На стене особняка XVIII века было нацарапано "Нюля лохушка". Судя по штриху, царапали мелкой монеткой. Ленский опустил глаза и тут же увидел её — десять копеек со следами штукатурки. Рядом с ней, но не вместе, отдыхал от трудов окурок, крепко забитый в щель.
Евгений на пару секунд задумался о том, какая разная судьба ожидает эти две маленькие вещицы, разделённые всего сантиметром. Гривенник тут долго не пролежит. Прилипнет к чужому башмаку, или отправится вместе с прочим мелким мусором до ближайшей решётки ливневой канализации (уже забитой мусором почти под завязку), или её подберёт любопытный ребёнок — а через пару минут злая мать вырвет монетку из замурзанного кулачка и выкинет. Зато окурок в щели может провести здесь ещё месяцы и годы — отсыревая, рассыхаясь, каменея. Конечно, и до него доберутся. Когда будут класть плитку, например. Здесь непременно будет плитка, решил Евгений — и в эту самую секунду вспомнил, что забыл в офисе портфель.
Ругать себя Ленский за это не стал. Портфель ему не нравился. Он предпочитал данхилловские вещи, а это был какой-то сержио белотти, и красная московская цена ему была тыщ пятнадцать. К тому же от него пахло кожей, а ручка была слишком мягкой. Увы, но это был личный подарок Георгия Марковича на сорокалетие. Который отличается повышенной чувствительностью к таким моментам — так что избавиться от неприятной вещи можно будет никак не ранее, нежели через год. А то и два.
Хорошо, что в портфеле не было ничего особенно ценного. Кое-какие бумаги, визитница, перьевая ручка-монтеграппа, тоже дарёная, он бы себе такую ни за что не завёл... что-то было ещё, и он почти вспомнил, но тут в кармане проснулся мобильник и загугукал с трезвоном. Судя по мелодии, звонок был с рабочего телефона. Пришлось принять его. В трубке нарисовался Руслан Зацепатко и попросил зайти к Гундиенкову и передать ему бумаги по торговому комплексу. Евгений отговорился тем, что уже поймал тачку и сейчас поедет домой. Зацепатко недовольно бубукнул, но отлип.
На рабочее место после такого разговора возвращаться было бы некстати. Ленский подумал, не поехать ли и в самом деле домой. Но, во-первых, яндекс показывал семибалльные пробки по Москве, а, во-вторых, он был голоден. Прикинув обстоятельства, он решил зайти в "Нани" и поесть там.
Уже двигаясь к метро, он подумал, что стал слишком часто зависать на старой точке. Скучает, что-ли, по старой работе? Нет, это уж точно. Кормёжка? Ну да, в "Нани" гадостью не накормят — во всяком случае, его, Ленского. Публика? Да, публика там понятная, и это тоже хорошо. Плюс две остановки на метро: этот вид транспорта Евгений предпочитал решительнейше. Во всяком случае, в светлое время.
На проездном осталась последняя поездка. Евгений собрался было купить новый, но перед кассой стоял хвост. На станции тоже было людно: с работы шли те, кто мог себе позволить уйти пораньше. Правда, поезда сновали ходко. В вагоне, куда зашёл Ленский, можно было даже есть. Но не хотелось: от свободного места несло какой-то тяжёлой бедой. Пассажиры что-то чувствовали и инстинктивно стремались. Ближе всего к нехорошему сидел немолодой мужик в шапке-петушке и куртке с багровой надписью "Жилкомсервис". Он читал маленького зелёного Ницше. "По ту сторону добра и зла" в руках сотрудника "Жилкомсервиса" выглядело рабочим пособием. Евгений подумал, что его, наверное, окружают какие-нибудь специальные жилищно-коммунальные демоны.
Он сыграл со своим телефоном в шашки, как обычно выиграл — и вышел на "Павелецкой".
