Как бы розовые типа очки

Как бы розовые типа очки

Розов, Меганезийский цикл

'Не бойтесь, братва, ни тюрьмы, ни сумы
Ни шторма, ни мора, ни глада

А бойтесь того одного мудака

Кто скажет: я знаю, как надо!'

(c)

Некогда в университетах Европы учили семь основных наук. Первые три назывались тривиум, их умели освоить почти все. Само слово 'тривиальный' в значении: 'простой, обыкновенный, не требующий сверхусилий', произошло именно от слова 'тривиум'. Далее следовал квадриум наук посложнее. Какие науки куда входили, легко сейчас найти в гугле. Следуя проверенному временем обычаю, я составил собственный курс — как положено в духе меча и магии, составил из размышлений ученых людей. Почему я так высоко ценю фантастическую небывальщину? А потому, что мое как бы высшее типа техническое образование той самой хваленой советской школы не дало мне и десятой доли знаний, впечатлений, самое главное — понимания сложности мира — что дали мне указанные книги.

В свой личный тривиум по истории — и по альтернативной истории — я теперь заношу следующие работы:

Первое, Андрей Величко, 'Гатчинский коршун'. Начало двадцатого века. Да, я знаю, что многие считают 'Коршуна' стебом. Но на моей памяти это первая работа, в которой история России изменилась по-настоящему сильно. Без мировой войны. Без бунта пятого года. Без октябрьской революции. Да, может показаться, что главному герою серии все слишком легко удается (с другой стороны, он как-никак государственный канцлер не самой захудалой страны) — но зато все шесть книг укладываются в четыре мегабайта без мелочи. И читается сравнительно легко, живым слогом написано. Если подходить с позиции учебного курса — да и по хронологии тоже — то начинать отсюда.

Второе, Влад Савин 'Морской Волк'. Эпоха: Вторая Мировая Война и сразу после. Опять же, я знаю, что там не все обосновано до последнего гвоздика, а иногда и вовсе выглядит невероятным. Но, положа руку на сердце — кто бы поверил в феерическое раздолбайство английского морского патруля, сделавшее возможным бегство Наполеона с острова Эльба? И в то, как без единого выстрела пала к ногам корсиканца Франция? На сто дней страна безропотно вернулась под знамена разбитого полководца, свергнутого монарха — кто бы по здравому размышлению мог в такое поверить, не будь оно историческим фактом? Еще факт: в сражении у острова Гренгам гребные галеры Петра Первого захватили полноценный шведский боевой корабль, что считалось абсолютно невозможным. По столь уникальному случаю участников боя наградили памятной медалью, на которой прямо так и выбили: 'Небываемое бывает'. Вот и 'Морской Волк' выглядит невозможным только, если не вдумываться. А если задуматься — у Савина показана в самом деле другая война. Без Курска и Сталинграда, без 'Оверлорда', без 'Дымного неба над Окинавой' — другая. Минусы? Разумеется, есть — подробнее я разбирал в отдельной рецензии. Тем не менее, это глоток свежего воздуха на фоне бесконечных пострелушек адептов промежуточной башенки и командирского патрона.

Третье, Сергей Симонов, 'Цвет сверхдержавы — красный.' Хрущевские времена. В терминах университета, это уже курсовая работа на внимательность и заинтересованность. Без интереса громадный текст усвоить не удастся. Хотя Симонов сразу ограничил время действия определенными рамками и связал все концы единым замыслом, его желание показать как можно больше подробностей и дать каждой хорошее, достоверное обоснование, раздуло серию до шести романов, общим весом на сегодня тринадцать мегабайт.

Таков тривиум; овладев им, уместно приступать к вещам нетривиальным.

Для начала — к циклу Розова о Меганезии.

Перед началом — важная деталь. Мы все воспитаны с учетом ошибок прошлого. То есть, мы так полагаем. И вот потому-то все претензии на окончательное решение крестьянского вопроса (как и пролетарского, впрочем), встречаем в штыки сразу же. Больно уж много экспериментов проводили над нами за последние полтораста лет. То крестьян без земли освободят — то в Сибирь по столыпинскому набору гонят. То продразверстка зерно выгребает — то жируют нэпманы-перекупщики. То в колхозе за трудодни пахать — то жевать гороховый хлеб, потому как пшеницу отправили голодающим Африки. То машеровское процветание — то, не приведи господь, нынешняя стабильность, когда картошка голландская даже с учетом перевозки почему-то дешевле местной выходит.

