ХI
Если Портос испытывал двойственные чувства, провожая друзей, то и Атоса с Арамисом посещали противоречивые мысли.
Арамиса толкало нетерпеливое желание поскорее вернуться в Париж и заняться подготовкой побега, и в то же время он чувствовал некоторую вину перед Портосом за то, что дружеский визит был лишь прикрытием его личных дел.
Примерно это же испытывал Атос. Он ехал в Валлон отдохнуть, весело провести время, но неожиданно нашел здесь заботы, о которых и не думал. Сначала появление Гийома создало ему серьезные проблемы, а потом Арамис заставил его задуматься о новых обстоятельствах в деле Франсуа де Вандома.
Атос постоянно одергивал себя, когда сидя с Портосом за столом, уносился мыслями в Венсен или Ла Фер. И если с первым он более-менее справлялся, то второе вызывало дрожь, которую он едва сдерживал. Два дня это был предел того, что он мог вытерпеть.
Будь обстоятельства иными, он бы сразу уехал вместе с Гийомом, а Портоса просто пригласил погостить в Бражелон. Ради друга он готов был вытерпеть даже госпожу дю Валлон. Но никто не мог предсказать, к каким результатам приведет участие в деле Вандома. Возможно, очень скоро они станут опасным знакомством, и, чтоб не компрометировать Портоса, лучше будет не заикаться об их дружбе. Именно это соображение заставило графа задержаться в Валлоне еще на два дня — не исключено, что это их последняя встреча на ближайшие годы.
Атос испытывал неловкость, видя неприкрытое огорчение Портоса, и с тяжелым сердцем распрощался с хозяином Валлона.
Однако постепенно другие мысли вытеснили из его головы сожаление о том, что он был не до конца искренним со старым другом.
Расстояние до Ла Фера граф рассчитывал покрыть не более чем за день и потому не давал коню передышки. Конь, привычный к такому обращению, летел стрелой, ничем не выказывая своего неудовольствия. В отличие от него Оливен стенал на все лады, подпрыгивая на кочках. Но как он ни старался, его труды пропали даром. Превзойти Гримо в артистичности вздохов ему не удавалось, а ведь граф даже на охи Гримо никогда не обращал внимания, если надо было пошевеливаться.
Пока они ехали в Ла Фер, граф пытался разрешить для себя загадку — откуда Гийом узнал, что Рауль его сын и будущий наследник?
Когда с уст управляющего слетели слова "молодой господин", Атос на мгновение лишился дара речи.
Ему было наплевать, что могли подумать маркизы или на какие мысли это могло навести Портоса.
Он испугался того, что мог понять Рауль.
Когда-нибудь он сам все объяснит виконту. Тогда, когда сделает для своего мальчика все, что возможно, и вот тогда откроется ему.
Самым страшным кошмаром для Атоса была мысль, что Рауль узнает правду от посторонних людей — искаженную и перевранную.
Каким чудовищем он предстанет тогда в глазах сына! Рауль будет думать, что он стыдился его, трусливо прятал от света. Он решит, что отец отказался от него, предал свое дитя.
Рауль подумает, что он никогда его не любил...
Если бы не этот страх, то уже там, в лесу, он бы просто придушил Гийома. И на долю секунды у Атоса действительно явилась эта мысль. Его удержал Гримо. Вернее, тот вид безразличия, который напустил на себя слуга.
Атос сдержал свой порыв и сейчас, мысленно возвращаясь к той сцене, ругал себя: "Господи, чуть голову не потерял! Но какой умница Гримо — стоял с таким видом, будто ничего не слышал. Словно это все ерунда, не заслуживающая внимания. С таким видом должен был стоять я! Вот от Гримо Гийом никогда бы ничего не узнал! А я едва сам себя не выдал".
Атос снова и снова вспоминал свой визит в Ла Фер, когда перед появлением у Портоса он ненадолго заскочил домой, чтоб сменить управляющего. Теперь ему казалось, что он сам, каким-то неосторожным словом мог проговориться Гийому. Он готов был во всем винить себя, когда внезапно в мозгу мелькнула догадка — Арамис! Арамис был в Ла Фере, Арамис не просто догадывался, он единственный, кроме герцогини, твердо знал, чей сын Рауль.
Атос был далек от мысли, что Арамис сделал это нарочно. Конечно же, дело было в том, что Гийом оказался слишком догадлив.