На улице было всё то же самое — серые ватные тучи в три слоя и мелкая водяная взвесь в воздухе. Сквозь неё пробивались запахи сортира, хлорки и тяжёлая вонь работающего вхолостую мотора. Мимо не прошла тётка в красном пальто, обдавшая Евгения ядрёной смесью "Мисс Диор", пота и желудка. Он не выдержал, отвернулся — и упёрся взглядом в тёмное витринное стекло. Увидел в нём себя — высокого худощавого мужчину в плаще, похожего на какого-то английского киноактёра. Евгению сто раз говорили, на какого именно, но он никак не мог запомнить имя. Хотя он видел этого типа когда-то и где-то — кажется, на афише. Или на обложке кассеты. Или где-то ещё... Он напрягся и вспомнил имя с афиши — Том Хиддлстон. Имя не говорило ему ровным счётом ничего.
Перед входом в "Нани" стояла кучка курильщицов. Маленькая девушка в дождевике никак не могла раскуриться. Евгений подошёл к ней и угостил зажигалкой — мощной, сигарной, с двойным пламенем. Та улыбнулась-кивнула и с жадностью принялась глотать сырой дым.
Ресторанчик был, как обычно в такое время, полупустой. Но и совсем уж левой публики тоже не было видно. Разве что у самого входа за столиком сидел какой-то грузный краснолицый дядка и ел свиной эскалоп прожарки медиум велл. Мясо — это Ленский чувствовал даже отсюда — было размороженным, причём в микроволновке. Это было грубо даже для "Нани", но Евгений решил, что им виднее, чем клиентов потчевать. Ему-то в любом случае такого не принесут.
Он расположился за любимым столиком, и только тут вспомнил, что же он забыл в портфеле ещё. Портмоне и очки. За каким-то хреном он положил и то и другое именно туда.
Евгений тихо чертыхнулся. На пустом месте, по нелепой случайности, он остался без копейки посреди большого злого города. Он не мог даже вернуться за портфелем: проездной кончился. Позвонить кому-нибудь? Ленский перебрал в уме немногочисленных знакомых. Никому из них звонить не хотелось, тем более по такому поводу. Доехать домой на такси, а там сказать водиле, чтобы подождал, пока он принесёт деньги? Деликатный Евгений терпеть не мог таких ситуаций. К тому же водилы сейчас всё больше таджики и узбеки, с которыми договариваться и объясняться было особенно неприятно.
С другой стороны... С другой стороны, он сейчас сидит в "Нани". Место, что называется, широко известное в узких кругах. А такой мужчина, как он, в таком месте, как это, всегда заработать может. Во всяком случае, на ужин и на проезд.
Ленский ещё немного покрутил в голове эту мысль. Сосать за деньги — это всё-таки не то, чем он хотел бы заниматься всю жизнь, или даже этот вечер. Однако и ничего плохого в этом нет. Спрос должен быть удовлетворён — разумеется, при условии непротивления сторон. Но пришедшие сюда не думали о противлении. Они пришли на отсос, чего уж греха таить.
Он посмотрел на салфетницу. Салфетки были красные. Значит, помещение занято и можно ещё немного подумать.
Евгений с новым интересом осмотрел зал, и взгляд снова упёрся в мужика с эскалопом. Зачем он сюда пришёл, было написано у него на физиономии крупными буквами. Вроде не противный, — решил Евгений. — И вряд ли скупой. Почему бы и нет...
Евгений уже привстал, собираясь подсесть к краснолицему, как вдруг у него перед глазами полыхнуло. Он отчаянно зажмурился — а когда открыл глаза (в них прыгали синие чёртики), то разглядел перед собой ту самую девушку, которой давал закурить.
Девушка держала в руке фотоаппарат. Судя по всему, она его сфоткала. Со вспышкой.
У Евгения отлила кровь от лица. Он открыл рот, чтобы позвать охрану — но тут девушка протянула ему аппаратик.
— Пожалуйста, извините, — просящим голосом сказала она, — мне просто проверить. Сотрите. Простите. Пожалуйста.
— Вы хотя бы понимаете, что меня ослепили? — прошипел сквозь зубы Ленский.
— Я... я компенсирую, — голос у девушки был всё такой же просящий. — Сколько?
