Пираты острова Крит

*Пираты острова Крит*

<

Пролог

Сегодня ночью Али мучили кошмары. Проснувшись под утро в холодном поту, он пытался вспомнить, что же ему такое приснилось. Для него это было очень важно — ведь, как известно, во снах Аллах посылает видения из будущего. Но почему-то, кроме птицы, улетающей в небо, ничего припомнить не мог. И чем настойчивее эмир Крита пытался вспомнить свои ведения, тем сильнее те затягивались дымкой забвения.

АлиI был шестым эмиром Крита, и как фаната нумерологии, его это очень тяготило. Был бы пятым, или седьмым (лучше, конечно, седьмым) — в исламе число семь имеет особенный смысл.

Согласно исламу имеется семь небес, а попадающие на седьмое небо испытывают высшее блаженство, поэтому число семь — это священное число. И будь он седьмым — несомненно, доля его удачи была несравненно выше. Но даже будучи шестым, до недавних пор его дела вряд ли кто-то мог охарактеризовать как неуспешные. Скорее наоборот! Тридцатитрехлетний (опять шесть) правитель Крита был умен и смел, легок на подъем, скор в решениях, а еще он был отменным воином. Шесть (ШЕСТЬ) лет назад он, как старший сын эмира Юсуфа, занял освободившийся трон. Отец пришел к власти в почтенном возрасте, и правил всего четыре с небольшим года. За это время стотысячная вольница пиратов, контрабандистов и купцов, объединяющих в себе первых двух, хоть и продолжала отстегивать эмиру его долю, но потеряв должный надзор, полностью отбилась от рук. Когда пришел к власти молодой эмир, многие буйные головы решили проверить власть на прочность, вовсе отказавшись платить эмиру. Власть оказалась прочней! Часть буйных голов рассталась с телами на плахе, часть пропала или лишилась жизни в случайной поножовщине. Остальные, лишившись поддержки и друзей — стали никем, и исчезли с политической сцены. Вернулся принцип единоначалия, казна стала регулярно пополняться. Неприятное известие, что императором Византии станет сильный басилевс и фанат флота — Роман — сменились благоприятными. Роман свергнут и бежал, к власти возвратилась регентша, а самое главное — новый флот империи, сошедший с Атталийских стапелей — сгорел! Одновременно с этой новостью пришла другая, в устах докладчика выглядевшая курьезной. Раджа — один из наиболее удачливых молодых капитанов Крита — атаковал караван франкских купцов. Уничтожив боевой дромон сопровождения, легко взял добычу. И тут вдруг к охотнику подошла новая, как он думал, удача, состоявшая из двух призов. Одна явно шебека, только с непомерно длинными мачтами, вторая с узким длинным корпусом, а паруса и вовсе невиданной конструкции. Длительная погоня вот-вот должна была принести новый приз, но добыча вдруг легко ушла в отрыв, и что характерно — с такой же невероятной скоростью развернулась и пошла обратно, практически против ветра. Призовые франкские суда были атакованы вернувшимися 'купцами' сходу, и в одно касание выбросили абордажные команды. Доспешные войны в мгновение ока порубили тех, кто встретил их с оружием, остальных просто выкинули за борт. Единицы добравшиеся до берега утверждали, что нашим абордажникам до боевитости, выучки и оснащенности чужаков как до неба. Али воспринял сообщение тоже весело — уж о преувеличениях моряков он знал не понаслышке, и предпочитал все, что не связано с захватом добычи, где имелась его часть, делить как минимум на два. Но событие запомнилось, и неприятный звоночек в голове прозвучал. Спустя полтора месяца посол из Кордовы в приватной беседе посетовал, что пара его галер, имея на борту почти шестьсот воинов, возвращаясь из Магриба атаковала двух купцов непонятной принадлежности. И когда измученные долгой погоней моряки наконец высадили абордажные команды, на купцах их ждал неприятный сюрприз. Абордажников встретили не ползающие на брюхе перепуганные матросы, а строй одетых в непробиваемую сталь опытных воинов, который перемалывал в мясо наступавших, едва они достигали зоны поражения. Одновременно открыли огонь вражеские лучники, и какие-то мощные катапульты, метавшие множество свинцовых шариков, калечивших и убивающих тех абордажников, что застряли в 'пробке', и всех остальных, находящихся на борту галер. Быстро уничтожив чужаков на своей палубе, 'купцы' пошли в контратаку и легко взяли атаковавшие их суда. Это удалось узнать у случайно выкупленных на Сицилийском рабском рынке членов экипажа. Чужие неудачи — даже друзей, ну почти друзей — в радость. Али, хотел было изобразить на лице скорбь и негодование, как почти забытый звоночек вновь дал о себе знать. Пара наводящих вопросов — и оказалось, что купцы те же самые, что перехватили добычу Раджи.

