VI
К середине года в блуасском обществе стали поговаривать, что граф де Ла Фер, после многолетнего прозябания в провинции, решил вернуться ко двору или, по крайней мере, к столичной светской жизни. Он долго отсутствовал и, видимо, после бурных приключений (которые приписывали ему одаренные особо развитым воображением дамы), был не в силах выносить провинциальную скуку.
Кроме того, граф явно взялся за устройство судьбы своего воспитанника и виконт де Бражелон неукоснительно сопровождал опекуна в каждой поездке в Париж. А ездить туда граф стал часто.
Раулю он без всяких околичностей объяснил, что в отличие от Конде, Тюренна и прочих, его положение не настолько устойчиво, чтоб он мог позволить себе пребывать вне общества и Бражелон покорно являлся в Париж, чтоб улыбаться королеве Генриетте, проводить время в доме маршала де Граммона, посещать мадам де Вандом и герцога де Бофора, благодарить герцогиню де Лонгвиль и наносить визиты принцу Конде.
Пока между двором и принцами царил относительный мир, соперничество с полей сражений было перенесено в бальные залы и господа соревновались в роскоши и блеске. Рауль очень скоро убедился, что сохранять спокойствие и достоинство в этой обстановке едва ли не труднее, чем под пулями испанцев.
Атос давал ему достаточное содержание, чтоб виконт не чувствовал себя бедным родственником, но во всем остальном ему приходилось полагаться на себя. Граф де Гиш с восторгом взял на себя обязанность посвящать виконта в тонкости взаимоотношений при дворе и молодые люди очень много времени проводили вместе.
У герцогини де Шеврез виконт тоже бывал, хотя и намного реже, чем раньше. Рауль не имел оснований жаловаться на нее, но не мог избавиться от ощущения, что при его появлении герцогиню охватывает разочарование, которое она тщательно скрывает за показным интересом. Он чувствовал это когда приходил один, и еще явственнее это выражалось, когда он приходил с графом. Вернее, когда граф приходил с ним.
Атос действительно ни разу не был у герцогини сам. Он регулярно сообщал ей о том, когда они в очередной раз наведаются в Париж, но мадам напрасно ждала встречи наедине. Прошло около двух месяцев, прежде чем Атос окончательно решился.
Была осень и вовсю убирали урожай.
Атос собирался отправится в поместье и сообщил Раулю, что вряд ли вернется в Париж до нового года, слишком много дел в Бражелоне.
Виконт тоже очень хотел в Блуа, но Атос настоял, чтоб Рауль остался в Париже до холодов и продолжал столь успешно начатую светскую жизнь.
Последний визит к герцогине Атос отложил напоследок.
В этот раз он пошел без виконта.
У герцогини были гости, но, увидев графа одного, без Рауля, она безотчетно сделала движение, словно отмахиваясь от других.
— Мадам нас прогоняет? — надменно изогнул брови принц де Конти.
Герцогиня де Шеврез спохватилась и сладко улыбнулась:
— Позвольте представить — граф де Ла Фер. А Вы, Ваше высочество, напрасно рассчитываете, что мы с графом позволим Вам уединиться с мадемуазель де Лоррен, Ваш блеск ее ослепит.
Конти самодовольно вздернул верхнюю губу, показывая зубы, и расправил плечи, пытаясь выпрямить горбатую спину.
Шарлотта де Лоррен, младшая дочь герцогини де Шеврез, лениво следила за тем, как хорохорился тот, кого ей прочили в мужья.
Улыбка герцогини де Шеврез стала совсем уж медовой:
— Граф не откажется присоединиться к нашему скромному обществу, не правда ли?
Атос поклонился и сел в свободное кресло.
— Мы говорили об искусстве.
Мадемуазель де Лоррен зевнула, небрежно прикрываясь веером, но, повинуясь взгляду матери, обратилась к Конти:
— Я хотела предложить Его Высочеству посмотреть мою коллекцию миниатюр. Герцогиня де Немур недавно подарила мне несколько весьма любопытных.
