тут же полез к хлебу — повадка наглая, а морда честная. Как он это делает? Если бы у меня была такая морда, я бы, наверное, мировым судьей стал. Я его шугнул, он отбежал к кустам, загавкал и хвостом куцым завертел. Ага, наши идут.
Зашуршало, треснули ветки, и на поляну по очереди выбрались Вильмар, Унка и Лушаня.
— Здорово, Хомка!
— Привет.
— Цуцарик! — обрадовался малой и, придерживая подол рубашонки, кинулся лизаться с собаканом.
Вилька поставил рядом с кострищем старый закопченный котел, присел на свой чурбачок и вытащил из-за пазухи кольцо кровяной колбасы. Цуцарик — тут как тут — бросил игру и сунулся понюхать. Вилька щелкнул его по носу, снова запустил руку за пазуху и добавил примятый пучище укропа.
— А у меня сало, — объявила Унка. — И редиска. Но зато я котел принесла.
— Это я котел принес, — сказал Вилька.
Унка сморщилась так, что щербину в переднем зубе видно стало.
— А кто его выпросил? Ты, что ли? Где бы вы этих раков варили?
— Мы их еще не поймали. Лушань, что у тебя?
— У меня тоже редиска, — засопел малыш Лушаня. — Зато много!
И высыпал из подола целую горку грязной редиски. Тоже мне невидаль! Любой может надергать травы в огороде. Но Вилька соплюшонка одобрил.
Тут я похвастался главным сокровищем.
— А еще есть вино.
И вытащил из сумки пузатую бутылку. Вилька присвистнул, взвесил ее на ладони. Потом похлопал меня по плечу и поставил бутыль за свой чурбачок.
— Ты сегодня — герой! Будешь первым камушек кидать.
Мне нравится играть в камушки, потому что там бегать не надо. Я маленький и круглый, так что бегун из меня никакой. А камушки — чего сложного? Сидишь прямо тут, на поляне, и кидаешь туда, куда тебе загадали. Главное — попасть. Попадешь — другому загадываешь. Не попадешь — получаешь щелбан.
Унка, ворча, принялась собирать редиску в котел. Взялась за ручку, распрямилась и замерла, уставившись на реку.
— Эксель!
— Глядите! — закричал Лушаня. — Байстрюк лодку гонит!
Мы с Вилькой вскочили с чурбачков.
— Надо же, приплыл! — процедил сквозь зубы наш ватажок. — Я думал, он сбрехал...
Мы не стали спускаться к воде, а ждали наверху.
Эксель подгреб к берегу и выпрыгнул из лодки. Как козел. Но Унке, наверное, показалось — как олень. "Ой, Эксель... как здорово... а мы тебя ждем..." Тот только чубом пшеничным тряхнул. Привязал лодку к ближайшему деревцу, вскарабкался по склону и выпрямился, руки в боки. Цуцарик наоборот: повадка честная, а морда наглая.
— Корыто, — сплюнул Вилька.
— Не нравится — могу обратно отвести.
Вилька пожал плечами.
— Нам же не за пиратами гоняться, а раков ловить. Сойдет.
Унка открыла было рот, да Лушаня встрял:
— А мы в пиратов будем играть?
Эксель, который что-то выискивал за поясом, вскинул голову.
— Вы что, в пиратов играете до сих пор? Как маленькие?
Вилька сорвал травинку, сунул в зубы и посмотрел на байстрюка.
— Не нравится — можешь обратно плысть. Только по-собачьи, как Цуцарик.
— Почему же по-собачьи? — прищурился Эксель. — Я на лодке поплыву.
— А потому, — ватажок лязгнул зубами и перекусил травинку, — что корыто свое ты обещал нам. Или ты своих обещанок не держишь?
Ну все, подумал я, пропала ночь. И зачем только Унка уговорила принять Экселя? Обошлись бы и без лодки. А теперь не обойдемся без драки.