Экстренный совет капитанов, возглавляемый эмиром, постановил объявить охоту на непонятных конкурентов, и в случае встречи ни в коем случае не пытаться захватить вражеские суда — что может плохо кончиться (полный стальной доспех, лучники, непонятные баллисты) — а сразу таранить и топить. Вознаграждение за потопленных конкурентов потрясало воображение, и следующие пару месяцев охотники бороздили просторы торговых путей средиземки, высматривая подходящие под описания суда. Сначала результаты были отрицательными (то есть не было результатов) затем результаты стали еще больше отрицательными — регулярно из рейдов перестали возвращаться охотники. Притом пропадали как одиночки, так и почти флотилии, состоящие аж из четырех галер. Пропажи можно было списать на все что угодно, но Али понимал, что таких массовых случайностей не бывает, и отозвал охотников до получения более полных сведений о противниках.

Сведения о противниках были сногсшибательными — десяток судов, среди которых были галеры, ранее принадлежавшие береговому братству, атаковали Тарабулусу (Триполи). Ранним утром к нескольким причалам порта подошли четыре крупных купеческих судна. Двинувшая навстречу таможенная служба была сметена хлынувшим с купцов многотысячным десантом. Не прошло и полчаса с момента вторжения, как пять десятков купеческих и военных судов, стоявших у причалов, были захвачены, а их команды нейтрализованы. Еще час спустя все предместье Тарабулуса со стороны моря было оккупировано непонятными захватчиками, чьи суда продолжали прибывать из предрассветной дымки, и еще толком не отшвартовавшись, выбрасывали все новые порции десанта, которые ни на что не отвлекаясь, сразу ускоренным маршем двинули к стенам города. Что странно, штурмовых лестниц при них было мало, не более пяти десятков, а из всей осадной техники присутствовали только стрелометы. Да и воинов, несущих фашины (связка прутьев, пучок хвороста, для заполнения рвов), было немного — в самый раз для заполнения давно не чищеных рвов, почти полностью заполненных всяким мусором. В сотне метров от стены затормозили воины, вооруженные ростовыми щитами, за ними выстроились, натянув луки, лучники. Но прикрывать своих штурмовиков было практически не от кого. Когда штурмовики уже взбегали на стены, мало кто из горожан успел добежать до своего арсенала, и начал получать оружие и снаряжение. Город пал! Разграбление продолжалось семь суток (CЕМЬ)!

К жителям города захватчики отнеслись лояльно — грабили, конечно всех имущих, не без этого. Но убивали только тех, кто оказывал вооруженное сопротивление. Чтоб этого сопротивления было поменьше, специальные глашатые оповещали народ — что это всего лишь грабеж, насиловать, брать в рабы, убивать и жечь жилища никто не собирается. И что если вдруг такое случится, то любой может напрямую обратится к одной из трех komisarsh, что командовали трофейными бригадами и комендантскими отрядами в войсках вторжения. Тут наконец-то и было раскрыто инкогнито конкурентов — комисаршами оказались, беглая принцесса амазонок имошаг, принцесса воинственного народа, что жил на краю земли, аж за Фракией, — Ингрид, и Графиня Ариентойская — Делия. Те самые, что освободили регентшу Византии. Все они оказались наложницами якобы купца, а на самом деле колдуна, или даже самого шайтана. А еще многие утверждали, что воин в черных как уголь доспехах, с красным плюмажем на шлеме, первым влетевший на стену города — это он и есть. Добыча, доставшаяся конкурентам, была потрясающей! Только на то, чтобы вывезти самое ценное, пришлось задействовать все свои и конфискованные суда, и не один раз. По разным данным, чтобы вывезти всю добычу, пришлось использовать от двухсот до четырехсот судов. И это при том, что рабов не брали! То есть получается, Александр, Синдбад или как его еще там — взял хабара больше, чем Лев Триполийский шестнадцать лет назад, при взятии Фессалоник.

