Рывок в неизвестность

Пролог.

На деревню опускались сумерки, характерные блики на экране — прощание заходящего солнца, чьи последние лучи захватил в свой равнодушный плен объектив камеры.

Вместе с заходящим солнцем, заканчивают свою работу и люди. Худые, черные лица озаряются белозубыми улыбками, всюду слышится веселый смех. Да и к чему унывать? Работа закончена, начинается праздник. Со всех концов, в центр деревни стаскивают дрова и начинают разжигать костер, подбрасывая топливо до тех пор, пока языки пламени не достигают высоты в половину человеческого роста. Эти люди умеют быть благодарными. Они провожают солнце и будут рады его возвращению.

Камера равнодушно фиксирует появление все новых людей. Они очень разные — одни одеты лишь в штаны или вовсе набедренные повязки, другие щеголяют разномастной полувоенной формой, а также оружием, которое стараются держать под рукой. Объединяет их всех радость и желание принять участие в грядущем веселье, которое начинается с завываний местного шамана:

"Ун-на Ахте-ре-цом!" — кричит раскрашенный ритуальными узорами старик.

"Ун-на Ахте-ре-цом!" — вторит ему толпа.

"Ун-на Ахте-ре-цом!"— мягко запевают молодые девы, с ритуальной раскраской вместо одежды, и вступают в круг, где начинают танец. Под нарастающий бой барабанов в круг вступают молодые охотники племени и, на ходу разбирая партнерш, вступают в танец.

"Ун-на Ахте-ре-цом!" — вопит разгоряченная толпа, в то время как шаман окончательно ушел в мир духов и принялся завывать на высокой ноте.

Кадры быстро меняются. Оператор стремится охватить происходящее целиком.

Мелькающие в отблесках костра радостные лица, красота узоров на обнаженных телах, простой, но завораживающий ритм барабанов. Первобытная красота, которая неожиданным образом прерывается.

Встревоженные крики с окраины деревни врываются в, созданный людьми, уголок радости и возвращают их в реальность. Оператор растерянно переводит объектив в сторону источника криков, которые вскоре сменяются выстрелами.

Люди перед костром мгновенно преображаются. Те, что в форме, метаются в поисках брошенного на земле оружия, остальные расхватывают палки, самодельные копья и даже пылающие поленья из костра, а затем группируются вокруг, сгрудившихся в стадо, женщин и детей.

"Нуу-а-нни! Нуу-а-нни!" — кричит чернокожий мальчишка лет двенадцати, дергая оператора за рукав. Его лицо попало в кадр лишь мельком, но зато объектив камеры замер на руке с ножом. Оператор знает, что по местным мерками тот уже воин и что он очень напуган. Объектив камеры хаотично мечется по деревне, выхватывая лишь небольшие куски происходящего.

"Нуу-а-нни! Нуу-а-нни!" — продолжает кричать мальчишка, пытаясь оттянуть оператора к остальным, но тот растерян и ничего не понимает.

Внезапно воздух пронзают дикие, нечеловеческие визги. Трудно различимые в темноте тени выскакивают с разных сторон и кидаются к толпе. Вооруженные огнестрельным оружием люди открывают суматошный огонь, не заботясь о сохранности хлипких стен тростниковых бунгало. Мелькают вспышки, гремят автоматные очереди.

Дрожащая, в такт рукам оператора, картинка показывает зрителю весь творящийся хаос.

Внезапно что-то мелькает прямо перед объективом камеры. Следующим кадром зритель видит человека, с отчаянием ухватившегося за палку, заостренный конец которой с силой вошел ему в грудь. Оператор заворожен, открывшейся ему картиной, видом человеческой смерти. Он наблюдает за тем, как жизнь уходит из человеческих глаз. И даже когда это происходит, оператор не в силах отвести объектив в сторону.