— Эксель, — запищал Лушаня, который тоже драки не любил. — А ты пожевать принес?
Байстрюк встрепенулся.
— Принес! Вот, соли немного.
И эдак небрежно вытащил из-за пояса тряпицу. Унка залыбилась, Лушаня захлопал. Даже Вилька подобрел.
— Ладно, — сказал он. — Уна, иди и помой редиску эту дурацкую. А мы — за дровами. Скоро темно будет. Лушань, посторожишь тут, чтоб псина запасы не схарчила.
Затрещали кусты, и на полянку выломился Рыжий.
— Фу-ух, — согнулся он пополам и схватился за бок. — Запоздался... Мы сегодня на лордском поле работали, да поздно вернулись. Насилу отпросился. Во, бежал всю дорогу.
И правда бежал — морда красная, как морковка, даже веснушек не видать. Рыжий спохватился и полез за пазуху
— Зато глядите, что я принес. Редиску!
Пока совсем не стемнело, мы играли в камушки. Я выиграл! Мне никто щелбанов не ставил. Только Вилька, и то один раз. И совсем не больно. А Эксель получил сполна. За то, что, проиграв в первый раз, начал бурчать: "вот если бы мы ножи метали... у дяди в замке..." Подумаешь — дядя в замке служит! Нашел, чем хвастаться! Огреб от Вильки такого смачного щелчка, что синие глазищи чуть не вылезли. Правда, промолчал. Даже не пискнул.
Потом жарили сало на прутиках. Оно шкворчало и исходило жиром, а мы — слюной. На Рыжего напала болтуха. Он, когда голодный, мелет, что попало. Глядит на еду, не мигая, а самого несет. И сейчас — глаза выпучил, в них пламечко мечется, а сам долдонит, время от времени облизываясь:
— Вчерась Юген-плотник, сосед наш, ухи мне накрутил, падла. У нас дыра в заборе, куры лазают...
Выдохнул, облизнулся.
— Так он дырку забивал. А я в саду копался, ветку поломанную подвязывал...
Опять облизнулся.
— Ну, подвязываю, а ровно над головой дятел — стуки-стуки! Ну, я, ясен перец: "ку-ка-ре-ку!" со всей дури...
Облизнулся и замолчал. Глазами сало ест. Я снял кусочки со своей палочки и пристроил на ломоть хлеба. Вкусно! Потом отщипнул корочку, жиром смоченную, и кинул Цуцарику.
— Хомяк! — ткнул меня кулаком в бок Вилька. Я чуть в костер не упал. Кулаки у него — ого-го, он же у батьки в кузне работает. — Ты что, сдурел? Собаку хлебом кормить!
— Да я корочку...
— Не хочешь — мне отдай. Совсем зажрался, жиропуп!
Я засопел, но обижаться не стал. Он прав: зажрался я. Тетка-мельничиха кормит, как на убой. Да и Цуцарик у нас не голодает.
— Ну и что? — спросила Унка у Рыжего.
— А то, — невнятно буркнул тот, потом прожевал и пояснил: — Юген спужался и палец отбил. Прибежал, падла, и ухи мне накрутил. Чуть вовсе не отодрал. А я ему потом кошку закинул к цыплятам в загородку.
— Чего-то я не понял, — хмыкнул Эксель. — Ты что, дятла испугался?
— При чем тут дятел? — удивился Рыжий. — Не дятла, а Дятелка.
— Ну-да, — поспешил вмешаться Лушаня. — Если эта... дятел... надо крикнуть как петух... и эта... все хорошо.
Все посмотрели на малого. Он заерзал и стал еще меньше.
— Правильно, — веско заметил Вилька и облизал жирные пальцы. — Дятел стучит, значит, Дятелка кличет. А петушиного крика Дятелок боится.
— Это тебе мамка рассказывала, когда у титьки держала? — прищурился Эксель.
Наверное, он до сих пор злился, что Вилька ему щелбанов навешал.
