Автобус гудел, как стартующий самолет, и раскачивался на серпантине, словно лодка. В салоне остро пахло дымом, человеческим потом и почему-то духовыми пирожками. Стоящие в проходе и на задней площадке люди угрюмо и выносливо молчали, вцепившись в поручни и ручки, а сидящие по большей части уставились в широкие окна, делая вид, что не замечают стоящих, что те, вероятно, даже относятся к другому биологическому виду, никакого отношения к ним не имеющему.
Сергей оторвался от телефона и окинул салон бессмысленным взглядом. Сколько осталось? Часа полтора они уже здесь трясутся... или нет? Должно быть, скоро прибытие.
— Минут пятнадцать еще, да? — громко, чтобы перекричать гул автобуса, спросил он. Лека отвернулась от окна, жуя жвачку и выдувая пузыри размером с голову ребенка.
— А? — Она была высокой, загорелой и красивой. Выгоревшие на солнце волосы развевались от набегающего через окно ветерка, словно у модели на дорогом фотосете.
— Скоро подъезжаем? — Сергей воинственно, как топором, потряс рукой с телефоном. — А то в этих горах нормальной геолокации не дождешься.
В ушах стоял шум, и от меняющегося давления казалось, что плывешь где-то под водой. Лека лопнула очередной розовый пузырь.
— Наверно. Ты не суетись, получай удовольствие от поездки — гляди, красотища снаружи! — Она залихватски высунула в окно развевающуюся белыми прядями голову, засвистала по-разбойничьи. На долю Сергея осталось наблюдать ту красотищу, что осталась внутри; она была скупо и небрежно прикрыта майкой и шортами, но оставляла для обзора более чем достаточно упругого, гладкого и выпирающего. — О! Вижу гору! Monte video!
Строго говоря, горы здесь были везде — да и что за горы! Упирающиеся в низкие облака титаны с рублеными краями и расползающимися в стороны опасными отрогами; приземистые сопки, курящиеся только что прошедшими и еще грядущими извержениями, нехотя пропускающими по бокам полосы утреннего тумана; невероятные вертикальные скалы, словно исполинские кромлехи, протыкающие воздух на добрые сотни метров — между соседними виднелись тонкие лесенки-паутинки для любопытных туристов...
Сергей удовлетворенно вздохнул и спрятал телефон. Прыжки с давлением прекратились, автобус замедлял ход, выезжая на плоскогорье.
— Ну, с этим разобрались, — пробормотал он, подхватывая рюкзак. Критически подвигал плечами — не оторвалось ли что, не гремит ли внутри. Но пока все было путем. — Посмотрим, как дальше пойдет.
— А мы разве не за этим сюда едем? — обернулась Лека, вставая. На глазах у нее уже были глухие поляризационные очки, и глубинное выражение терялось, оставляя только звонкие слова. — Не чтобы разобраться в себе?
Сергей поморщился: в ухе снова стрельнуло. В разноголосый гомон выходящих туристов, гул подъезжающих автобусов снаружи вплетался какой-то непонятный то ли вой, то ли стон. Негромкий, но различимый, особенно если вслушиваться. Нервное, что ли? Ничего, за время отпуска должен пройти. Развеяться.
Опустив голову, чтобы не скрести чубом по крыше со своими два десять и следуя за стройными Лекиными ногами в драных розовых кедах, он торопливо выбрался наружу и задохнулся. Воздух, которому полагалось быть свежим и студеным — с гор он сюда добирается или как вообще? — оказался на удивление теплым, насыщенным ароматом трав и нагретой земли. Это было словно он пил очень горячий чай, постепенно наполняясь осознанным приятным жаром и превращаясь в беспричинно улыбающийся воздушный шар, работающий на красоте снаружи и потаенной внутренней радости. Идиллия.
— А-ах, — выдохнул он, озираясь, как дикий человек, только что попавший в самый центр Таймс-сквер, только тут все было наоборот. Лека закинула голову, не обращая внимания на пейзаж, сине-белый, и зеленый, и желто-красный из-за цветов, небывалый и восхитительный, и изучала солнце.
— Я знаю, — донеслось до него. — Один раз увидишь, и дальше будешь приезжать только сюда, верно?