Внезапное движение в кадре выводит оператора из оцепенения и все внимание концентрируется на мальчишке, который, подхватив автомат убитого, с воинственным криком, дал очередь куда-то в темноту, а затем побежал в сторону окраины деревни.

Оператор последовал за ним. В кадре практически ничего не видно. Лишь какие-то тени, непонятные силуэта, да вспышки автоматных очередей. Но зато звуков было предостаточно. Крики, стоны, воинственные и жалобные визги смешались в своеобразную симфонию хаоса. Оператор не обращает на это внимания. Удаляясь от места сражения, он направляется к, привлекшему его внимание, источнику света.

Несколько воинов, укрывшись за бунгало, палили по только им известным целям. Еще один полулежал, опиравшись спиной на стенку жилища, другой, в свете фонарика, обрабатывал ему рану на левой ноге. Рядом с ними лежала окровавленная заостренная палка — орудие, нанесшее рану, а также тот, кто ее нанес. Невысокая, чуть выше полутора метров фигура...примата? Да, наверное, примата. Густая шерсть, покрывавшая все тело, синяя морда и крупные клыки были лишь самыми примечательными деталями, которые удалось рассмотреть.

Тем временем, стрельба и крики начали стихать. Один из воинов, отметив интерес оператора, равнодушно произнес, кивая на труп:

-Нуу-а-нни.

Глава 1.

"Вы только представьте — от трех до пяти тысяч переселенцев в год прилетают на нашу планету. Не впечатлены? Я тоже. Но в отличие от вас, дамы и господа я снова и снова спрашиваю себя: "Почему метрополия из года в год отправляет сюда людей, если это экономически неоправданно"? Ответ прост, дамы и господа. История повторяется. Словно в семнадцатом веке, государства метрополии избавляются от неугодных, ссылая их в колонии...Однако, хочу вам напомнить, что именно из колоний, когда-то образовались..."

"Политическое обозрение", выпуск N 217

Лысоватый мужчина лет пятидесяти с небольшим пристально рассматривал своего будущего собеседника, который, в свою очередь, столь же пристально изучал его. Справедливости ради, стоит отметить, что какой-то необходимости в этом не было. Ни тот, ни другой не испытывали друг к другу ни ненависти, ни симпатии, ни каких-либо иных чувств, что, впрочем, лучше всего характеризовало, связывавшие их профессиональные отношения. Причина, побудившая обоих, к изучению собеседника имела, в основе своей, культурный характер, а проще говоря — с определенного момента виртуализация рабочего пространства привела к тому, что в рабочих кабинетах было банально не за что зацепится взглядом и, таким образом, время от времени покидавшие виртуальную реальность, люди невольно тянулись к наиболее "реальной" части окружающего пространства, а именно друг к другу. Конечно, всегда имелась возможность украсить кабинет всевозможными безделушками, статусными предметами и тому подобным, но в данном случае подобное украшательство вступало в конфликт с привычками Готлиба Майера, хозяина кабинета и, по совместительству, начальника Андрей Вортова, который в это время ерзал на стуле и, время от времени, поглядывал на начальственный монитор толщиною с ноготь, пытаясь уловить настрой шефа.

— Неплохо, — сухо прокомментировал Майер. -Графику Энрике делал? Можешь передать ему, что я восхищен.

Андрей с сомнением посмотрел на шефа, в очередной раз не в силах отличить сарказм от искреннего одобрения. Безэмоциональный голос Майера одинаково хорошо скрывал любые чувства.

— Так значит... — начал было Андрей, но был сразу же прерван:

— Нет, — отрезал Готлиб — Ничего это не значит. Программа закрывается, а тебе могу лишь предложить поработать на ниве светской хроники.

— Кажется, я не совсем понимаю, — в одно предложение выразил свое отношение к разговору Вортов.

— Вот! — Майер назидательно поднял палец вверх, что в сочетании с невыразительной, практически отсутствовавшей, мимикой, выглядело абсолютно неестественно, — В этом и заключается твоя главная проблема.