Это известие вызвало у Али целую гамму чувств! Первое, безусловно, было радостным! Наконец-то этому выскочке Убайдаллаху, объявившему себя после изгнания последнего из Аглабидов халифом Фатамидского халифата, достался хороший щелчок по задранному носу. А то видали — мало ему Магриба, направил своего сына Аль-Каима отнять у Аббасидов Египет, и еще хватило наглости заявить, что Фатимиды будут в ближайшее время сильнейшей морской державой. А это уже прямая угроза Криту. Второе чувство, что его посетило — была зависть! Ведь так не должно быть, чтоб еще год назад, никому не известный купец, становится центром внимания, и любой его шаг ведет к эпическим победам и сказочным обогащениям. Ну и конечно, чувство опасения тоже присутствовало. Эмир сразу приказал вычистить от мусора крепостные рвы, которые вкупе с пятнадцатиметровыми стенами, были поистине неприступны. Недаром Хандак на арабском означает 'ров'. Этими полумерами Али не ограничился, и приказал подчистую снести все строения между побережья и городскими стенами, и сжечь или утопить в море весь строительный мусор, которым захватчики могли заполнить рвы. Стены и башни обзавелись дополнительными баллистами и катапультами. Чтоб не потерять лицо и не прослыть паникером и трусом, все эти приготовления были объявлены мерами предосторожности, против экспансии Фатамидов. Результатами своей работы эмир остался доволен, и ложные страхи понемногу развеялись. Но временами, как сегодня, подступала безотчетная тревога, сжимавшая грудь, рационального объяснения которой не было, и тогда Али обращался к цифрам. Только напрасно сейчас он это сделал, потому, как сразу вспомнил, что уже вступил в силу — ШЕСТОЙ день Джумада аль-ахира — ШЕСТОГО месяца! Готовые вырвется проклятия оборвал шум у двери его опочивальни. Когда двери распахнулись, Али уже стоял напротив входа — не одетый, но обе руки были вооружены саблями из доброго дамаска, на лице ничего общего с испугом, скорее злость и азарт. Только на этот раз тревога была ложной. Перед ним сразу склонил колено начальник его охраны — Рашид.

— Вали (покровитель)! Прости недостойного, но ты сам приказал немедленно докладывать о всех непонятных и странных событиях, произошедших вблизи крепости. — при этих словах главный телохранитель опустил взгляд, и продолжил, — К цепи, перегораживающей бухту, подошли две галеры, встали вдоль ее, и почти сразу затонули, перекрыв выход из бухты.

— А где были охрана, дозорные, смотрители...?

— Все на местах, и все мертвы.

— Немедленно поднимай гарнизон, все мосты через рвы обильно полить маслом. Подъемные механизмы ворот вывести из строя...