Принц Конти внимательно исследовал взглядом пышное декольте 22-х летней красавицы и ухмыльнулся:
— Признаться, я больше люблю крупные формы.
Девушка насмешливо блеснула глазами:
— Я тоже. Мне говорили, что Вы знаток батальной живописи.
— Если мадемуазель интересуется, я с удовольствием покажу свою галерею.
Шарлотта де Лоррен бросила быстрый вопросительный взгляд на мать. Герцогиня легко вздохнула и каким-то прозрачным взглядом скользнула по фигуре принца Конти:
— Вы обещаете не пугать ее страшными сценами? Война — это так ужасно.
Конти осклабился:
— Ваша светлость может быть спокойна. Герцогиня... — он поцеловал руку мадам де Шеврез.
Затем поклонился Атосу:
— Граф...
Мадемуазель де Лоррен сделала изящный реверанс:
— Господа, приятного вечера.
Атос и мадам де Шеврез проводили пару взглядом и некоторое время сидели молча, глядя на дверь, за которой исчезли юбки мадемуазель де Лоррен.
— Ваша светлость, простите, что помешал.
— Ах, граф, Вы удивительный человек! Вы становитесь тем строже, чем меньше рядом с нами людей. Обычно поступают наоборот, но Вы желаете быть оригинальным. Мы одни, а Вы так суровы — "Ваша светлость"!
Она протянула руку и Атос любезно приложился к ней губами.
— Я действительно опасался, что пришел не вовремя.
— Нет, все в порядке, Вы нисколько не помешали. Напротив, были кстати.
— Я слышал о возможном замужестве мадемуазель. Это решено?
— Да, как видите, между ними полное согласие.
— Похоже, сейчас самое время заниматься такими делами.
— Должна признать, что тогда Вы были правы, граф, — капризно оттопырила губу герцогиня, но при этом бросила на графа насмешливый взгляд. — Мир оказался полезнее войны.
— Мадам, я рад, что Вы согласны с моим мнением.
— Все счастливы и довольны, все веселятся и легко устраивают свою судьбу. Я вижу Вас здесь. Одного. Вы тоже пожелали воспользоваться моментом?
Она шаловливым жестом приложила пальчик ко рту и легко провела им по своим подкрашенным губам.
Атос улыбнулся:
— Моя судьба вполне удовлетворяет меня. Но есть человек, о ком я хотел бы поговорить с Вами. Если позволите, я напомню, что когда первый раз переступил порог этого дома, я имел смелость просить уделить время только мне одному.
— Я поняла, — герцогиня легко вспорхнула с кресла и нетерпеливо дернула за звонок.
— Меня ни для кого нет! Слышишь? Абсолютно ни для кого! — заявила она лакею.
Затем, минуя кресло, она прошла в альков и села на светло-голубой диван, небрежно откинувшись на спинку и устремив на графа дразнящий взгляд.
— Вы придаете мне смелости, герцогиня.
— Кто же этот человек, чью судьбу Вы принимаете так близко к сердцу? — кокетливо поинтересовалась мадам де Шеврез. — Виконт? Не так ли? Но Вам не о чем беспокоиться! Принц Конде не устает хвалить его, со всех сторон я слышу восхищенные отзывы, он на виду, знаком со всеми и принят всюду. Его судьба устроена, и теперь Вы могли бы заняться чьей-нибудь другой.
Она еще больше откинулась назад и теперь полулежала на диване, изящно оперев голову на полусогнутую руку.
— Сударыня, я благодарен Вам за то, какой заботой Вы окружили Бражелона и уверен, что доброжелательному вниманию, с каким виконта принимают, он обязан исключительно тем лестным характеристикам, что Вы ему давали в обществе.
Герцогиня благодарно кивнула головой.
— Но, опасаясь показаться излишне требовательным, я все же рискну сказать, это еще не все.
Аккуратно подрисованные бровки герцогини резко взметнулись вверх, вспахав белый лоб складками, которые не красили лицо кокетки. Однако мадам тут же опомнилась, брови заняли предназначенное им природой положение, и лоб снова радовал глаз обманчивой гладкостью.