— Нет, — спокойно ответил Вилька и посмотрел ему прямо в глаза. — Батька. А если у кого нету батьки, чтоб уму-разуму учить, так сидел бы и молчал в тряпочку.
У Экселя рот в нитку сжался и глаза стали как щелочки.
— Ну, объясни, если ты такой умный.
— Да я вижу, что пора тебя уму-разуму поучить...
Ну все, сейчас начнется. Я пододвинул ближе бутылку с вином, на всякий случай.
— Вильмар, — влезла Унка, — они с матерью не отсюда. Он же не знает про Дятелка.
— Про Дятелка все знают, — буркнул Рыжий и с хрустом раскусил самую большую редиску.
Я озлился на Унку. Чего она вступается за своего Экселя? Поскорей бы уже Вилька его отмолотил и выгнал с поляны. Я бросил в дурочку редиской, попал ей в нос, и тут же получил плюху от Вильки. А Унка показала мне язык.
— И что за черт этот ваш Дятелок? — спросил Эксель.
— Черт и есть, — нехотя ответил Вилька. — Нечего поминать его через слово. Еще по дереву бы постучал.
Он потянулся, раскинув руки.
— Рыжий, вставай. Пойдем раков ловить.
— Эй, ты же обещал объяснить про дятлов, — не унимался байстрюк. — Или ты обещаний не держишь?
Вилька, который уже начал привставать, сел обратно.
— Я! Я расскажу! — вскинулась Унка, умоляюще глянув на Вильку.
Тот лениво пожал плечами.
— Да рассказывай.
Лушаня встрепенулся и засобирался домой.
— Ты чего? — удивился Рыжий.
— Боюся, — честно признался тот.
— А по ночи возвращаться одному не боишься? — насмешливо спросил Вилька.
Малой сел на место, воткнулся подбородком в колени и обреченно замер.
— Не, правда, — сказал я. — Чего на ночь такое рассказывать? Давайте лучше в пиратов поиграем.
Зря это я, про пиратов. Видно же, что пока эти двое не расцепятся, ничего не выйдет. Лушаня теперь вообще с поляны — ни на шаг. А Рыжий еще не натрескался. Я вздохнул и начал чесать пузо Цуцарику. Собакан тут же перевернулся на спину. Сегодня все наперекосяк, так пусть хоть псине будет хорошо.
— Расскажи, Уна, — попросил Эксель. — Ты хорошо рассказываешь.
Ну все, раз уж разлюбезный Эксель похвалил, теперь ее не заткнешь. Разве что чурбаком по голове.
Унка обняла колени, прикрыла глаза и завела тихим, низким голосом. Наверное, чтоб пострашней было.
— В одной юттской деревне жил богатый крестьянин с женой. И не было у них детей. Жена совсем отчаялась и пошла в лес, к ведьме.
— Не к ведьме надо было идти, — хмыкнул Рыжий, — а к соседу. Глядишь, чего и народилось бы.
Унка сердито на него зыркнула, но отвлечь себя не дала.
— А ведьма и говорит: "Возьми черного петуха, выйди в новолуние на перекресток, разведи костер и свари из петуха суп. Съешь его, да скажи слова волшебные — тогда будет у тебя дитя. А кости от петуха собери и принеси мне. Но запомни: пока не исполнится твоему ребенку двенадцать лет, не должен он носить сапоги".
— А почему сапоги? — не вытерпев, спросил Эксель. Видать, и правда эту байку не слыхал прежде. А я думал, придуривается.
Унка только бровями дернула — узнаешь, мол. Лушаня передвинулся поближе к Вильке. Тот, не сводя глаз с Унки, обнял малого.
