XIX
Ночь была тихой и морозной. Недавно выпавший снег освежил воздух и приукрасил обычно грязные улицы Парижа.
Атос послал Гримо в караульную, а сам остался ждать на улице. Ожидание не затянулось. Гримо вернулся в сопровождении капитана, да так скоро, будто они бежали бегом.
— Д'Артаньян! Вам незачем было себя затруднять! Достаточно было сказать Гримо, чтоб он меня позвал. Итак, Вы едете?
Д'Артаньян отрицательно мотнул головой.
— Нет.
— То есть, сейчас не едете? Когда же? Утром?
— Я же сказал, никуда я не еду.
— Мазарини передумал?
— Атос...
— Я только вернулся от Гизов и нашел Вашу записку. Памятуя о нашем уговоре, я все бросил и поспешил к Вам. Но, простите, я все время перебиваю. Итак?
— Мммм... Вы были у Гизов?
— Да. Проводил мадам де Шеврез.
— Хм.
— Как видите, даже не переоделся. Но что мы все обо мне! Может, пройдем в караульное помещение, там нам будет удобнее говорить?
— Нет, из-за бала вечернее дежурство продлили на два часа. Скоро будет смена караула и там сейчас полно людей. Тут рядом есть кабачок, если Вы ничего не имеете против...
— Д'Артаньян! С моей стороны было бы смешно прикидываться, будто я никогда не посещал подобных заведений. Если Вам там удобней — идемте!
В кабачке друзья устроились за перегородкой. Эта позиция создавала определенную обособленность и позволяла не опасаться посторонних глаз и ушей. Дождавшись, когда трактирный слуга уйдет, Атос снова повторил свой вопрос:
— Итак, снова в поход?
— Не совсем. Поход, безусловно, начался. Пожалуй, даже целая военная кампания.
— Вот как?
— Угу, — кивнул гасконец. — Уже проведена разведка и, боюсь, вылазка была удачной. Хотя... Атос, Вы, правда, были у Гизов?
— Да, а какое это имеет значение?
— И?
Атос пожал плечами:
— Никакого "и". Вы хотите сказать, что я должен был там что-то увидеть? Или кого-то?
— Я не знаю, что думать. Вы сидите такой спокойный, невозмутимый, а между тем... Атос, я теряюсь. Я не знаю, что Вам сказать, чтоб не оказаться в дураках.
— Д'Артаньян, Вы меня пугаете.
— Знали бы Вы, как Вы пугаете меня!
— Похоже, я ошибся, и речь пойдет не о Мазарини.
— Да.
— О ком же?
Д'Артаньян глубоко вздохнул и мрачно буркнул:
— О Вас.
— Вот как?
Атос откинулся назад и скрестил руки на груди.
— Когда я поглядел на Ваше бесстрастное лицо, я готов был плюнуть на все и промолчать. Но есть одно обстоятельство. Коменж. И не только он, — гасконец сделал паузу, но Атос по-прежнему молча слушал.
Д'Артаньян снова вздохнул.
— Лучше я расскажу все по порядку, а там решайте сами. Если Вы скажете все забыть, я забуду так крепко, как забыл эти чертовы латинские склонения.
Атос никак не отреагировал на эту попытку пошутить и д'Артаньяну пришлось продолжать:
— Ко мне пришел Коменж. Совершенно растерянный. Попросил пойти с ним. Объяснять он ничего не пожелал и оставил всю ответственность мне. Он стал свидетелем разговора, предмет которого смутил его донельзя. Теперь этот предмет смущает меня.
— Разговор был обо мне?
— Да. Прежде всего, разговор не был секретным и любой желающий мог его слышать.
— Вы назовете мне имена наглецов. Благодарю за заботу, но с ними я разберусь сам.
— Атос, Вы не знаете, о чем шла речь.
— Мне довольно того, что Вы уже сказали. Ни Вы, ни Коменж не можете бросить вызов за меня.
— Вы тоже не можете.
Атос высокомерно вздернул верхнюю губу и эта презрительная гримаса сразу напомнила гасконцу прежние времена. Когда-то эта усмешка невероятно выводила из себя господ гвардейцев, особенно в сочетании с совершенным спокойствием, которое Атос демонстрировал и сейчас.
— Атос, — д'Артаньян сочувственно улыбнулся, — одного из этих "наглецов" Вы сопровождали во дворец Гизов.
Внешне Атос остался так же спокоен, как был. Не дрогнул ни один мускул на лице, поза осталась такой же непринужденной, а пальцы скрещенных на груди рук не стали выбивать дробь, расслабленно покоясь на бархате камзола.
Атос не сводил глаз с д'Артаньяна и гасконец с удивлением увидел, как стала темнеть их ясная лазурь. Сравнение с морской бурей невольно напрашивалось само собой. Точно так зарождаются штормы, когда прозрачные воды вдруг становятся густыми и темными, но перемена эта происходит настолько быстро, что невозможно уловить миг перехода и только что ласковое и мирное море вдруг обрушивает на вас свою ярость.
