Продолжение к Государь-поневоле 2

1 из 33

9

Уж скоро август, а Демидова всё нет! Не торопится что-то Инженер своему новому начальству показаться. А ведь наказывали Лопухину поспешать в столицу и Никиту обязательно везти. Шлют лишь гонцов к матушке с просьбами позволить им ещё задержаться в Туле. Что они там затеяли? Никто не говорит. Опять мне блокаду информационную устраивают! Майор, змей, вернулся весь такой ободрённый, переполненный энтузиазмом, но ничего существенного о причинах своего настроения не рассказал. Нехотя сообщил, что вытащили Демидова из ямы, да долги его оплатили и от обвинений в умышлении на здоровье государя оградили. Лопухин-то не один приехал, а с дьяком Сыскного приказа. А тот довольно хитро дело повёл к тому, что доносчик, который "слово и дело" кричал, сознался в клевете, да с тем и умер на дыбе. Помог таки нам Федор Юрьевич, показал свою преданность матушке и мне. Его посланец доброго шороху навёл в Тульской избе и теперь те с Демидова разве что пылинки не сдувают. Но всё равно, не стремится Инженер ко двору ехать. Воевода, после общения с ним, да с Майором тоже зелёный свет Инженеру зажёг — конкурентов попридержал, да церковников осадил. Тот видно на радостях и застрял там, да ещё и Строителя при себе оставил.

Кравчий провизитировав московских влиятельных шишек, занялся приказными делами. Зотов мечется между Лыткарино и Богородицким, везде нужен хозяйский догляд. Брюса законопатили в Черкизово — мозги моют. Капитан всецело погрузился в потешные дела, да ещё Голицын его привлек себе помогать. Говорит, что экспедицию за серой готовят. Это ресурс по нынешним временам жутко дефицитный и на Руси целиком импортный, посему пара рудознатцев из Швеции едут в Поволжье за казённый счет и с охраной немалой. Борис же Голицын пытается их дополнительно грузануть поиском селитряных озер и содовых месторождений в низовьях. Они с Зотовым долго спорили и рассматривали различные земельные чертежи. И те, что были в Кремле, и те, что я пытался изобразить по памяти. Капитан иногда подключался — выносил мозг, как это мы подданным потенциального противника стратегические места выдаём. БАГ же на это только ухмылялся — будут стучать поедут золото на Колыме искать. Я с тяжёлым чувством ожидал, что ещё и карты Сибири рисовать придётся. Нашли блин, понимаешь, бесплатный гуглмэп. Как только Майор осознал, что я могу виденные мной в прошлой жизни изображения довольно сносно зарисовывать (подготовительные курсы в НАрхИ таки даром не прошли), так сразу и засадил меня за корректировку карт. Голова от этого болела — ППЦ! А те изверги иновремённые внимания не обращали — думали цену набиваю. Только освободили царя от вечерних занятий с "потешными" — вот и всё послабление.

А с "робятами" Капитан показал себя настоящим зверем. По возвращению из Кремля врубил такую нагрузку, что буквально на второй день пришлось перейти им на казарменное положение. До города ездить сил не оставалось. При этом ничего кроме строевой и физической подготовки молодой потешный подполковник не давал. Одна сплошная "шагистика", марши и кроссы. А мне как официальному зачинателю приходилось ещё довольную рожу делать.

Апраксин заставил царя распорядиться о постройке на пустыре, где Брюс пытался меня ракетами удивить, полосы препятствий по его проекту. Помимо стандартного набора, что я помнил из своей молодости, он добавил ещё пару снарядов связанных с предполагаемой подготовкой к морской службе: качающееся бревно, и "пьяные ванты" — пятиметровая мачта с марсовой площадкой, куда надо было забираться, устроенная на качающейся платформе. Загнать туда знатных недорослей было трудновато. Но самодержавие рулит! Правда, пришлось самому первому испробовать полосу прямо вслед за Апраксиным. Чуть не обмочился наверху, когда Капитан качнул слегка платформу. Но, слава Богу, никто этого снизу не заметил, а я спустился уже с улыбкой и принудил Петра благодарить Капитана за такие придумки.