— Если только с тобой, — сказал он. Губы шевелились сами по себе. А внутри было только восторженное расслабленное нечто. — Только с тобой. А иначе — никогда больше.
Лека рассмеялась, на солнце блеснули белые зубы, волосы метнулись из стороны в сторону, словно пытались сбежать.
— Дурачок ты... Не надо давать такие обещания. Они могут закончиться непонятно чем. Или не закончиться вовсе.
Сергей с усилием оторвал взгляд от подернутого синеватой дымкой зубчатого горизонта. В этом было что-то знакомое, словно стертое воспоминание из забытого сна. Лека нетерпеливо дернула его за руку.
— Да пошли уже!
Он снова захлебнулся в ее синих глазах, мелькнувших за доспешными зеркальными очками, всхлипнул что-то неразборчиво и затопал к толпе туристов, сгрудившегося вокруг коротенького седоватого человека в спортивном костюме.
— Дорогие друзья! — надрывался человек. Из спортивного кармана на груди у него высовывались очки, ручка и пинцет. — Мы рады приветствовать такое количество человек, не чуждых спорту, и разделяющих нашу любовь к горам! Особенно таким! Как сказал поэт, лучше гор могут быть только...
Банальности скрылись за шумом подъезжающего микроавтобуса. Слишком быстро и близко подъезжающего, понял Сергей, неуклюже разворачиваясь. Машина затормозила в паре метров от толпы, за ней другая, из-за взвизгнувших сдвижных дверей посыпались вооруженные люди. Банданы, черные очки, бороды и дурацкая старая "горка" — да, это не спецназ, сообразил он, это гораздо хуже.
Голова работала плохо, отсеивала помехи через пень-колоду. Помимо ощущения холодящего ужаса и чертовой беспомощности, все вокруг было как в тумане. Только вой в голове не утихал, продолжаясь и тянясь на одной ноте, бесконечно восходящей и оттого тревожной. Он вспомнил; это называлось глиссандо Шепарда-Рисе.
— Стоять-бояться! — крикнул, подходя ближе и топоча высокими ботинками, один из боевиков, — а кто, спрашивается, это еще мог быть? — С места не трогаться, в одну кучу собраться! Кто побежит, пулю в спину!
— Э... Уважаемые... — попробовал выступить дедушка в спортивном костюме. Голова у него тряслась, как у эпилептика.
— Заткни пасть, баран, — оборвал его боевик. — А то не посмотрю на почтенный возраст и обижу тебя... невыносимо.
Его парни согнали растерянных и перепуганных туристов в плотную толпу — словно... ну да, отару баранов. Сергей пока ничего не предпринимал; в его ладони было крепко зажато узкое запястье Леки. Еще был шанс, что все обойдется; был шанс, что баранов планируют стричь, а не резать.
Выл ветер.
— Скидывайте свои вещи в сторону, — скомандовал главный, прохаживаясь мимо теснящихся туристов. — Рюкзаки, сумки, фотокамеры, заначки свои... Все ценное.
Кто-то рядом облегченно выдохнул, зашуршав ремнями и клапанами. Толпа заволновалась, раскачиваясь на одном месте, словно вода в бассейне. На землю полетела разноцветная китайская дребедень, главный шагал мимо, пиная ногами и переворачивая наиболее интересные штуки. Сергей не двинулся с места, просто скинул лямку с одного плеча.
— Сереж... — Лекин шепот ввинтился в ухо, в нем был страх и отчаяние. — Почему ты...
— Тихо, — сказал он. Зрение еще больше затуманилось, он словно плыл через грязную, заросшую ряской воду, где-то в середине августа. — Еще чуть-чуть...
— Все побрились? — гаркнул главарь. Сергей с опозданием отметил, что выговор у него был чистый, но слова мужчина сочетал странно, непривычно. — Так. Теперь верхнюю одежду! Только мужчины, женщины могут оставаться как есть!
Это был конец. Требование снять одежду означало одно — в живых их оставлять никто не собирался, а заляпанные кровью дырявые куртки не представляли для террористов интереса. Только мужская — потому что женщин среди боевиков не было. Пора!