Словом, всякого насмотрелись; а кое-что и на собственной шкуре опробовали. Как говорится, за одного битого трех небитых дают — да жаль, никто не берет.

Поэтому первоначальное отношение к циклу Розова о вымышленной стране Меганезии было у меня строго скептическое. В деталях оно таковым и осталось. Но в основе своей переменилось на противоположное.

Как многие и многие, начал я читать с коротенькой 'Депортации', всего сто сорок килобайт. По хронологии Меганезии, события этого маленького текста ровно в середине временной шкалы. Сам по себе это текст-манифест, и многие сочли его — как и всю Меганезийскую серию — политической агиткой. Вот и я сперва тоже так подумал: очередная утопия, как хорошие люди убили всех плохих людей, и всем оттого настало счастье с большой буквы 'Щ'. Впрочем, написано живенько — хотя местами и корявенько, чувствуется на каждом шагу, что фразы исходно были построены не вполне по-русски. Плюс к тому, Розов не стесняется пихать в текст англицизмы, испанизмы, японизмы — не только в устах героев, но и в авторском изложении. По слухам, автор обитает нынче в Канаде, что и объясняет винегрет в речи.

Однако, погрузившись в текст, я понял, что Розов легких путей не искал и поблажек у дедушки Обоснуя не просил. На сегодня цикл романов о Меганезии состоит из следующих блоков (в том порядке, в котором происходят события цикла):

Первый блок, 'Мауи и Пеле, держащие мир'. Три романа по семьсот-восемьсот килобайт о зарождении и становлении системы. Меганезия рождается не на пустом континенте, как некогда С.А.С.Ш — а посреди густонаселенной планеты Земля, практически в наши дни. Со всеми вытекающими сложностями: политическими и финансовыми играми, разведкой, мафией, беженцами, войной — и так далее, и тому подобное.

Далее три романа о том, как новорожденная система защищалась: 'Дао Кенгуру' — 'Волонтеры атомной фиесты' — 'Одиссея креативной королевы'.

Далее блок о формировании и утверждении основных идеалов нези: 'Апостол Папуа и другие гуманисты', из этого блока написаны два первых романа, третий, как я понимаю, пока в работе.

Далее тот самый 'мини-роман — трансутопия' под названием 'Депортация'. Очень важно, что события этого и последующих романов происходят на поколение позже, чем события предыдущих. Ощущения от текста резко меняются. Отличие военного начала от мирного продолжения заметно в каждой фразе. Значит, автор хорошо пишет, если умеет создавать подобные ощущения неочевидно для читателя, не в лоб.

И завершают серию на сегодня три блока, которые были написаны раньше всех. Как четвертая-пятая-шестая части Звездных войн. Это 'Чужая в чужом море', 'Созвездие Эректуса', 'День Астарты-Драйв Астарты'. Здесь опять важная ремарка. Начиная читать 'Чужую', я сильно удивлялся отношению Розова к одной из типа мировых как бы религий. Думал я, что Розов намерено краски сгущает: политическая агитка же! А потом грянуло 'рождество в Кельне' — и даже до меня дошло, что как уж там с техникой, а вот политический прогноз автора, к сожалению, вполне себе оправдался.

Всего в сумме — двадцать пять с половиной мегабайт. Для сравнения, 'Тихий Дон' Шолохова три мегабайта. Так что, кому интересен экстракт, рекомендую с 'Депортации' начать, она маленькая, сто сорок килобайт всего. А кому интересна попытка доказательства: отчего такой вариант будущего жизнеспособен? — лучше все-таки начинать с начала и следовать за Вергилием, а то ведь на его тропе GPS не принимает.

Почему получилось так много?

Потому, что Розов подает каждую мысль через поступки и эмоции людей. Да еще и с хитрозакрученным детективным подходом. Вся его Меганезия построена на понятиях 'как бы' и 'типа' — именно поэтому я вынес их в заголовок рецензии. То есть, в Море Нези (это, как можно понять, место расположения новорожденной страны. У нас там Полинезия, Микронезия, Самоа, Папуа, Фиджи и так далее) — все не то, чем кажется.