Д'Артаньяну и раньше приходилось видеть друга рассерженным, но обычно он не имел ни времени ни особой потребности заглядывать Атосу в глаза. Сейчас же Атос сидел напротив и его лицо было ярко освещено пламенем свечей, щедро налепленных на край стола расторопным слугой.
— Кто был ее собеседником? — наконец подал голос Атос.
— Собеседницей.
— Ну конечно!
— Атос, любой мог слышать их разговор, как слышал я, как слышал Коменж. Мы бы предпочли быть глухими, но мы были не одни. Там были еще какие-то люди, с которыми я не знаком. Что они слышали и что поняли, знает только Господь Бог, вернее — черт. К тому же, если Вы были у Гизов, то наверняка знаете, в чем дело. Поначалу Ваша невозмутимость успокоила меня. Может, Вас это устраивает?
— Что именно, не угодно ли сказать?
В совершенном смущении гасконец пожал плечами:
— Ну... жениться на ней...
— На ком?
— На герцогине де Шеврез, — совсем растерянно пояснил д'Артаньян.
Атос в недоуменном молчании уставился на гасконца. Затем его глаза блеснули, губы дрогнули, кончики усов поползли вверх и он расхохотался.
Лицо капитана прояснилось.
— Вы смеетесь? Я рад.
— Черт побери, д'Артаньян! Неужели дошло до этого?
— Она хотела затравить вас как оленя
— У Гизов?
— Именно. Как Вам удалось извернуться?
— Я не пошел.
— Но Вы сказали...
— Я только проводил ее. И все же, никак не могу поверить!
— Бедный Коменж выглядел совсем несчастным.
— Он славный малый.
— О! Он будет молчать, не сомневайтесь.
— Это неважно, хотя я ценю его порядочность.
Д'Артаньян с сомнением поглядел на друга:
— Неважно? Вам, конечно, виднее.
— Друг мой, не стоит волноваться за меня. А то я решу, что Вы меня подозреваете в слабости.
— Упаси Бог! Просто она уверяла, что... Вы совсем потеряли голову. Просто сошли с ума. Преследуете ее, приехали в Париж...
— Полагаете, я за себя не отвечаю?
— Атос!
— Простите, я говорю со зла. Будьте спокойны, свои чувства я знаю хорошо. Тут можете мне поверить, — он недобро усмехнулся, — уж я-то знаю толк в любовных помешательствах.
Через приоткрытое окно до них донесся глухой звук — где-то били часы.
Д'Артаньян давно чувствовал неловкость от предмета их разговора и тут же подскочил, воспользовавшись моментом:
— Уже два! Мне пора. Сейчас сменяется караул, мне лучше быть на месте.
— Вас проводить?
— Не стоит. До Пале-Рояля два шага.
— Не буду настаивать, мне хотелось бы сейчас побыть одному.
Д'Артаньян кивнул и протянул руку, которую Атос крепко пожал. Говорить что-то не имело смысла, они и так прекрасно поняли друг друга.
Когда д'Артаньян ушел, Атос, чтоб не обижать хозяина, заказал скромный ужин и еще долго сидел в размышлениях, пока в тарелке стыло жаркое, напрасно расточая соблазнительный аромат.
Он покинул трактир, когда небо стало сереть. Трактирщик открыл дверь, чтоб выпустить Атоса и снова запер ее на засов. Близость к Пале-Роялю давала хозяину привилегии — на ночные посиделки его клиентов стража смотрела сквозь пальцы (при условии некоторого денежного вознаграждения и отсутствия громких скандалов).
Размышления явно пошли графу на пользу. Он стал собран и спокоен.
Гримо искоса поглядывал на господина и неясное волнение, которое мучило его от непонимания происходящего, постепенно улеглось.
Улыбка графа стала почти безмятежной, лишь едва заметная складочка в уголке рта придавала этой улыбке легкий налет ироничности. Гримо, заметив ее, только хмыкнул: "Кому-то не поздоровится!"
Они вернулись к себе в гостиницу и Атос разрешил Гримо поспать. Сам он, судя по всему, отдыхать не собирался.
Когда Гримо проснулся, его уже ждало несколько писем, которые нужно было срочно отнести. Графом овладела какая-то злая веселость. Не переставая странно улыбаться, он сделал нетерпеливый жест, подгоняя Гримо.
Слуга спешил, как мог и обернулся очень скоро, весьма довольный своей расторопностью. Граф одобрительно кивнул и озадачил его новым поручением. Он желал приготовиться к какому-то визиту и потратил на это не менее трех часов, так что бедный Гримо, отродясь столько не занимавшийся подобными делами, совсем измучился. В кои-то веки граф пожелал выглядеть истинным вельможей и если раньше Гримо порой сетовал на безразличие графа к своей внешности, то сейчас, завивая ему волосы, только возводил глаза к потолку: "И что ему в голову взбрело? Кого очаровывать собрался?"
Долго гадать не пришлось — в три часа они стояли перед дверьми особняка де Люинь.
Герцогиня была ошарашена, когда лакей доложил ей, кто желает ее видеть. Она смогла только кивнуть и через минуту в гостиной появился Атос.