Сергей убрал руку с тонкой Лекиной талии, сделал вид, что копается в застежках куртки. Шепнул "за мной", схватился мокрой от пота рукой за пистолетную рукоятку на поясе. Поиграл плечами, раскачиваясь, будто метатель молота перед броском — и изо всех сил запустил в воздух свой рюкзак.
Ближайший к нему боевик не успел среагировать — не так-то просто понять, когда из покорной, казалось бы, толпы летит на тебя полутораметровая боксерская груша. Он принял удар на скрещенные поверх автомата руки, рявкнул что-то нечленораздельное, отразил импульс. Рюкзак свалился на землю, бандит упал на одно колено, но быстро восстановил равновесие. Но ствол его автомата смотрел теперь в землю, а это Сергею и нужно было.
Пистолет кашлянул два раза, толпа распалась из скованного страхом монолита на множество паникующих нулей и единичек, а боевик медленно заваливался рядом со злосчастным рюкзаком на землю, задирая окровавленную голову к небу, будто тонул. Сергей рванул с Лекой к обрыву: в отличие от бандитов, у него было пару минут, чтобы оглядеться, и веревочная лестница вниз пришлась сейчас очень кстати. Он прыгнул вперед, переворачиваясь в воздухе, толстые узлы, рассчитанные на пингвинов-туристов, упали ему в руки и впились в незащищенные перчатками ладони. Мир съежился в залитую смазанными красками трубу, выход из которой стоил минимум десять рублей.
Сзади по толпе ударили автоматы; воздух качнул многоголосый вопль. В груди все рухнуло: Лека? Но она была уже на лесенке вместе с ним, спускалась все ниже, ловко перебирая руками и ловя своими смешными кедами дрожащие, как в лихорадке, веревочные ступеньки.
Сергей покрутил головой, оценивая ситуацию: картинка поспешно улучшилась, приобретя резкость и контраст. Вот он, спуск на эти чертовы дольмены и менгиры — лестница-паутинка, виденная из автобуса... ну хорошо, а дальше куда, на соседний, который пониже? Почему бы и нет, переходы везде узкие, можно будет сдерживать уродов еще какое-то время, а расстояние тем временем будет увеличиваться. Нет сомнений, там, где надо, уже нажата тревожная кнопка, и служивые изо всех сил торопятся на место стрельбы. Им с Лекой нужно продержаться не так уж долго.
— Сейчас нужно будет рвануть еще раз! — хрипло крикнул он, приземлившись на каменный пятачок низкого дольмена. — По лесенке дальше! Она качается, но есть перильца! Как у тебя с дыханием?
— С дыханием... — рядом мягко спрыгнула Лека, и он против воли залюбовался — она выглядела как фигуристка, выполнившая особенно сложную фигуру на льду. Светлые волосы разметались по плечам, очки она где-то уже потеряла... да и черт с ними, зато так видны глаза, ее чудесные глаза цвета моря там, где оно начинает уходить на глубину. — С дыханием хорошо, Сереж, ты же меня знаешь. Другое дело — пробежка над пропастью без страховки, да еще и под пулями. Я не совсем рассчитывала на это.
— Ну, пуль, положим, еще нет... — он осекся, над вершиной обрыва мелькнула черная голова, и он черкнул по ней выстрелом. Попал или нет — черт знает. — Ага, вот и пули.
Он сделал быструю гипервентиляцию.
— Ты первая, Лека, — выдохнул напряженно, глядя на обрыв поверх целика и шаря свободной рукой по карманам. — Где же он был-то... ага, вот.
За спиной прозвучали быстрые шаги — так топают резиновые подошвы кед по деревянным планочкам настила.
— Сереж, тут совсем узенько! — ее голос был резким и отрывистым. Еще не паника, но близко к ней.
С обрыва гавкнули злой очередью, но высовываться не стали. Сергей дернул по настилу; за его спиной пули выбивали чечетку по скале, во все стороны летели острые осколки камней. На той стороне все оказалось кучеряво, вокруг менгира шел только узкий карниз; явно для туристов должны были натягивать промежуточные страховки, но не в этот раз. Лека стояла, прижавшись спиной к камню, на мраморно-бледном лице не было ни кровинки.