Отсюда, к слову, следует мощнейшее отрицательное свойство 'Меганезии' как текста. Персонажей там не просто много — их там, как на мамонте волос. Розов честно и довольно успешно показывает их разными, обмазывает их колоритом, обвешивает характерными словечками... Будь романы покороче, персонажи бы врезались в память поглубже. Но... Цикл неимоверно громаден! Действие скачет бешеным зайцем по всей планете. Новые ландшафты. Новые научные концепции. Новая техника! Причем, как правило, техника эта в теперешнем мире малоизвестна. Я вот как бы в техническом ВУЗе типа учился — а не слышал даже о половине упомянутых схем и решений. Ну да, гугл их знает (что отличает Меганезийский цикл от, к примеру, произведений Павла Кучера aka Nazgul). Но в 'Меганезии' все эти решения не сами по себе и не для декораций — они являются необходимыми частями интриги, они непосредственно влияют на события. И в этом плане 'Меганезия' куда больше научная фантастика, чем очередной роман про сферический звездолет в вакууме. Кроме того, событий в Меганезии столько, что выделить единый сюжет нигде нельзя, почти всегда есть только некий условный стержень из пяти-семи параллельных линий, густо переплетенных судьбами десятков (это не опечатка и не для красного словца — десятков!) сквозных героев.

Так что главный герой у Розова — мир. Расслаблено скользить по его книге не получается. Приходится постоянно думать и сопоставлять, где — что — как. А то и в гугле справляться: точно ли такое было, и так ли на самом деле?

И тут мы упираемся в главный вопрос: а ради чего это все? Допустим, засел я в архивы и выписал детально, подробно революцию... Ну, скажем, кубинскую. Тот же тропический пояс, те же огненные мулатки, суровые команданте, щекочет ноздри пороховая гарь, плетут интриги разведки США и СССР, и Фидель во главе барбудос умело лавирует между сильными мира сего, а на заднем плане квохчет Совет Безопасности ООН, стучит ботинком по трибуне Никита наш Сергеевич, крадутся в теплой глубине первые, еще несовершенные, опасные для собственного экипажа, атомные субмарины, передергивает затвор Ли Харви Освальд, разлетается брызгами башка Кеннеди... Чего такого есть в цикле Меганезия, что резко отличает его от всех — жирной чертой подчеркиваю: от всех! — бывших до сей поры революций и утопий?

Чтобы ответить на такой вопрос, мне придется сделать еще одно отступление. Меганезия как Фоллаут: либо ты не вышел из пещеры со скорпионами — либо прошел все четыре части и написал стотыщ фанфиков и два десятка модов. Отделаться одной фразой тут... Нет, можно. Только это будет классический случай прятания страусом головы в асфальт.

Так вот, мне слабо верится, что в громадном объеме англоязычной научной фантастики не было авторов, которые бы не понимали, что развитию межзвездного сообщения будет соответствовать некое изменение общественного устройства. Но, чью книгу ни открою — везде все то же. Корпорации, деньги, политические интриги... Везде сохраняется разделение на правителей и управляемых, на элиту и быдло. Причем киберпанк пишут так, словно бы среднего класса 'просто людей' нет вообще. Или полунищие уличные ронины — или упакованные клерки суперкорпораций. Третьего не дано. Простите, а кто покупает все, что суперкорпорации производят? Откуда они суперприбыли извлекают? А, знаю: из тумбочки?

Точно такие же стереотипы в произведениях о космосе, даже в тех, что мне нравятся.

С другой стороны, а есть ли нужда в необычных формах общества? Ведь для межзвездных перелетов имеются вполне себе исторические аналоги. Берем, к примеру, эпоху великих географических открытий. Экспедиции длятся несколько лет. Экспедиции снаряжаются государствами: только крупная верфь может построить корабль, способный не просто доплыть от Европы до Индии или там Кубы, но и привезти коммерчески значимую партию груза. И точно так же на все время плавания корабль становится домом для моряков, и капитан властен над всеми судьбами экипажа, и море безжалостно и неподкупно — почти как вакуум с метеоритами.

Тем не менее, экспедиции выполняли задачу и возвращались к родным промозглым берегам Ливерпуля или там Гамбурга — а не сбегали поголовно в пираты на теплые пляжи. Люди переживали стесненность и качку, голод, штормы и жаркие штили, и все же доплывали до места назначения. Фактории отсылали собранные с туземцев денежки в офис компании, а не уходили с ними 'на волю, в пампасы'. И ничего, особенных революций не произошло, новая общественная форма не родилась.

Основание Америки с ее резким отличием от европейского феодализма? Но от Магеллана до провозглашения Декларации Независимости прошло добрых два века, а от Колумба и вовсе три. Союз наш нерушимый прожил в четыре раза меньше. Даже сама цитадель добра пока еще не существует столько, сколько прошло от открытия континента до возникновения на нем рассадника демократии. Если морская свобода и повлияла на возникновение государства демократов — то как-то больно уж неспешно.