В общем, через две недели таких занятий, я отбивал серьёзный наезд. К нам явились многие бояре, что отправили своих чад в "потешные робяты". Оказалось, что почти все хотят "избыть" этой напасти, но боятся опалы и гнева. Поэтому стали сами выговаривать, что родовитым людям невместно сим забавам предаваться, как обычным солдатам, хоть и с государем во главе. Собрали в кучу всё — и утреннею гимнастику, на которую выгоняли царскими тумаками, и обязательное обливание, и даже избыточное, по их мнению, мытьё рук. На Капитана такую телегу-челобитную накатили, что в пору на дыбу его тащить и ката для четвертования подыскивать. Каждый его окрик записали и оттрактовали по всем мыслимым в этом веке изветам. На него даже брательник родной наехал. Зело удивлялся Пётр Матвеевич, откуда у Федора такие задумки срамные взялись. Пришлось впрягаться и выставлять царя самодуром, желающим делать это для своей потехи. А постельничий мой вроде и не причём. В результате всех тёрок выбили из государя обещание, что кто из робят похочет, тот может свободно от двора царского уйти, и в опале ему за это не быть. В тот же вечер мы недосчитались на поверке двух десятков недорослей, в основном из знатных боярских родов. Собственно это и ожидали, когда просили дополнительных "потешных". Кстати на следующий день с повинной вернулись все Голицыны. Ну, те, которые из ветви Майора — понятно почему. Борис Алексеевич стесняться не стал и пистона им видно вставил знатного. И брат его, и сыновья разве, что пол хвостами не мели как упрашивали меня вернуть их в казарму. Но самое странное, что вернулся и сын Василь-Васильича Голицына. Это Ж, как говорил один забавный медвежонок, неспроста! Рановато ещё Оберегателю большой печати яйца свои по разным корзинам раскладывать.

Вот и сидел теплым вечером царь на краю плаца и тупо пялился, как дворовые мужики сооружали новые снаряды по краям площадки. И чудилось тех устройствах ему что-то смутно знакомое, но уж совершенно невероятное для этого века.

— Скучаешь, государь? — "Блин, даже не заметил, как подкрался Апраксин".

— Охреневаю, постельничий! Достало всё. И меня, и ребёнка. После твое муштры ничего в голове не остаётся. Хоть бы чему интересному научил, ножики кидать или кониках покататься. Скоро не смогу Петра держать и изображать мазохиста. Кто такой курс расписал ты или Майор?

Федор, услышав такое обращение, мельком глянул по сторонам. Но рядом кроме молчаливого оберегателя никого не было. Потешные развалились на траве у начала полосы препятствий и наслаждались отдыхом. Ни шума, ни шуток с той стороны не слышалось. Денщики тоже не суетились, не тащили квас, не махали полотном над распаренными барами. Все ждали ставший уже традицией вечерний кросс.

— Курс ещё Генерал составлял. Борис только немного адаптировал. Чуть снял нагрузки — всё-таки не солдаты, а школяры. Есть совсем мальцы ещё. Ты, например, государь.

Пётр вроде вскинулся, услышав такое сравнение, но быстро угас, приняв мои уверения, что умаления государева имени в этом нет.

— Ну а зачем? Что толку так дрючить? Ведь последние мозги можно на плацу оставить.

— Не скул... не терзайся, государь. Методика испытана не одним поколением. Вначале тяжко, потом свыкнешься. Зимой, небось, ащо тосковать по плацу будешь. — На мой вопросительный взгляд ответил. — Да, Пётр Алексеевич, этот замес только до сентября. Пускай самые слабые сбегут. Вот посмотри ещё через неделю с десяток уйдёт. Зато на оставшихся сможешь вполне положиться.

— Так просто? — Апраксин ничего не ответил, кивнул. — Ладно, мне чего сегодня опять можно не бегать? Головка уже который день вава. Не боитесь, что от ваших карт двинется государь окончательно — с обоих своих умов съедет.

— Сегодня, может, ты и сам захочешь побегать. Филька, подь сюды!

От задних ворот дворца подбежал подросток с небольшой корзиной.

— Держи, государь! — Апраксин, окинув рогожку, достал футбольный мяч.

— Мяч? Но... как?