Готолиб снял и положил на стол очки с толстыми, почти сантиметровыми линзами, основной особенностью которых была невероятно сложная структура стекла, позволявшая человеку с идеальным зрением носить данный аксессуар "под двадцатый век" без всяких негативных последствий для глаз.

— Андрей, скажу тебе честно, — глядя подчиненному в глаза, продолжал Готлиб — если бы не Инга, этого разговора бы не было. Она всегда умела веревки из меня вить... Но, что есть, то есть и сейчас вместо того, чтобы по-тихому распрощаться я делаю тебе предложение. Но, как видно, жизненных уроков ты не извлекаешь, а все также упорно продолжаешь... как там было по-русски ... а, танцевать на граблях.

— Позволю себе не согласиться, Готлиб, — хмуро ответил Андрей, — Материал был стоящий. И то, что Эдем подал на нас в суд за один лишь анонс в моем виртуальном блоге тому подтверждение. Это была бомба!

— Которую ты, не раздумывая, швырнул в пруд с дерьмом, обляпав себя и всех окружающих, — Майер заметно повысил голос, в котором, однако, все также нельзя было уловить ни малейшего проблеска эмоций.

Выпускающий редактор провел ладонью по поверхности стола и, пару секунд спустя, в одном из ящиков появился серый пластиковый стаканчик с такого же цвета порошком на дне. Готлиб немедленно потянулся к кулеру с водой, давая тем самым время им обоим. Себе, чтобы немного остыть. Андрею, чтобы осознать — ситуация гораздо хуже, чем ему казалось.

В этот момент ощущение того, что он не вписывается, как-то по-особому дополнило его восприятие и позволило понять то, что Готлиб еще только собирался разъяснить — Андрей уже не был своим. И теперь, когда все начало ставать на свои места, казавшиеся ранее незначительными детали, стали волновать Андрея все сильнее.

Теперь ему уже не казался забавным тот факт, что он сидел в куртке-штормовке перед разодетым по последней моде начальником, ведь каждая мелочь — начиная от легкой небритости и заканчивая запыленными берцами, подчеркивала различия между двумя людьми, причем не столько в стиле, сколько в миропонимании и отношении к жизни.

"Кажется, я ненароком зазвездился", — подумалось Андрею, который молча ждал продолжения, которое вскоре последовало.

— Ты знаешь, в чем заключается твоя работа? — весьма неожиданно спросил Майер, а затем, не давая времени на ответ, продолжил: — Если отбросить словесную шелуху, то тебе платят за то, чтобы ты находил для канала интересные истории, за которые зритель не пожалел бы денег. И с этим у тебя проблем нет. Еще раз. Твоя задача найти историю и донести ее до зрителя, а не вляпаться в нее по уши.

Готлиб замолчал, а затем, глядя Андрею в глаза, едва ли не по слогам произнес:

— Канал. Потерял. Деньги. Фармацевтические компании разорвали все контракты. А еще, неофициально, руководству дали понять, что новых заказов на размещение рекламы нам не видать еще очень и очень долго. Хвала небесам, удалось избежать судебных издержек. Теперь ты осознаешь всю серьезность ситуации?

В ожидании ответа, Майер откинулся на спинку кресла и сделал пару глотков из стаканчика с кофе.

— Я ценю то, что вы для меня сделали Готлиб... — растерянно ответил Андрей, прокручивая в голове полученную информацию. — Мне действительно казалось, что тема с генно-модифицированными наркотиками покажется зрителю...

— Благодари мою дочь, — сухо отозвался Майер. — Кроме того, я верю, что ты еще можешь принести пользу каналу. Разбрасываться ресурсами было бы ... не рационально. Но это мое личное мнение, которое я и озвучил руководству. И хотя мое мнение кое-что значит, директору нужны более убедительные аргументы. Инга сказала мне, что ты готовишь какой-то фантастический материал. Так вот — самое время предъявить его, и я искренне надеюсь, что это не то, что ты мне только что показал. В противном случае, твое увольнение — вопрос решенный.