Так почему тогда технические изобретения должны непременно привести к переменам в общественном устройстве, как о том пишут Маркс-Энгельс и компания? Разве многотрудная кровавая история планеты Земля — в особенности, история СССР! — не доказала, что при любом общественном строе править станет лишь тот, у кого имеются деньги?

Весь необъятный цикл Розова 'Меганезия' посвящен именно детальному разбору этого вопроса и обоснованию ответа на него. Лично мне не известна ни одна книга о будущем такой же ширины охвата, но при том разбирающая каждый затронутый вопрос настолько подробно, насколько это показано у Розова.

И вот здесь читателя подстерегают задачки, ответ на которые далеко не очевиден. И в этом я нахожу главную ценность Меганезийского цикла: Розов не только поставил неудобные вопросы, а и попытался показать их решение. По затронутым в цикле острым темам можно иметь любое мнение — но нельзя не согласиться, что обсуждать сложные проблемы лучше, нежели замалчивать.

Здесь уместно перейти к минусам текста и об имеющейся на него критике. По порядку написания, Розов сперва выкатил блок: 'мини-роман — трансутопия' под названием 'Депортация', и три романа: 'Чужая в чужом море', 'Созвездие Эректуса', 'День Астарты-Драйв Астарты'. А потом уже написал начальные куски цикла: 'Мауи и Пеле, держащие мир'. Середина — роман об Апостоле Папуа патере Макнабе — еще в работе. Так что, получив замечания по 'Чужой', (например: откуда взялись эти самые нези? Местные утафоа не тянут!) автор цикла учел их в стартовых романах. Коллизий пока что не обнаружено, текст обладает крепкой внутренней логикой и непротиворечив относительно собственной системы координат.

Первая линия обороны от критиков — объем серии. Человек сторонний просто не будет читать 'Войну и мир' восьмикратно. Но и прочитавший до конца вряд ли сходу кинется в дискуссию. Чтобы качественно оспорить или опровергнуть цикл, придется ковыряться в каждой главе, если не в каждом абзаце. А в процессе имеется неиллюзорный риск что-нибудь раскопать — и позабыть, с чего вообще раскопки начинал.

Как ни странно, в этом отношении Розов похож на другого, тоже обладающего определенной известностью, автора. В настоящей фамилии которого есть буквы Р,З,В — а в псевдониме С,В,Р. И Розов, и тот, другой, неназываемый автор, с любовью и тщанием выписывают в своих произведениях войну — и разведку. Академику Фоменко было бы уже достаточно этих совпадений, и связь между Розовым и Суворовым-Резуном святой Фомен установил бы на раз. Нет, правда: Резуна который уж год опровергают — а безоговорочно все никак не победят.

Отчего я привожу пример настолько одиозный и, не побоюсь громкого слова, вопиющий?

Оттого, что оба автора в самом деле высказывают очень опасные для нелицензированного обдумывания вещи. И привычная картина мира в голове читателя после них будет иметь одинаково бледный вид и макаронную походку.

Подобно тому, как линкор может утопить только линкор же, критика большого замысла должна иметь почти такой же объем, как исходный текст. Либо, если вводить в дело подводные лодки и авиацию — критика должна выкатить козырь, полностью отменяющий или обесценивающий исходные посылки замысла. Этакая торпеда в борт, стрела из темноты, опрокидывающая сразу весь шахматный столик, с фигурами, игроками и часами.

Я пока что подобной критики не обнаружил. Если кто встречал, киньте ссылку. Выделяется разбор 'Меганезии' от Юрия Ижевчанина, на той же proza.ru, где находится и сам цикл. Но он единственный с системным подходом, подавляющее большинство замечаний — по техническим деталям.

Скажем, придирки комментаторов к малой авиации, которой Розов уделяет громадное внимание, выглядят втройне смешно в стране Петра Нестерова, Константина Арцеулова и Сергея Сикорского. (Имеется в виду сын того знаменитого конструктора, очень интересная судьба получилась. Но вы лучше сами поищите, не хочу лишать удовольствия. И спасибо Казьмину М.И, заметил, подсказал) Великие древние летали на палочках, связанных веревочками и обшитых тряпочками — но сбивали, бомбили, доставляли почту и больных, спасали моряков с 'Челюскина'. Почему их дела невозможно повторить на новой элементной базе, лично я в толк не возьму.