— Сережа... я отсюда не сдвинусь. Мне страшно...
— Лека не дури, — оборвал он ее, — отсюда до уродов метров пятьдесят, ребенок камнем докинет. Нам нужно...
— Я никуда не пойду! — ее начало прорывать, в голосе резанули истерические нотки. Сергей чертыхнулся про себя: слух снова подвел, в ушах принялись виться гнезда, полные заунывного птичьего воя; зрение потеряло четкость; в мозг словно набили мягкой ваты.
— Хорошо, — поднял он примирительно руки, но жест получился так себе, потому что в одной был зажат пистолет с глушителем. Впрочем, была и хорошая новость: на дольмене оказался второй этаж, такой же карниз, только пятью метрами выше, куда можно было добраться по свисающему канату. — Хорошо, Лека. Смотри, сейчас я...
Со стороны боевиков пальнули одиночным; тренированное ухо опознало крупнокалиберную снайперку. А вот стрелок явно дуралей; куда стрелять, если не видишь цели?
— Сейчас я залезу повыше и там притаюсь. Они не ожидают меня на этой высоте, на пистолете глушак — видишь? — так что я сниму их, как цыплят. А после мы спокойно посидим здесь и дождемся помощи. Такой план. Хорошо? Не боишься больше?
— Тех, с автоматами — нет, — помотала она головой. — Высоты все еще да. Наверное, я теперь всегда буду ее бояться.
Сердце щемило все сильнее, периферийное зрение разваливалось на куски, но Сергей перестал обращать на это внимание. Он вцепился в мотающийся на ветру, будто коровий хвост, трос и вскарабкался наверх. Здесь ветер был еще сильнее, что вносило неизбежные поправки в стрельбу, но не слишком значительные — расстояние-то было почти нулевым.
— Ну-ка, ребятки, — пробормотал он, притаившись за камнем и медленно выцеливая первого кандидата на выбывание. — Скажите привет папе Сереже...
Выстрел. Опасливо прислушивавшийся к одному ему слышной мелодии бандит откинулся назад, из головы вылетело и рассеялось красное облачко. Выстрел. Дурак-снайпер повторил судьбу невезучего собрата. Жаль, магазин всего один остался. Не подумал, что придется вести прицельную стрельбу на отдыхе, наивный.
Тишина с той стороны. Одиночные злые окрики. Что еще? Он взглянул вниз — до земли было метров двести, речушка в низине казалась блестящим обрывком парашютного шелка. Дыхание снова перехватило, но Сергей уже привык к этим фокусам. Что там придумали чертовы уроды?
Дьявол.
Уроды не теряли времени даром. Они оставили надежду достать свои жертвы стрелковым оружием. Они доставили на край противотанковый гранатомет и сейчас снаряжали в него выстрел. Сергей чертыхнулся еще раз. Термобарической гранатой можно весь дольмен снести чуть не под основание. Времени у него с Лекой оставалось такими темпами — секунд тридцать.
Он птицей слетел на нижний этаж.
— Нужно бежать! — Лека уставилась не него ясными синими глазами.
— Я не могу. Я же сказала, — как будто это могло что-то объяснить. Должно было что-то объяснить.
— У них гранатомет, останемся здесь — кранты!
Она покачала головой.
— Я не могу. Давай ты.
— Нет! — его охватила злость. Он спасет ее, хочет она того или нет. — Вниз сброшена еще одна веревка. Обхвати меня за шею. Это будет как в тренировочном лагере. Пара пустяков!
Он присел на корточки, и девушка доверчиво обняла его. От нее пахло солнцем и камнем. Как тогда, господи, как тогда...
Он схватился за веревку, оттолкнулся ногами, и...
Граната покинула ствол с резким шипящим звуком, похожим на тот, что бывает, когда срабатывает пиропатрон катапульты. Выстрел ударил в среднюю часть дольмена, раскрошив его, выбив в твердой породе длинные трещины. Скала покачнулась, ее вершина наклонилась, словно падающая башня.
"Не бойся" — прозвучало в ушах. — "Я с тобой, не бойся". Веревка вилась у них над головами, словно ковбойское лассо. Дольмен разрушался, валясь вслед за ними, только медленнее, будто в киношном режиме "сло-мо". Над головой вспухло небо — огромное синее, невыразимо красивое. Как ее глаза.