Мадам де Шеврез почувствовала укол зависти. Граф был чересчур хорош и она впервые в жизни пожалела, что принимает гостя при свете дня.
— Ваша светлость, благодарю, что приняли меня. Я не явился бы сюда, если бы не горячее желание принести Вам мои извинения.
Герцогиня не нашла слов и растерянно указала ему на кресло.
— Еще раз благодарю. Я чувствую настоятельную необходимость объяснить Вам мой вчерашний поступок.
Тень робкой радости мелькнула в глазах герцогини:
— Говорите.
— Вы вправе сердиться на мой внезапный уход. Но когда все твои надежды в одно мгновенье рушатся, не всегда возможно обуздать чувства. Вам обещали, что герцог д'Эпернон непременно будет?
— Да, — осторожно подтвердила герцогиня.
— А он не пришел?
— Да, — уже увереннее заявила она.
— Как Вы, должно быть, переживали! Ведь Вы дали мне твердое обещание!
— Я ужасно расстроилась.
— Не сомневаюсь. После всех Ваших трудов, Ваших настойчивых попыток, Ваших упорных усилий...
Герцогиня с подозрением глянула на графа, но в его лице не заметила ничего, кроме серьезной убежденности.
— ...Ваших стараний, напряжения всех сил, нескончаемого поиска возможностей...
— Граф!
— О, я по достоинству оцениваю Вас!
Она невольно следила за его рукой, пальцы которой словно перебирали невидимые струны, слегка прищелкивая, на испанский манер. Это создавало настораживающий контраст с общей неподвижностью позы.
— Итак, после вчерашней неудачи я просто обязан был действовать.
Герцогиня замерла.
— Вы уже приложили все силы и на мою долю осталась самая малость. Через час у герцога де Буйона нас будет ждать Его светлость герцог д'Эпернон. Его матушка была теткой де Буйона, а герцог всегда отличался добрыми отношениями с родственниками, даже с теми, кого недолюбливал. Я имел возможность лично в этом убедиться. К кузену он тоже весьма тепло настроен, к тому же, Буйону ничего не придется делать — просить будете Вы.
Герцогиня часто задышала, но не рискнула делать обиженную гримасу.
— Да, Вы, — безжалостно повторил граф. — Вы ручались за его поддержку, не так ли? Тем легче ему будет подтвердить это, когда мы будем одни. До дворца де Буйона мы доберемся в полчаса. Прошу прощения, что оставляю Вам так мало времени на смену платья и прически, но при Вашей красоте и очаровании никакой наряд не может сделать их еще более ослепительными. Вы прекрасно выглядите и так. Где Вам угодно чтоб я Вас подождал?
Она ничего не ответила.
Молчание затянулось. Граф смотрел на нее в упор и герцогиня напрасно пыталась спрятаться от этого вопрошающего взгляда. Она нервно перебирала кружево на лифе, поправляла волосы, теребила веер, но не могла выдавить ни слова.
Граф поднялся:
— Я жду.
Она по-прежнему молчала, судорожно сжимая руки.
— Вы ни с кем, ни о чем не договаривались! Вы назвали д'Эпернона, потому что каждому известна его давняя личная преданность Анне Австрийской. Его имя было первым, что пришло Вам на ум. А вот что совершенно не пришло, так это соображение, что я не так глуп, как бы Вам хотелось. Имейте в виду, сударыня, я официально удостоверил свое отцовство и больше не намерен его скрывать. Так что если Вам заблагорассудится вести об этом беседы у мадам де Гиз или еще где, то единственное, что Вам останется сообщить, это имя матери виконта. Думаю, герцогу де Шеврезу это будет небезынтересно. Прощайте, мадам, и передайте Вашему мужу мои самые искренние пожелания здоровья и долгих лет жизни. Я пока не намерен занимать его место.
Граф поклонился и вышел, оставляя герцогиню, как он думал, навсегда.
Гримо снова подивился, каким веселым выглядит его господин и сделал вывод: "Теперь точно домой поедем, из-за чего бы он еще так радовался? Скорей бы уж! Опротивел мне этот Париж, домой хочу".
И действительно, вернувшись в гостиницу, граф приказал собираться. Пока Гримо занимался вещами, Атос успел сходить в "Козочку" попрощаться с д'Артаньяном. Кроме этого он попросил друга о последнем одолжении — послать слугу с запиской.
— Я не мог написать ее заранее, а теперь не хочу терять времени.
— Вам так не терпится покинуть Париж?
— Признаюсь, да. С некоторых пор он стал для меня невыносим.
Атос быстро набросал несколько слов и д'Артаньян уверил его, что записку непременно доставят по назначению и как можно скорее.
Он не обманул.
Как раз, когда Атос с Гримо проезжали Сен-Медарское предместье, герцог де Буйон читал следующие строки:
"Любезный герцог!
Как я и думал, мое дело разрешилось само собой, без постороннего вмешательства.
Тем не менее, я приношу Вам благодарность за ту доброту, с которой Вы готовы были предложить мне помощь в случае надобности.
Граф де Ла Фер".