— Так женщина и сделала. Съела суп, повторила слова, что ее ведьма научила, и пошла домой. Но мужу ничего не сказала. Отнесла петушиные кости ведьме и стала ждать. А в срок родился у нее сын. Да такой пригожий, что сшила ему мать красивую рубашку, серые штанишки, черную жилетку и красную беретку. Назвали его Луттом, да скоро это имя позабылось, потому что все кликали его Дятелком. Уж больно в одежке этой на дятла был мальчик похожий. Дятелок и дятелок. Когда сровнялось мальчонке семь лет, поехал его отец на ярмарку в город. Распродался удачно, купил жене подарков, а сыну — красивые сапожки.
— Ну-у, — протянул Эксель, — все ясно. Тот надел сапожки, и превратился в дятла!
— Не встревай, — одернул его Вилька.
Рыжий зевнул. Ему было скучно.
— Хомка, — пихнул он меня в бок. — Может, в пиратов пойдем погоняем?
— Давай уже дослушаем, — отмахнулся я.
— Мать сперва не хотела, чтобы Дятелок сапожки примерял, — продолжала Унка, — но он так просил, что она согласилась. Надел Дятелок сапожки и выбежал во двор. Глянул на себя в лужу и увидал, что на него не мальчик оттуда смотрит, а чертенок. Пошел он к матери, да принялся выспрашивать про себя. Слово за слово, и вызнал он все — и про ведьму, и про петушиные косточки. И отправился Дятелок в лес, к ведьме. Да так спешил, что беретку свою дома забыл. Идет, а навстречу девочка с корзинкой ягод. Девочка его спрашивает: "Ты кто?", а он отвечает: "Я — дятелок, черная жилетка, красная беретка". — "А вот и неправда, — говорит девочка. — Нет у тебя никакой красной беретки". Дятелок убил девочку и пошел дальше.
Унка чуть помолчала. Трещал костер, плескалась речка. Сколько раз я слышал эту историю, а все равно жуть берет на этом месте. И сейчас под рубашку словно кто-то залез холодными лапами.
А потом Цуцарик зачесался, защелкал зубами — и страх прошел. Как можно бояться, когда рядом блох ловят? Все зашевелились, и Унка стала рассказывать дальше.
— Идет он, а навстречу лесоруб. И спрашивает его лесоруб: "Ты кто?", а тот отвечает: "Я — дятелок, черная жилетка, красная беретка". — "А вот и неправда, — говорит лесоруб. — Нет у тебя никакой красной беретки". Дятелок убил лесоруба и пошел дальше. Идет, а навстречу охотник. "Ты кто?", спрашивает охотник, а...
— Ну, понятно, — снова перебил Эксель, которому, видно, история начала надоедать.
Мне захотелось его убить.
— Не нравится, катись отсюда, — рыкнул Вилька.
Байстрюк посмотрел на Унку и, потешно вытаращив глаза, прижал руку к груди. Извиняй, мол. Та хотела было обидеться, но глянула на его рожу, и растаяла.
— Слушай дальше. Охотник говорит: "Ты кто?" Дятелок снова: "Я — дятелок, черная жилетка, красная беретка". — "А вот и неправда, — говорит охотник. — Нет у тебя никакой красной беретки". Дятелок убил его и пошел дальше. Пришел он к ведьминому домику, стучится, а ведьма спрашивает из-за двери: "Кто там?". Он отвечает: "Я — дятелок, черная жилетка, красная беретка". — "Уходи, — говорит ведьма, — я тебя не звала. Иди к тому, кто тебя зовет". Хотел Дятелок войти и убить ведьму, да она как закричит: "Петушок из котелка, прогони Дятелка!" Вылетели из ведьминого окошка кости петушиные, и так заклевали Дятелка, что оборотился он птицей дятлом и улетел. Живет он теперь в лесу. И если стоишь под деревом, где дятел стучит, надо крикнуть по-петушиному. А не то придет Дятелок и заберет тебя. Вот.
— Ты не досказала, — подал голос Рыжий. — Если кто сам его позовет, он придет и исполнит желание!
— Тока потом утащит тебя в Преисподнюю, — буркнул я.