"Я с тобой".
Они падали. Они оба падали. И нечего было бояться.
Как бывало и раньше, в последний перед ударом момент окружающее свернулось в темный тоннель и принялось распадаться на части. Сергей помнил об этом, но ему было все равно: только бы она не оставила его, только бы подольше удержать в своих заскорузлых ладонях ее тонкие загорелые пальцы...
* * *
Он стащил с головы мемо-шлем — доктор Хуэй уже сидел за столом, маленький, смешной и строгий. Из нагрудного кармана халата торчал карандаш и пинцет.
— Нормальный получился фильм, разве нет? — сказал Сергей. Руки уже не ходили ходуном, как прошлые разы, но стальные нервы здесь были определенно ни при чем.
— Безусловно, — вежливо сказал врач, закуривая. — И благодарю вас за неожиданное камео. Мне было приятно увидеть, как вы рассматриваете мою роль во всем этом. Возможно, позже, после окончания следствия, я скопирую этот фильм себе. Он определенно достоин пересмотра.
— И когда же это будет? — ленивым тоном спросил Сергей. Синий дым уплывал к потолку, медленно рассеиваясь. Вот уж у кого не было проблем с высотой. — Я имею в виду окончание следствия.
— Не так уж долго теперь, как мне кажется. Запись весьма ровная, ваши чувства и мотивации видны на ней очень четко. Пускай даже сюжетная составляющая не имеет ничего общего с тем, что случилось в реальности.
Он поднялся из-за стола и подошел к Сергею. Тот продолжал сидеть; зажимы на ручках кресла держали крепко.
— Не питайте иллюзий, Сергей, — он говорил четко, но тянул гласные, словно жвачку. "Иллю-у-узий". — Вы пилотировали частный рейс, где в числе пассажиров была и ваша жена. Из-за неисправности рулей высоты и плохих погодных условий машина начала пикировать. У жены начался приступ акрофобии — боязни высоты, вы увели ее в кабину, усадили в кресло второго пилота, после чего вдвоем выполнили катапультирование. Что строжайше запрещено при выполнении пассажирских полетов. Тем самым вы обрекли на смерть семнадцать человек, когда самолет все-таки упал. Это не сюжет для мемо-фильма с условными кавказскими боевиками, а уголовное преступление.
— Вы ничего не поняли, — сказал Сергей. Сигарета у доктора Хуэя дотлела до фильтра, но тому, похоже было все равно. Безразличие во всем. — Я показываю это вам уже в какой — шестой? — раз, а вы все не поймете. Главный герой всей этой истории — не я и не отказавшие элевоны, а Лека. Только она, и всегда она. Ради того, чтобы она осталась в живых, я готов был на все. И пошел на все. Если бы только это помогло...
— Привязная подвесная система второго катапультного кресла не сработала по невыясненной пока причине, — сообщил доктор. — Изготовителю направлен официальный запрос.
— Да, это, наверное, важно.
— Не иронизируйте. Будь на месте вашей жены пилот...
— Но его не было. Знаете, доктор, это страшно. Повиснуть на стропах где-то в темной грозовой вышине, когда вокруг блещут молнии и мимо прокатывается натуральный ад — и видеть, как вниз, во всю эту перечеркнутую дождищем тьму камнем рушится черный дымящийся гроб. Чертово несработавшее кресло. И Лека, пристёгнутая к нему, закинув голову, и глядящая на меня снизу в отчаянии и муке... Знаете, что она крикнула мне?
— Не знаю и знать не хочу.
— Что ж, ладно. Но вот что я скажу, доктор: когда вынесут приговор, постарайтесь замолвить за меня словечко. Скажите, что я настаиваю на электрическом стуле. Смертельная инъекция все же не для меня, у жертв часто бывают галлюцинации, и я знаю, чего они будут касаться в моем случае. Шесть из шести последних мемо-сеансов убедили меня в этом. Кроме того...
Он поерзал в кресле и опасливо поглядел под ноги.
— В последнее время я стал ужасно бояться высоты.