Фёдор Матвеевич рассказал как. За неимением каучука мяч сделали из свиного пузыря и обшили кожей. Это, конечно, было очень сильное приближение к моему привычному представлению о качестве футбольного мяча. Но, тем не менее, это был мяч! А значит, будет и футбол! Футбол! Как говорил один мой знакомый дятел* (обозначение иностранных менеджеров в РФ, эквивалент нецензурному долобо-бу) из Альбиона: "Playing football like sex, never bad! Even if you lose, you play!", то есть игра может быть удачной или не очень, но футбол плохим не бывает и ты всегда в игре. Конечно, утверждение во многом спорное, но только по формальным признакам, а не по духу. Стало сразу понятно, что это такое знакомое смастерили мужики — ворота. Даже и сетку не забыли!

А пока Капитан рассказывал, я легонько накатил и носком поднял мяч с земли. Правда, смог набить не больше пяти раз. Тяжеловат мяч, да и ноги не совсем мои, а сапоги чересчур мягки. Пётр выглядывал из подсознания пытаясь понять, чему так обрадовался вселенец. Времени объясняться с ним не было — только чуток приоткрыл память об игре. А сам уже нетерпеливо бросил Капитану:

— Фёдор, встань, не томи! Дай разок ударю.

Тот скинул летний кафтан и, оставшись в одной рубахе, потрусил к ближайшим воротам. Я подвёл мяч на позицию, приноравливаясь. Тоже скинул верхний кафтан прямо на землю. Ещё немного подкатил и метров с десяти пробил. Ворота были вроде как немного меньше стандарта. Не помнил — почувствовал. Попал я ровненько в девятку, а Капитан сумел дотянуться, только не удержал. Мяч, скользнув по его ладоням ударился в перекладину и отскочил в ещё не натянутую как следует сетку. Блааа!!! Как хорошо-то! Вот чего мне здесь для счастья не хватало!

* * *

Радость настолько переполняла меня, что я даже потерял контроль над сознанием носителя. Хорошо, что быстро спохватился. Возможно, ребенок что-то и подсмотрел из моих воспоминаний, только это не как не отразилось на нашем сосуществовании. Я же впервые с момента появления в этом мире полностью отдался нахлынувшему чувству. Пробил ещё пару раз пока смог обуздать эмоции.

Наши с Апраксиным упражнения естественно не остались незамеченными. К "полю" потянулись "робяты" с удивлением высматривая, чему так обрадовался государь. Мужики тоже столпились недалеко за воротами, нахмуренно ожидая, когда им дадут возможность завершить работу.

Капитан подошёл ко мне, неся в руках мяч.

— Нет, без перчаток всё же не постоишь. Даже от подростка прилетает хорошо.

— А почему поле не на траве, Фёдор Матвеевич? — поинтересовался я.

— Так государь, сам оцени качество мяча. Да и ненадолго местная трава будет на поле. Пока так побалуемся.

— А мяч не лопнет? Ещё один есть?

— Мы десяток сделали. Этот самый удачный. Ну что попробуем играть, государь?

— Спрашиваешь! Дай рассказывай "робятам" что и как.

И капитан, подозвав личный состав, объяснил правила игры. Потешные насторожено слушали. Вопросов не было. Кое-как распределили всех по командам. Народу хватило почти на два состава и мне, и Капитану. Апраксин опять повторил краткий инструктаж и развёл игроков на поле. Лишних расставили по кромке. Кинули жребий, и я ввёл мяч в игру.