Граф говорил серьезно, и оставаться дальше в той же легкомысленной позе было нелепо. Поэтому герцогиня встала и медленно прошла по будуару к креслу, в котором сидела раньше. С видом королевы она опустилась на мягкое сиденье и сказала в тон графу:
— Я буду рада и дальше быть полезной виконту всем, чем смогу.
— Сударыня, дело действительно очень серьезное. Оно касается не просто будущности виконта, а судьбы моей семьи, моего рода.
Герцогиня сдержанно кивнула:
— Продолжайте.
— Как Вам известно, я не женат и не собираюсь этого делать. Виконт — мой единственный ребенок и он должен наследовать все, что получил бы, будь он рожден в браке. Я не зря упомянул свой род. Вы прекрасно понимаете, что это такое.
— Да, — гордо выпрямилась герцогиня. — Вы — Монморанси, но я — Роан!
Атос с горячностью сжал руки герцогини:
— Монморанси и Роан — нашему мальчику нечего стыдиться своего происхождения и я хочу, уверен, Вы поддержите меня, чтоб он мог открыто гордиться своим именем.
— Что это значит? — герцогиня испуганно отняла руки и прижала их к груди. — Вы же не собираетесь публично объявить о нашей связи?
— Мадам, я ни на минуту не забывал о существовании герцога де Шевреза и смею напомнить, за шестнадцать лет ни одна живая душа не заподозрила истины.
— Простите, граф, я невольно задела Вас. Вы поступили как рыцарь, а я еще смею упрекать Вас! Но объясните же, чего Вы желаете?
— Я хочу сделать виконта наследником моего имени.
Герцогиня облегченно выдохнула, ее поза стала менее напряженной, а на губах появилась привычная насмешливо-нежная улыбка:
— Вы можете признать его, если хотите.
— Я уже сделал это. Теперь он официально мой сын. Но... он все еще не наследник графа де Ла Фер.
— Что это значит?
— Он нуждается в Вашей помощи.
— И что же я должна сделать?
— В свою очередь признать его.
— Вы понимаете, чего просите? — герцогиня оглянулась, словно призывая в свидетели невидимых собеседников.
— Я должна во всеуслышание заявить...
Атос снова взял ее за руку и погладил, пытаясь успокоить:
— Выслушайте, пожалуйста. Достаточно будет письменного свидетельства, заверенного королевским нотариусом. Это возможно оставить в тайне, знать будет только король. Это нужно, чтоб Его Величество подписал патентное письмо и признал все права за виконтом, как если бы он был законнорожденным.
— И как Вы собираетесь добиваться этого у Людовика?
— Тут мне остается только умолять — не я, и не у Людовика, а Вы у Анны Австрийской.
Герцогиня де Шеврез совершенно не аристократически открыла рот.
— Я у Анны?
— Вы столько раз говорили о своих связях. К тому же, простите, что напоминаю о столь давних делах, но двадцать лет назад я не раз имел возможность видеть, что Ваши слова не преувеличение. У королевы не было более преданного друга, чем Вы.
— Да, — медленно выговорила герцогиня, — у меня есть связи.
— Вы сами заметили, что сейчас самое время решить судьбу виконта. Двор примирился с принцами, королева настроена благодушно. Она не откажет Вам.
— Да, — уже увереннее ответила мадам де Шеврез.
Она поглядела на графа и глаза ее заблестели:
— Я думаю, что вместе мы сумеем. Вы сказали, что уже что-то сделали?
— Да, свою часть бумаг я подписал. Они в Бражелоне.
— Тогда я могла бы навестить Вас, чтоб получше разобраться, что от меня требуется. Я так и не откликнулась на Ваше любезное приглашение.
Последние слова герцогиня сказала, пристально глядя графу в глаза. Но, или она не увидела там того, чего опасалась, или граф настолько умел владеть собой, что его лицо не выражало ничего, кроме серьезного внимания, так что она с едва заметным облегчением вздохнула.