Андрей, стараясь не ерзать под пристальным взглядом шефа, потянулся к правому карману куртки и, отцепив накладку с самим карманом, достал из другого, скрытого, круглый электронный носитель информации размером с подушечку большого пальца. Затем он изъял из другого внутреннего кармана планшет, в который и поместил носитель.

Спустя пару минут Готлиб Майер просматривал видеоролик и часто-часто моргал.

Именно так выглядела высшая степень изумления в исполнении этого стоически бесстрастного человека.

Два часа спустя Андрей оживленно пересказывал произошедшее своему другу Максиму Раевскому, который, как и он был участником группы "14 марта", ежегодное собрание которой традиционно проходило в баре "Цепь", находившемуся на четвертом уровне Вавилона, самого крупнейшего вольного города планеты, являвшегося, по совместительству, полуофициальной столицей.

— Зета Ковальски? Та самая? — изумленно шептал Максим, стараясь не привлекать внимания главы оргкомитета, выступавшего в это время с возвышения подиума, на котором, в иное время, выступали музыканты.

— Да, она. Майер был в шоке. Он, разумеется, ничего не сказал, но понять было не трудно, — ответил Андрей, не отрывая глаз от стопки текилы. — Конечно, голая знаменитость в душе не бог весть что, но отправитель писал, что это лишь верхушка айсберга. Самое сочное видео он обещал передать при личной встрече за пятьдесят тысяч амеро.

— Поздравляю. Это однозначный успех! — Раевский хлопнул Андрея по плечу и тут же спросил — А могу я...

— Нет, — тут же прервал его Андрей, — Ситуация сложная, Майер сказал никаких утечек на сторону. Ты уж извини, не хочу рисковать.

— Понимаю, — кивнул Максим. И он действительно понимал. Вернее, они понимали друг друга с самого первого дня их знакомства. Более того. Несмотря на полное отсутствие внешнего сходства — худощавый Андрей, с гривой каштановых волос, обрамлявших узкое и почти всегда небритое лицо с глубоко посаженными серо-голубыми глазами и тонким, слегка искривленным, носом и полноватый, смуглый Максим c коротко стриженными темными волосами и вечной лукавой ухмылкой; их манера держать себя на людях давала многим повод задавать вопросы о возможно родстве двух друзей.

Между тем, на подиуме сменялись ораторы, а вместе с ними и речи, призывы, обличения и прочая словесная чепуха, весь смысл которой сводился к приданию смысла политической акции, из-за которой три десятка присутствовавших фактически лишились родины.

Оценив уровень "фонового шума" и опрокинув в себя очередную стопку с алкоголем, Максим спросил:

— Так ты ее трахнул тогда?

Легкие аплодисменты из зала предотвратили возникновение неловкой паузы, а последовавшие за ними притворно восторженные реплики, звон стекла и негромкие тосты позволили Андрею собраться с мыслями и ровным тоном ответить:

— Кого?

Макс заерзал на стуле, пытаясь уместить свое рыхлое тело как можно комфортнее, а затем неожиданно горячо выпалил:

— Ну как кого? Звезду нашу путеводную — Леночку Звенцову! Она то и завела нас всех в жо...

Экспрессивная речь Макса оборвалась так же внезапно, как и началась, и ознаменовалось это событие треском разбитой стопки, которая, выскользнув из пухлой ладони, устремилась куда-то за барную стойку.

— Все нормально? — спросил Андрей.

Раевский молча оправил костюм и, жестом дав понять бармену, что все в порядке, полностью развернулся лицом к другу.

— Не нормально, Андрей. Вообще не нормально. И две трети придурков, набившихся сегодня в "Цепь", прекрасно это осознают. Нас выслали из сектора, и ради чего?