"Нда-аа. Можно было в одиночку с Капитаном гонять. Как телята за мамкой стадом ходят за мячом!" Я поначалу старался не выбиваться из общей толпы. То же самое делал и Фёдор. Минут с двадцать так топтались гурьбой. Счёт скоро стал 7:1 в пользу царской команды. И это не мудрено, все противники, кроме Апраксина, старательно избегали столкновения с государем, а вратарь вообще чуть ли не пыль перед мячом сметал, когда я бил по воротам. Удовольствие от игры быстро пропало. Сложностей никаких — основной задачей было дойти до ворот и ударить. А ещё и некоторые из игроков стали выделять противников по родовым признакам. Пришлось озвучить повеление быть в игре без чинов и родами не считаться. Второй тайм пошёл чуть лучше. Но вратари и у меня, и у Капитана хлопали ушами. Зато Апраксину удалось почти догнать меня по голам — я дал поиграть ребенку. Появилась первая травма: Лешка Одоевский мимо мяча промахнулся, да в ногу Андрею Голицыну попал. Тот взвыл диким бегемотом. Снова остановка матча. Капитан сам осмотрел травму. По причине того, что сапоги были у нас не такие и тяжёлые, а бил Лёлик слабо, серьёзных последствий не возникло. После этого занятие перешло в стадию "индивидуально-груповой" тренировки. Опять царю пришлось ассистировать, показывая как бить, как пасс отдавать, как вести и как отбирать мяч. А потешные уже разбившись в кучки по 4-5 человек стали пытаться повторить. Через часок, уже на закате еще немного поиграли. Ну, стало чутка получше, но всё-таки я осознал, что ещё понадобится много времени, для обучения местных недорослей великой игре хотя бы на уровне дворовых команд.

* * *

С этого дня каждый вечер, если не было дождя, мы играли в футбол. Свободные от игры робяты тренировались на прилегающем к дворцу лугу. Постепенно новая забава захватывала потешных. Выявились лидеры игры. Ими стали Никита Хрущёв и Петька Ржевский. Оба достаточно рослые на фоне остальных, оба предпочитали роль опорного защитника, при этом, не стесняясь ходить к чужим воротам. Их игра уже как-то напоминала то, что удаётся школьникам 5-6 классов моего времени.

Где-то к концу футбольной недели к полю вышла царица с дочерью. Дворцовая свита Натальи Кирилловны стала совсем малочисленна — лишь три старых боярыни и пара дворянок-приживалок, все больше какие-то непонятные бабки из худых, малоизвестных фамилий. Все они, и благородные, и худородные, дружно не одобрили такого пустого времяпрепровождения, что и не преминули выразить громким нашептыванием государыне. Отметил для себя, что та от них просто отмахнулась. Видно полагала, раз сыну нравилось забава, то и ладно. Царица глядела на топтавшихся на поле потешных растерянно, не находя государя и не проявляя интереса к новой забаве. Наташка же, напротив, следила за игрой очень внимательно, всем видом выдавая знакомство с правилами. Хорошо, если это было заметно только мне и Капитану. А сестра даже пару раз вскрикнула в особо острые моменты, за что и получила осуждение от матушкиной компании. Царевна обиделась, отошла в сторону. Тут я заметил, что она слишком часто подглядывает на разминавшегося у края поля Хруща, и поспешил замениться.

— Аникита, дуй за меня! Притомился. — Отправил я того в игру.

— Как скажешь, Пётр Алексеевич. — Он легко поклонился мне, потом царевне и выбежал на поле.

Я устало подошёл Наташе.

— Поздорову ли, сестрица?

— Поздорову, Петя.

— Что это ты, свет моих очей, на Никитку глаз положила?

Царевна тихонько фыркнула:

— Вот ещё! Мне только десятый годок пошёл. Рановато ещё. Да и на кого? На Никитку? Он же глуп.

— Зато ростом вышел, спаситель твой. С того ли дня, с пожару, приметила?

— Эку нелепицу ты сказываешь, братец. Что ж с того, упала я тогда на него? Постой? Не ревнуешь ли ты часом?

— Ну уж нет, сестрица. Только ты таким взглядом его одарила... — Даже не понял, я это сказал или Пётр. Решил опять отстраниться, давая ребенку волю пообщаться.

— Молчи! Сам посидел бы в тереме! Играешься со своими потешными, а меня позабыл! На реку не зовёшь, нового ничего не рассказываешь! Кругом меня одни старухи. Дочек бояре своих мне вовсе не шлют. Только тетка Евдокия боле по возрасту сродна, да тупа она как пробка — совсем на матушку не походит. Будто и не сестра вовсе! Матушка всё кручинится — по Кремлю скучает. Сидит с приживалками своими сплетничает. И меня никуда не пускает. Вот насилу уговорила её на луг выйти — на игры ваши смотреть.