Рыжий фыркнул и чуть не подавился, изо рта у него вылетели кусочки редиски.
— Ты попов больше слушай! Никуда он не утащит, а просто исполнит — и уйдет.
— Ага! — ожил Лушаня. — Нужно только петухом крикнуть ему в морду!
— Не, — нахмурился Вилька, — не нужно. Он просто должен приходить, когда его зовут. Это ему ведьма такое присобачила. Ну, сказала: "Иди к тому, кто тебя зовет". Вот он и приходит.
— А желание? — не унимался Рыжий.
— Ну, если попросишь, может, он и исполнит, — нехотя согласился Вилька. Подбросил несколько веток в костер, прищурился на взметнувшиеся искры и добавил: — Если ты такой дурак, чтоб просить у черта.
И тут за кустами, у реки, закричала выпь. Все вздрогнули. А Эксель дернулся так сильно, что чурбачок пошатнулся. Он попытался было удержать равновесие, но только нелепо дрыгнул ногами и завалился боком на траву. Все засмеялись, даже Унка.
Байстрюк вскочил, сжимая кулаки — злой и жалкий. Не везет ему сегодня.
— Чего ржете?
— А то, — ответил Вилька, хотя на такой вопрос обычно ответа не ждут. — Тебя, видно, байка проняла. Спужался так, что на заднице не усидел.
— Я в вашу брехню не верю!
— Это не брехня.
— Брехня!
— Не брехня!
— Это на самом деле было! — зазвенела обиженным голосом Унка. — Мне бабушка рассказывала.
— У нее бабка — колдунья, — вставил Рыжий.
— Не колдунья, а ведунья!
— Да какая разница!
Унка вскочила.
— Дураки вы все! Не буду больше ничего рассказывать.
Если она думала, что Вилька с Экселем начнут наперебой ее утешать, то ошиблась. Им уже было не до нее. Они стояли, нахохлившись, и мерили друг друга взглядами. Два кота, ей-ей. Были бы хвосты, лупили бы сейчас себя по бокам.
Рыжий, который до этого лежал на брюхе, перекатился на колени. Он любил смотреть на драки, и сам был не дурак помахать кулаками.
— Врежь ему, Вильмар!
Лушаня пугливо завертел головой. Унка замерла, не зная, к кому кидаться. А я обрадовался.
Эксель подбоченился, голову назад откинул по-гордому, и заявил:
— А я говорю: сказки! И ты — дурак, раз в них веришь.
— Это правда! — крикнул Вилька. И запнулся, спохватившись.
Первым захохотал Эксель, за ним прыснул Рыжий. Даже я не удержался.
Наш ватажок покраснел, плечи его взбугрились — сейчас кинется. А Эксель вдруг ткнул в его сторону пальцем и потребовал:
— Докажи, что правда! Позови сюда своего Дятелка.
Тут как-то стало не до смеху. У Вильки даже плечи обмякли.
— Дурной ты, Эксель, — дрогнувшим голосом высказалась за всех Унка.
— Что, в штаны наложил? — ощерился байстрюк.
Вильмар оглядел его, склонив голову набок.
— Не наложил. Но Дятелка звать не буду. Сам зови. Вот и проверишь.
Я облегченно выдохнул. Пусть зовет, хоть обзовется. Известно же, что и волшебный народ, и нечисть приходит к тем, кто в них верит. И не просто слова говорит, а призывает. Всей душой, так сказать. Потому чертыхаться — это одно, а обряды всякие творить — уже другое.
Рано я радовался. Эксель подумал-подумал, да и выдал:
— Давай так, Вилька. Если я тебя уложу, ты не будешь увиливать, и Дятелка позовешь...
— Я пошел домо-ой! — заныл Лушаня, подхватываясь на ноги.
Мне тоже захотелось удрать. Быстро-быстро. Но я сидел, как приклеенный.
— ...и если он придет...