— Мадам, я был бы рад доставить Вам такое удовольствие, но зима не самое подходящее время для путешествий. К тому же, королева не собирается в Блуа.
— То есть мне лучше оставаться в Париже, — с ноткой неудовольствия подхватила герцогиня.
Атос с извиняющейся улыбкой уже в который раз поцеловал ей руку:
— Я понимаю Ваше разочарование, но прошу — помогите виконту. Разве Вы этого не хотите?
— Разумеется, хочу, — герцогиня заставила себя улыбнуться. — Но мне нужно навести справки, чтоб не оказаться в глупом положении.
— Конечно, я готов ждать, сколько Вы скажете.
— По крайней мере, я могу писать? Или этого Вы мне тоже не позволите?
— Друг мой, я буду в отчаянии, если чем-то навлеку Ваш гнев.
— Тогда ждите от меня вестей.
— Сейчас Вы позволите мне покинуть Вас? Завтра я уезжаю и обещал виконту этот вечер провести с ним.
Герцогиня де Шеврез призвала на помощь всю свою выдержку:
— Конечно! И поцелуйте за меня нашего милого мальчика.
Атос поклонился и вышел слишком поспешно, чтоб это осталось незамеченным герцогиней. Когда лакей закрыл дверь за графом, мадам де Шеврез дала себе волю и ее лицо исказилось гримасой, сразу выдавшей возраст:
— Неужели он не может думать ни о ком, кроме виконта! Вы сполна мне за это заплатите, дорогой мой мушкетер! Так, как Вы умеете.
Атос вышел на улицу и отер пот со лба: "Пусть только сделает то, что обещала. Господи, пусть она только это сделает!"
Он несколько раз глубоко вдохнул, чтоб обрести спокойствие и ровным, размеренным шагом направился к себе в гостиницу. Гримо тенью следовал за хозяином.
Несколько поодаль от входа в гостиницу стоял тщательно закутанный в плащ человек и Гримо на всякий случай потрогал рукоять пистолета — легко ли вынимается из кобуры.
Граф тоже заметил незнакомца и чуть замедлил шаг, но тот откинул полу плаща и радостная улыбка осветила лицо Атоса:
— Д'Артаньян! Вы ли это, милый мой?
— Я, дорогой Атос. Честно говоря, я бы предпочел словам рукопожатие — не очень-то хочется, чтоб все в округе слышали мое имя.
— Простите, я должен был догадаться, что Вы не зря стоите тут в тени.
— Ничего. Вы спешили?
— Рауль должно быть уже ждет меня. Пойдемте, он будет рад обнять Вас.
— Я тоже был бы рад, но отложу это до другого раза.
— Вы не хотите с ним видеться? — удивленно воскликнул Атос.
— Я не хочу, чтоб видели меня. Если не возражаете, давайте немного пройдемся, я не задержу Вас надолго.
Атос заглянул д'Артаньяну в лицо и увидел, что тот очень серьезен.
— Вы не шутите?
— Нисколько.
— Как пожелаете.
Появление гасконца очень удивило Атоса. Ему не всегда удавалось повидаться со старым другом, особенно если его поездки в Париж не затягивались. В этот раз, зная, что уедет надолго, Атос особенно хотел встретиться с гасконцем, но в "Козочке" ему сказали, что господин капитан третьего дня уехал по важному делу, и еще не возвращался. В Лувре Атосу дали еще более невразумительный ответ.
Пришлось ограничиться словами прощания, которые Атос попросил передать Рауля, поскольку виконт еще оставался в Париже.
Появление д'Артаньяна обрадовало, но и озадачило Атоса.
— Вы знаете, я искал Вас сегодня. Завтра я уезжаю в Бражелон.
— Вот как? Тогда я тем более вовремя.
— Мне сказали, что Вы уехали два дня назад.
— Да, я был в Венсенне.
— Не будет ли нескромностью спросить — зачем?
— Видите ли, кардинал Мазарини все никак не поймет, как могло случиться такое, что герцог де Бофор убежал.