Ну вот, наконец-то неизбежное свершилось! То, что в ближайшее время объявится проклятый колдун, Али не сомневался, и даже не боялся, а скорей жаждал этого. Наконец-то появилась возможность встретиться со своим страхом лицом к лицу. Эмир не спеша облачился в доспех, в сопровождении сотни охраны объехал районы города, куда могли долететь зажигательные снаряды вражеских катапульт. Отдал последние распоряжения пожарным командам и поднялся на стену. Как раз вовремя. Четыре необычных, грациозных судна, от которых просто разило опасностью, в сопровождении десятка галер, встали на якоря в трех десятках метров от берега. От самого большего корабля отделилась необычная шлюпка — больше похожая на черное бревно, и сама, без помощи весел, поплыла к берегу. На носу шлюпки стоял только один воин, в черных как ночь доспехах. Гребень его шлема украшал красный как кровь плюмаж, в руке колдун — а это был, безусловно, он — держал копье, древко которого венчал белый флаг. Парламентер легко спрыгнул на берег, и уверенной походкой направился к тому участку стены, где находился в этот момент эмир. В десяти шагах ото рва он остановился, воткнул копье в землю, и с ухмылкой взглянул, как показалось Али, прямо ему в глаза. Несмотря на частично закрывающий лицо шлем, было сразу видно, что Александр совсем молодой парень — как минимум, на десять лет моложе эмира. А ведь поговаривали, что ему больше тысячи лет!

— Али, я пришел сказать, что твоя власть над островом подошла к концу. — пришелец говорил на чистом арабском, и его голос звучал более чем уверенно, — Собирай свои пожитки, и отправляйся на все четыре стороны. Даю слово — тебе и твоим людям в течении трех дней препятствовать не буду.

— Я слышал, что ты наглец. — со смешком ответил эмир, — Но ты просто безумец! Чтобы взять приступом Хандак, нужен настоящий лев с войском втрое больше твоего, и не один месяц осады. Ты слишком мелкая рыбешка, купец, чтобы претендовать на Крит.

— Любой ребенок знает, — смешком ответил переговорщик, — что мелкая рыбешка зубастей, чем большой таракан!

Али, как и его отец, носил роскошные длинные усы, которыми он гордился, и в отличие от черных как смоль волос на голове, они были бурого цвета. Так что намек, который взбесил главнокомандующего, понял каждый.

— Тебе в любом случае предстоит покинуть остров, законный хозяин здесь только я. — продолжил колдун уже серьезно, — Императрица Византии даровала мне эти земли...

— А Мегриб, Кордову, Фракию, Индию она тебе не даровала?! Если нет, то я тебе могу их подарить — иди, забирай! — ехидно ответил эмир, и с нарастающей злостью в голосе добавил, — С каких это пор византийская сучка может распоряжаться землями, принадлежащими другим?!

— А с каких пор вор и грабитель, тайком забравшийся в дом, становятся владельцем этого дома?! Кого ты хочешь обмануть, Али?! Твой безродный предок, Умар Абу-Хафс, как бунтовщик под страхом распятия бежал из Кордовы, его пригрела Александрия, где он через три года снова устроил бунт, но опять получив пинка и спасая свою шкуру, тайком высадился на Крите. Дважды испачкав от страха штаны, он начал строить на чужой земле неприступную крепость, а затем три его потомка продолжали его дело. Сорок пять лет твой род сидел тихо как мышь под веником, и лишь убедившись, что никому до них нет дела, осмелели и вновь занялись разбоем. Эти земли всегда принадлежали Византии, и твои предки, воздвигая неприступную твердыню, всегда помнили об этом.

Такого оскорбления Али стерпеть не смог — точнее, яркая вспышка ярости затмила его разум, и побудила к действиям. Мгновение — и его верный лук, со взведенной стрелой, в руках. Еще мгновение — и стрела отправлена точно в цель. Но случилось непредвиденное! Не долетев пару пядей до глаза колдуна, она оказалось в его руке. В то же самое мгновение с четырех ведущих кораблей захватчиков стартовали восемь стрел переростков, видимо из стрелометов, но полетели не в сторону крепости, а вдоль побережья, оставляя за собой дымные хвосты. Их целью был ничем непримечательный холм. Али зачарованно смотрел, как с громкими хлопками, озаряя все вокруг яркими вспышками, стрелы подожгли траву и кустарник, а затем, извергая клубы черного дыма, загорелась сама земля, и даже камни. Не надо было обладать, особым глазомером, чтоб понять, что эти адские стрелы легко достигнут не только окраины, но и центр города. И тогда все поглотит огонь.