Вилька скрестил руки на груди.
— Что сказать Дятелку — моя забота. А вот если я тебя уложу, ты пойдешь к ункиной бабке и скажешь ей, что она — старая дура. А сюда больше носа не покажешь.
Я даже в ладоши хлопнул. Какой у нас ватажок!
Эксель, однако, не испугался. Кивнул.
Зато испугалась Унка. Потянула Вильмара за рукав, хотела сказать что-то, да тот только плечом дернул — не лезь, мол. Унка надулась, тоже скрестила руки на груди и уселась на свой чурбачок.
Остальные повеселели, даже Лушаня. Понятно, что Вилька победит. Сильнее него по всей округе не найти. Он даже взрослых парней, бывало, лупил.
— Значит, проиграет тот, кто спиной землю почешет? — уточнил байстрюк.
— Да.
— Договорились! — весело оскалился Эксель и протянул над костром руку.
Вилька протянул свою. Рыжий подхватился, чтобы разбить, но тут Эксель как-то быстро и хитро крутанул вилькину руку, что тот не удержался на ногах и упал, едва не в костер. Во все стороны полетели искры.
Вилька откатился от огня, вскочил... и растерялся. Все же видели — катился, чесал спиной земельку. Мне стало его так жалко, что я чуть не разревелся.
— Это нечестно! — пискнул я.
— А мы про "честно" не договаривались, — ухмыльнулся Эксель. — Ну что, Вилька, зови Дятелка.
Лушаня заметался по полянке, но убежать в темноту не хватило отваги. Наверное, он подумал, что Дятелок уже сидит за кустами и только и ждет, чтобы схватить первого встречного. Малой сунулся было к ватажку, но тут же шарахнулся вбок. Глянул на Рыжего, на Унку, и наконец прижался ко мне, мелко дрожа. А Унка уже не сидела королевой на чурбаке. Встала, сжала руки так, что кулачки побелели, и глазами запрыгала туда-сюда.
— Мальчики, — хрипло попросила она. — не надо, а? Эксель, перестань. Ну, хочешь, я тебя поцелую?
Вилька дернулся, как пришпоренный. А у Экселя рот стал круглым, как бублик.
— Нет! — крикнул Вилька. — Я позову! Только пусть все уйдут. Чего зря...
Слово "помирать" он не договорил.
— А нам бояться нечего, — засмеялся Эксель, глядя на Унку. — Ты же сам сказал, что Дятелок — твоя забота! Вот и разбирайся с ним. А мы поглядим.
"Может, все разбегутся?" — понадеялся я. Поглядел на товарищей, но они смотрели на Вильку, как зачарованные. Только Унка смотрела в костер и кусала кулак.
— Не трусь, — подбодрил байстрюк. — Если что, мы ка-а-ак закукарекаем! Хором. Правда, ребя?
Все нашли эту мысль здравой. Оттаяли, зашевелились. А может, просто храбрились. Вилька дернул плечом — не трушу, мол. Он обхватил себя руками, подошел к костру поближе и остановился, широко расставив ноги. Крепко зажмурился, собираясь с духом... Потом наклонился к своему чурбачку и постучал по нему три раза.
— Дятелок...
— Погоди, — подскочил я, отпихивая Лушаню. — А чего ты у него просить будешь?
— Не лезь, толстый, — гавкнул байстрюк. — Он сам сказал: моя забота.
— А вдруг он неправильно попросит? Или... — я хихикнул, — или скажет: пусть тебя черти унесут?
У Экселя морда вытянулась. Он посмотрел на Вильку.
— Что, в штаны наложил? — усмехнулся тот. — Я просто попрошу, чтоб он нас не трогал. Ну, чтоб плохого нам не делал.
— Никогда? — уточнил Рыжий.
— Не, сейчас.
Унка призадумалась, покусала губу.
— За такое он много, наверное, не попросит... Может, дня три...