— Да кого это может сейчас интересовать?
— У кардинала хорошая память и любознательный ум. Он не любит оставлять дела невыясненными.
— Зачем ему это?
— Венсенн такое место, которое всегда может пригодиться. Возможно, кардинал не хочет повторения ошибок.
— Д'Артаньян, Вы говорите загадками.
— Не более, чем Вы, когда я приехал к Вам в Бражелон. Помните?
— Мне до сих пор неловко вспоминать нашу встречу. Простите меня.
— Вы уже извинялись. Я, пожалуй, тоже был неправ. Я должен был тогда сделать одну очень простую вещь.
— Какую же?
Д'Артаньян схватил Атоса за руки и крепко сжал:
— Я должен был всего лишь спросить: "Вы с ними?"
— Мне кажется, или Вы снова спрашиваете меня?
— Атос, Вы с ними?
— А какой вопрос будет следующим?
— Вы думаете, что я опять буду предлагать Вам службу у Мазарини? Нет! На этот раз речь идет только о нас.
— Что ж, я отвечу: "Я с ними". Но не потому, что считаю принцев лучшей партией, а потому, что, простите, Мазарини еще хуже.
— Господи, да кто бы спорил!
— Тогда о чем Вы спрашиваете?
Д'Артаньян опустил руки и несколько секунд пристально смотрел Атосу в глаза.
— Милый мой граф, Вы с ними и значит, мы снова можем оказаться лицом к лицу с обнаженными шпагами?
— Ах, вот Вы о чем! Нет, тысячу раз нет! Д'Артаньян, я больше не собираюсь ввязываться ни в какие авантюры. Да, Мазарини мне не по вкусу, но и рисковать своей шкурой ради другой стороны я больше не буду.
— Иными словами...
— Иными словами, заставить меня обнажить шпагу могут только исключительные обстоятельства.
— Тогда... Тогда я просто положусь на Ваше слово. Вот что я хотел сказать — через два-три месяца принц Конде будет арестован. Скорее всего, эта же участь грозит и Конти. Виконту надо как можно скорее порвать с ними.
Атос расширенными глазами следил за губами гасконца и когда д'Артаньян замолчал, он все еще продолжал смотреть, словно не веря услышанному и ожидая других слов, которые опровергнут сказанное.
— Я знаю это от Гито. Это хранится в строжайшей тайне и, не хвастаясь, скажу, что ради Вас и виконта я иду не более и не менее, как на государственную измену. Гито получил приказ лично провести арест. Пока принца не трогают и дают возможность окончательно скомпрометировать себя. Его высказывания и поведение становится все более наглым, но кардинал хочет, чтоб принц от слов перешел к делу и тогда уже никто не сможет упрекнуть Мазарини, что он действовал из личной ненависти.
— Но сейчас принц на стороне двора.
— По виду — да. И он, и весь клан Конде и Лонгвилей, и Бофор, и Монбазоны, и Тюренн, и Буйон, и Ларошфуко... я никого не забыл?
Атос невольно усмехнулся:
— Довольно и этих.
— Они раскланиваются, шлют друг другу конфеты и ходят на балы к Анне Австрийской. Можно прослезиться от умиления, глядя на это трогательное единение. Но Мазарини им как кость в горле. На этот раз они решили прибегнуть к помощи Испании.
— Д'Артаньян, испанцы — наши враги! На севере Франции военные действия не прекращаются по сей день! Вот это — действительно государственная измена.
— Теперь Вы понимаете, что арест Конде дело времени. Мазарини хочет получить бесспорные доказательства его предательства, то есть — его сношений с Испанией. До того, как это случилось, виконту надо уйти от принца. Согласитесь, если он сделает это после ареста Конде, это бросит на него тень.
— Да, это будет выглядеть трусостью.
— Не говоря о том, что в глазах двора все связанные с принцем будут под серьезным подозрением. Черт побери, как некстати убили герцога де Шатийона!
Атос опустил глаза.