— Достаточно извинений, — буркнул Евгений, пытаясь разглядеть на маленьком экранчике фотика хоть что-нибудь. В конце концов он положил его на столик и жестом пригласил девушку присесть. Та, не чинясь, отодвинула стул и пристроилась поудобнее.
— Ещё раз извините. Здравствуйте. Я Мила.
— Евгений, — сказал Ленский, крутя головой: вспышка всё-таки сильно ударила по глазам. Зато обоняние обострилось ещё больше.
— Я первый раз. У меня... проблема, — начала было девушка, но Ленский её прервал:
— Давайте сразу внесём ясность. Я вообще-то зарабатываю на жизнь другими способами. Но сегодня мне срочно нужны деньги. М-м-м... — он подумал, — пять тысяч. И оплатите мой счёт. Устраивает?
— Всё устраивает, — девушка успокоилась, и только теперь стало видно, что она очень боялась.
Подошёл официант. Ленский его знал, в том числе и с глубоко личной стороны. Евгений сделал заказ, дополнив его бокалом красного Ben Marco Expressivo для дамы. Официант посмотрел на Евгения с этаким удивлённым пониманием: дескать, это то, о чём я подумал? Евгений слегка пожал плечами и сыграл лицом "бывают обстоятельства, джентльмен в поисках десятки". Официант понял, улыбнулся, кивнул.
— Мила, — спросил Ленский, — вы давление меряли? В баре аппарат есть.
— У меня всегда сто пятьдесяь на сто, — пожала плечами девушка. — А когда волнуюсь, оно вообще подскакивает.
— Тоже плохо, — сказал Евгений.
— Да чего уж хорошего, — легко согласилась девушка. — А это как-то влияет?
— Ну как сказать, — Ленский задумался. — С пониженным вообще-то сложнее. Могут быть всякие эффекты. Особенно в первый раз. Вы же говорите, что в первый? Кстати, кто вас рекомендовал? Вы не сказали.
— А что за эффекты? — девушка предпочла не заметить последнего вопроса.
— Сами понимаете. Обморок там, ещё что-то. Ну так кто же?
Подошёл официант, принёс вино и заказанный салат с козьим сыром и кедровыми орешками. Он раньше всегда брал этот салат перед работой.
— Дайте мне три минуты, — попросила девушка. — Я всё объясню.
— Ну давайте, — сказал Ленский, жуя.
— Видите ли какое дело... Я вообще-то ветеринар. Работаю в частной клинике. Занимаюсь собаками мелких пород.И деньги, и животных люблю. И вот у нас клиентка. У неё левретка и папильон. То есть он фален, тот же тойчик, только ушки висячие. Сложный мальчик, нездоровый. И вот эта клиентка у нас под дверью сидит и по телефону разговаривает. Я не то чтобы подслушивала, но... в общем, она кого-то просила... — тут девушка стремительно и густо покраснела.
Евгений посмотрел непонимающе, потом до него дошло и он сдавленно фыркнул, стараясь удержать во рту салат. Девушка, глядя на него, засмеялась тоже.
— Вот так прямо и сказала? — уточнил Ленский.
— Вот так прямо и сказала, — подтвердила девушка. — Я уж подумала, она того... извращенка какая-то. Знаете, некоторые... делают всякие гадости, — она с заметным усилием вытолкнула из себя конец фразы. — Но таких обычно видно. А эту клиентку я давно знаю, она не такая. В общем, я стала слушать дальше. И поняла, что это что-то другое.
— Кстати, — серьёзно сказал Ленский, — никогда не употребляйте этого слова. Даже если при вас его скажут. Нам можно. Это типа юмор. А от пациента слышать неприятно.
— Угу, поняла, — сказала Мила, осторожно прихлёбывая вино. — У нас на работе начальник. Зама своего зовёт жидёнком. А тот его — жидярой. Типа юмор. А надо как?
— Говорите "принять". Например, по телефону — "вы меня сегодня можете принять?" Ответ — я сегодня вас приму. Существительное — "приёмка". После первой приёмки рекомендуется минут десять полежать.