— Что "дня три"? — не понял Эксель.
— День, не больше, — сказал я.
— Да что "день"? — топнул ногой байстрюк.
— Ну, дня мне не жалко, — дернул плечом Вилька, не обращая внимания на Экселя.
И снова застучал по чурбаку.
— Дятелок!
Тук-тук-тук.
— Дятелок!
Тук-тук-тук.
— Дятелок!
Когда он простучал в последний раз, мы притихли, прислушиваясь. Вилька выпрямился и застыл.
Вдруг в кустах как затрещало! Все заорали и сбились в кучу. Лушаня полез по Рыжему, как по дереву. Вилька с Экселем кинулись прикрывать Унку — что ей, стервище, сделается? — да стукнулись лбами. А мне ногу оттоптали.
Из страшных кустов выкатился Цуцарик. Запрыгал вокруг, лай поднял — весело паскудцу!
Дольше всех ржал Вилька. Оно и понятно, передергался-то. Досмеялся до икоты. Тут я и вспомнил про вино. Схватил бутылку и сунул ему. Рыжий заулюлюкал, увидав выпивку, а Унка зыркнула на Экселя и отошла Вильке за спину. Эксель сразу перестал смеяться.
Вильмар оторвался от бутылки, вытер рукавом губы и весело крикнул:
— Чтоб ты лопнул, Эксель! Я из-за тебя и правда чуть в штаны не наложил!
Байстрюк закусил губу и вдруг выпалил:
— Я завтра скажу ункиной бабке, что она — старая дура.
— Да брось, — снисходительно махнул рукой Вилька. — Ты же меня завалил. Да и Дятелок не явился.
— Я все равно скажу, — тряхнул головой Эксель.
Повернулся и пошел.
— Эй! — окликнул его Вилька, вставая.
Тот оглянулся.
— Ну тогда приходи к нам снова, — разрешил ватажок. И добавил: — Если живой останешься.
Эксель хмыкнул.
Мы сидели с Ункой у костра и смотрели, как закипает вода в котле. Вилька с Рыжим поплыли на плоскодонке за раками. Конечно, я тоже хотел бы с Вилькой половить раков, но он не взял.
Лушаня спал рядышком, примостив голову на собачий бок, как на подушку. Цуцарик храпел. Мы молчали.
Когда я потянулся за укропом, Унка тихо спросила:
— Лутт, а ты его не съешь?
— Кого? — сухо уточнил я.
Я сердился, и она знала, что я сержусь.
— Ну, Вильку...
— Зачем?
Она посопела-посопела и выдавила:
— Он же по-правде призывал и...
Потом ухватила меня за руку, да так сильно, что я выронил укроп.
— Ты не ешь его, пожалуйста! Ты же обещал никого не трогать.
Я вырвал руку, посмотрел на паршивку и не удержался от маленькой мести.
— Если ты заметила, он призывал меня не один раз. За то, что я никого не трону, он отдал мне день. А потом снова вызвал. И первыми его словами были: "Чтоб ты лопнул, Эксель". Вполне себе желание. Разве нет?
У девчонки затряслись губы.
— Не реви, дурища. Второе — не считается. Я ж обещал сегодня не трогать.
Потом окинул ее взглядом — худющая, руки-крюки, коленки чуть юбку не дырявят. И чего они в ней нашли?
— Ты уж выбери наконец, кто тебе больше нравится. А то они каждый раз тебя делить будут.
Унка отвела глаза.
— А чего тут выбирать, — прошептала еле слышно. — Мне бабка гадала на Вильку. Ему скорая смерть от огня выпала.
Я помолчал, глядя на нее. Она смотрела в сторону.
— Когда? — спросил я.
— Зимой.
— Поэтому ты и завела себе Экселя?
Она не ответила.
Я ухватил ее за подбородок и чуть тряхнул, заставив смотреть мне в лицо.
— Дрянь ты, Унка.
Встал и пошел в лес.