Д'Артаньян прищелкнул пальцами:
— Д'Андело всегда был предан короне. Как бы ни повернулось дело, он бы остался с Людовиком и он неплохо знал виконта.
— Они вместе привезли знамена после победы при Лансе.
Гасконец кивнул:
— Герцог был весьма расположен к Бражелону. Герцогиня де Шатийон тоже замолвила бы словечко перед мужем — ведь Конде с ней в нежнейшей дружбе, и все друзья принца — ее друзья. Рауль остался бы с герцогом на стороне короля, и никто бы его не упрекнул.
— Что теперь об этом говорить.
— Да, Шатийон убит.
— Есть виконт де Тюренн. Я давно знаком с его братом — герцогом де Буйоном, думаю, он не откажет в протекции Бражелону.
Д'Артаньян с сомнением покачал головой:
— Милый мой Атос, Вы так далеки от светских салонов и галерей Лувра! А там, порой, много чего можно услышать. Не буду вселять в Вас ложных надежд. Ни для кого не секрет, что Тюренн верный поклонник герцогини де Лонгвиль, и если Ее светлость пожелает, то он станет преданным фрондером, так же, как сейчас он предан двору только потому, что мадам предпочитает блистать в Лувре.
— Для виконта было бы лучшее вообще быть подальше от Парижа.
— Тогда ему только один путь — на север, во Фландрию.
— Вы правы. Он должен отправиться туда как можно скорее. Принц в любом случае останется в Париже и, таким образом, что бы ни происходило здесь, это не коснется виконта. Пожалуй, маршал де Граммон мог бы помочь.
— Атос, мне порой просто страшно от Вашего хладнокровия. Вы так спокойно рассуждаете о том, кто мог бы отправить виконта на войну!
Атос вздохнул и грустно улыбнулся:
— Я уповаю на милость Божью.
— Не обращайте на меня внимания, Вы правы, лучше там, чем здесь. Еще неизвестно, где будет горячее.
— Мне казалось, что пока царит мир.
— Этот мир хуже войны. По крайней мере, там ясно кто враг и чего от него ждать. Анна ничего и никому не простила. Мазарини... я уже говорил — у него хорошая память.
— Д'Артаньян, Вам ничего не грозит?
— О, за меня не переживайте, я умею находить с кардиналом общий язык. Позаботьтесь о виконте.
— Да, я сделаю все, что нужно.
— И Атос, то, что я Вам сказал... сами понимаете.
Атос с улыбкой приложил палец к губам:
— Даже виконт. Не волнуйтесь. Но Вы уверены, что это случится так скоро?
— Боюсь, еще скорее! Хочу Вам напомнить — я ездил в Венсенн. И у принца Конде не будет замечательного дворецкого и не менее замечательного слуги Гримо. Кстати, возможно Вы не знаете, но коменданта там тоже сменили.
— Поэтому Вы пришли искать меня здесь?
— Я знал, где Вы остановились. Мадлен рассказала, что Вы меня искали. Кроме Вас и ее еще никто не знает, что я уже вернулся. Мазарини ждет меня только завтра. Так что меня еще нет в Париже, а когда я "вернусь", уже не будет Вас. Но поторопитесь, лучше, если виконт тут не задержится.
— Я что-нибудь придумаю. Д'Артаньян, позвольте обнять Вас — ничем другим я не могу выразить свою благодарность.
Друзья крепко обнялись и гасконец снова как следует закутался в плащ:
— Прощайте. Обнимите и виконта тоже — но прошу, не говорите, что я для него сделал. Мне хочется сохранить этот секрет на тот случай, если в будущем виконт не захочет слушать мои рассказы о былых подвигах.
Атос рассмеялся:
— Милый мой, если виконт не пожелает слушать Вас, открыв рот — я его выпорю.
— Вот уж не поверю.
— Тогда обещаю, что всегда буду слушать сам.
Они еще раз обнялись и гасконец исчез, словно растворившись в тени домов. Атос немного постоял, вздохнул и медленно направился к гостинице.
Он знал, что Рауль давно ждет его.