— А это где? — заинтересовалась девушка. — Не в туалете? — она снова смутилась.
— Ну что вы, в туалете, — покровительственно сказал Евгений. — Тут есть служебное помещение. Там оборудовано. Полежите на кушеточке. Мы бы прямо сейчас пошли, сейчас занято. Освободится — нам скажут. Продолжайте, интересно.
— В общем... как бы... я стала за это й клиенткой как бы следить. Потом у неё левретка умерла. На улице сожрала чего-то и отравилась. Мы не успели, поздно было. Она плакала, я её утешала... ну и разговорились. То есть я её раскрутила на разговор. Про это тоже. Ну и вот узнала... У неё был постоянный... как у вас это принято говорить? Она его по имени звала. Вячеслав Викентьевич. Знаете такого?
— Нет, — рассеянно сказал Ленский, добирая вилкой остатки салата. — Первый раз слышу про Вячеслава Викентьевича. Обычно говорят "эксперт".
— Ну вот, он у неё был. Хотя то есть как... В детстве он к ней ходил. И она вылечилась. Совсем. Звонила ему по каким-то таким поводам... по личным. Он-то давно бросил. Но мог сделать любезность. Ей лично. А насчёт собаки — обиделся.
— Вообще-то, — заметил Ленский, — я бы тоже обиделся. Это, знаете ли, унизительно.
— Ну и вот... Она кроме Вячеслава Викентьевича никого не знала. Но он ей говорил, что есть такие места, куда вы ходите. И там можно договориться. И что одно такое место на "Павелецкой".
— И как же вы нашли? — Евгению стало интересно. — Тут же полно всяких лавочек.
— Так я стала их обходить, — девушка осторожно отхлебнула вина. — И смотреть. Несколько раз фотографировала людей. Но не нашла.
— Кстати, а насчёт фото кто вас надоумил? — решил осведомиться Ленский.
— Ну та клиентка говорила, что Вячеслав Викентьевич очень не любил фотографироваться. То есть мог, но только в очках. Тёмных. А я же ветеринар. И знаю, какие глаза на фотке у кошки.
— А какие, кстати? — заинтересовался Евгений.
— Жёлтые. Иногда зелёные. У людей на фотках красные глаза, потому что глазное дно прозрачное и сосуды там. А у ночных животных есть особый орган, тапетум называется. Это отражательная оболочка, чтобы света больше на сетчатку попадало. Ну а вы же света не любите... Вот я и подумала.
— Это откуда, что мы света не любим? — спросил Ленский.
— Из кино... Я ведь почему к вам подошла? Вы очень похожи на одного актёра.
— Тома Хиддлстона? — уточнил Евгений.
— Да, на него. А он играл в этом, как его... — девушка щёлкнула пальцами. — В общем, в фильме про это. Дурацкий, конечно, фильм. Ну вы видели?
— Я не смотрю кино, — вздохнул Евгений. — Не могу. И телевизор. И за старыми компьютерами тоже. Вижу, как кадры меняются.
— Ой как жаль, — искренне огорчилась Мила. — Ну вот я вам всё рассказала. А теперь скажите: как это работает?
— Точно никто не знает, — пожал плечами Евгений. — Во время приёмки выделяются какие-то вещества. Оказывающие позитивное действие на организм донора. Набор веществ очень сложный и нестабильный, всё вырабатывается по ходу дела. Обусловлено биологически. Видимо, когда-то был межвидовой симбиоз. Вы нас кормили, мы вас лечили. Ну, собственно, ничего и не изменилось. У вас, кстати, что за беда? Серповидка?
— А как? — девушка не договорила.
— Вы хорошо выглядите, но билирубин всё-таки заметно, — объяснил Ленский. — Так серповидка?
— Она самая. Гомозиготная серповидная анемия, — девушка произнесла сложное слово так, что было понятно — оно входит в её активный словарь. — Относительно лёгкая форма. Плюс поддерживающая терапия. Никто не замечает. Даже кожа не жёлтая. Но, сами понимаете... боль, слабость и всё такое. И прожить хочется подольше.