Достаточно серьезной претензией к автору выглядит мнение, что его Меганезия, в общем-то, всего лишь зафиксировала сложившуюся в мире ситуацию. Якобы, как Михаил наш Сергеевич всего лишь зафиксировал юридически сложившийся фактически развал Союза. А все изобретения, все ресурсы принадлежат бывшим до него. Пусть так, и что это меняет? Любая революция рождается на материале существующего общества и наследует, кроме ресурсов прародителя, еще и его же проблемы. Острота затронутых тем от этого не становится меньше, а подвиг Розова, изваявшего титаническое обоснование своему мнению, от этого только ярче.

Также вызывает сильное сомнение бездействие спецслужб соседей: у зарождающейся Меганезии в соседях США, Австралия, Япония, Китай... Автор будто бы и описывает, что державы предприняли, чтобы закатать новичка под коврик — но, как положено по законам жанра, наши должны победить. И автор своему новорожденному миру подыгрывает напропалую. С другой стороны, Розов пишет не суровый боевик-детектив по реальным событиям, а все же фантастику. Так что и великую удачливость Меганезии вряд ли стоит вменять ему в вину. По крайней мере, Розов честно и детально рассказал, как разведка Меганезии вела контригру — а не просто махнул рукой в стиле: 'читатель, ну ты же умный, придумай сам что-нибудь'. Насколько у него там все реалистично, пусть судят разведчики; по мне, для впечатления достоверности Розов сделал достаточно.

Самое сложное, самое сомнительное, самое непонятное — социально-экономические идеи Розова. Судя по комментариям, иллюзорная простота и неиллюзорная категоричность Великой Хартии — нас, жителей бывшего СССР, только настораживают. Плавали — знаем. В смысле: пережили — помним. Лично я социополитику Розова не стал бы судить по пересказам в сети. Даже по 'Депортации' судить не стоит. Большинство вопросов, пришедших мне в голову при чтении 'Депортации', автор детально и подробно разобрал по тексту других романов. Причем разобрал с точки зрения разных по возрасту и общественному положению людей, создал для иллюстрации разные ситуации, и так далее. Да, эксперимент Розова мысленный — но продуман глубже, чем на первый взгляд кажется. Поэтому простого прочтения тут не хватит. Чтобы спорить с подобным, придется раскачать себе эрудицию хотя бы до уровня Яндекса. А лучше до уровня научного поисковика — это где выборка по научным работам, по рефератам, диссертациям, монографиям и прочему такому. Попыток всерьез полемизировать с Розовым или положить его в основание текста следующего уровня лично я пока не встретил. Да, Андрей Ходов в 'Игре на выживание' как будто собирался что-то Розову возразить — но текст Ходова пока что не завершен, и судить о нем я не могу. Есть еще трансгуманистические тексты Серой Зоны на фикбуке. Но они до того постчеловеческие, что понять их мне оказалось даже сложнее, чем самого Розова.

Поэтому экономические идеи, излагаемые Розовым, я оценивать не возьмусь. Повторюсь, выглядят они весьма и весьма привлекательно на первый взгляд неспециалиста. Но типа эпиграф к рецензии, как бы, предостерегает.

А с другой-то стороны, не слишком ли дофига мы требует от фантастики? Все реально прорывные идеи — и технические, и экономические — при первом появлении выглядели сущей ересью, умозрительными спекуляциями, беспочвенным прожектерством. Вот в тот же самый СССР мало кто верил при его рождении. Немногие искренне дружили с ним в процессе. И совсем уж никто не стал защищать СССР при смерти. Но даже при таком гнилом раскладе союз нерушимый продержался добрых семьдесят лет. И не просто ныкался в уголке глобуса — но вгонял в холодный пот всех буржуев на Земле одним только фактом собственного существования. Бесплатное высшее образование! Тридцать дней отпуска! Квартиры даром! Ведь, если подумать, все это куда фантастичнее описанного Розовым, у него там ничего бесплатного нет. Тем не менее — как и сто дней Наполеона, как и Гренгамский бой — СССР суть исторический факт. Уж мы-то знаем, на себе испытали!

Итак, в синем углу ринга знаменитый анекдот: 'реалистический путь — прилетят инопланетяне и спасут. Фантастический путь — все сделаем сами'. В красном углу ринга — небольшой металлический кружок с чеканкой: 'небываемое бывает'.

А побеждает, как говорят индейцы, 'тот волк, которого ты кормишь'.

(с) КоТ.

г.Гомель, 25-27.11.2017

P.S. Ответы на комментарии к этой рецензии вот здесь.