— Понимаю, — вздохнул Евгений. — Теперь некоторые детали. Прежде всего — вы понимаете, что мы не можем вас вылечить? В смысле — насовсем?
— Я в курсе, — девушка нервно прикусила нижнюю губку. — Гены не лечатся.
— С другой стороны, если вы будете делать регулярный курс, — начал было Евгений.
— Регулярный — это как часто? — перебила Мила.
— Откуда ж я знаю? — удивился Ленский. — Вы же первый раз? Так вот, у всех по-разному. Кому-то нужно раз в полгода. А кому-то — раз в пять лет. А кому-то надо каждый месяц, но это в тяжёлых случаях, — быстро добавил он.
— Обязательно к вам ходить? — не отставала девушка. — Ну, в смысле... я буду как бы к вам прикреплена? Или всё равно кто?
— Я же сказал, — Евгений посмотрел в зал и увидел приближающегося официанта с бокалом, — я вообще этим не зарабатываю. Сегодня я просто деньги забыл. Нет, всё равно кто. Даже рекомендуется менять, чтобы привыкания не возникало. В следующий раз просто придёте сюда, позовёте официанта и закажите бокал Ben Marco Expressivo. Хотя, скорее всего, вас уже запомнили. К вам подойдут. Больше ста долларов не давайте, — на всякий случай предупредил он. — И, пожалуйста, без фотографирования. Вы хоть понимаете, что у вас могли быть, — он запнулся, — серьёзные неприятности?
— Ну да. Меня из одного кабака выпихнули. Взашей. И фотик чуть не сломали, — пожаловалась она.
— Они в своём праве. Ну так вот, если вы будете регулярно проходить курс, то сможете выйти на пенсию относительно здоровой.
— А доживу? — обрадовалась Мила и тут же зажала себе рот. — Ой, простите, просто мне врачи говорили...
— Да уж понятно, что они говорили, — вздохнул Ленский. — До пенсии вы точно протянете. Курс только делайте регулярно.
Подошёл официант и сменил салфетницу. Теперь салфетки были белые.
— Освободилось, — сказал Евгений. — Идёмте скорее, пока не заняли.
— Мне немножко страшно, — призналась Мила уже в комнатке, устраиваясь на кушетке. — Так вы говорили — пять тысяч?
— И счёт. Извините, но я не могу сбивать цены, ребята не поймут, — сказал он то, что все и всегда говорили клиентам. — Ну что, будем с рукой работать или трусики снимете? — Он увидел, как дёрнулась девушка, и успокаивающе сказал: — Просто в паху тоже удобные вены, некоторые предпочитают там, чтобы следов не оставалось, Вы же не хотите ходить с синяком?
— Давайте всё-таки руку, — решила девушка. — Только у меня вены плохие. Врачи ругаются.
— Не бешпокочтесь, я шправлюсь, — сказал Евгений, массируя языком нёбную железу.
Мила внезапно засмеялась.
— А знаете? До меня дошло, почему кровопускание считалось лечебным. Они просто вас косплеили.
Ленский не знал, что такое "косплеили", но спрашивать не стал: приближался ответственный момент.
— Вы помните, что должны потом отдохнуть? Даже если будет очень хотеться бегоать и прыгать. На некоторых кровопотеря и вещества действуют стимулирующе. Так вот, пожалуйста, не нужно, — он наклонился, привычным жестом подымая верхнюю губу. — Руку давайте.
— Жгут надо? Кулачком поработать? — спросила Мила, привычно протягивая тонкую белую руку.
— Ничего не надо, естественному току крови мешать нельзя, — пробормотал Евгений, решая, каким клыком работать. Левый был меньше и лучше входил, но канал у него был существенно уже.
Он немножко пережал вену, настроился на пульс. Вена была тоненькая и к тому же подвижная.
"Всё-таки войду левым", решил он, и через две секунды Мила тихо сказала "ой".