Граф всегда терпеть не мог глупых слуг, но сейчас он жалел, что Гийом не оказался тупицей.
"Арамису надо было как-то объяснить свое присутствие в Ла Фере. Сказать что-то, что прозвучит правдоподобно и в то же время, невинно. Я давно не уделял должного внимания графству, и логично было бы, со стороны Арамиса, сослаться на мою просьбу проверить, как там дела. А такой внезапный интерес как раз можно объяснить тем, что появился наследник. Собственно, это правда. Если бы не Рауль, плевал я и на графство и на все остальное. А Гийом слишком хорошо знает меня. Он знает, что я не могу жениться, и в то же время понимает, что я никогда не приму в дом чужого, не передам землю и титул постороннему. Каков же вывод? Этот молодой человек, который скромно стоит в стороне — незаконный сын графа де Ла Фер! Черт побери Гийома и его сообразительность! Если он хоть слово сказал Раулю — я его убью!"
Атос изо всех сил напрягал зрение, стараясь разглядеть впереди кровлю родового замка. Он не подозревал, что с той стороны, другой человек с неменьшим напряжением вглядывался вдаль, со страхом и тоской ожидая увидеть несущегося как ветер всадника.
Гримо не тешил себя надеждой, что граф задержится надолго и каждое утро мысленно готовился к тому, что это его последний день.
Выехав из Валлона, он нагнал Рауля со спутниками на полпути к Ла Феру. За всю дорогу Гийом не сказал ни слова, но с его лица не сходила блаженная улыбка. Он умильно вздыхал и не сводил глаз с лица виконта, так что, в конце концов, Рауль стал недовольно хмурить брови. Поведение слуги казалось ему неоправданно подобострастным.
Гримо в свою очередь не сводил глаз с Гийома и его взгляд не обещал бывшему управляющему ничего хорошего.
Как ни злился Гримо, но когда они приехали, он признал, что к прибытию хозяев Гийом подготовился, как следует.
Замок уже не выглядел полузаброшенным. Службы были приведены в порядок, стена вокруг полностью отремонтирована, все ворота гостеприимно распахнуты, ров вычищен, а при их появлении приветственно ударил церковный колокол.
Рауль был смущен такой торжественной встречей, но изо всех сил пытался не показывать этого.
Его провели в приготовленные комнаты и Гийом сообщил, что это бывшие покои виконта де Ла Фер.
Самого графа дожидались его личные апартаменты.
Гримо отметил, что со времени его последнего визита внутреннее убранство замка изменилось в лучшую строну. Теперь здесь было уютно и даже роскошно.
Все, что не носило отпечаток воспоминаний о последнем графе де Ла Фер и его жене, было выставлено, развешано и разложено по комнатам и залам. Старинная мебель, драгоценная посуда и богатые гобелены создавали совсем иную атмосферу, чем помнил Гримо.
Чтоб дать Раулю время прийти в себя и собраться с мыслями, его оставили одного, а Гримо еще и поставил у дверей слугу, чтоб следил за порядком и никому не позволял беспокоить виконта. Сам же он уволок бывшего управляющего подальше, убедился, что их никто не видит и не слышит и схватил Гийома за ворот:
— Зачем?!!!
Гийом напрасно пытался высвободиться, пихая Гримо локтями.
— Зачем?
— Пусти! Ты с ума сошел, что ли? Что "зачем"?
— Сказал!
— Да что я сказал? Отпусти!
— Молодой господин!
— Ну да, а разве не так? Он же виконт?
Гримо отпустил Гийома и постучал кулаком себе по лбу. Гийом обиженно выпятил губу:
— Что ты ругаешься? Почему я не могу как следует принять сына моего хозяина?
— Не знает! — прорычал Гримо и снова постучал по лбу, но на этот раз Гийому.
— Что значит — не знает? — не понял Гийом.
Гримо потряс воздетыми к небу кулаками.
— Подожди, объясни толком. Да не руками!
Гримо сосредоточился и медленно выговорил:
— Рауль... Думает — подкидыш... Не знает.
Гийом несколько секунд соображал, а потом округлившимися глазами уставился на Гримо:
— Он не знает, что граф его отец?
Гримо кивнул.
Гийом рухнул в кресло и схватился за голову:
— Граф меня убьет!
— Меня, — мрачно поправил Гримо.
— Нас, — согласился Гийом.
Гримо с безнадежным видом махнул рукой. Гийом встал, подошел к шкафчику у стены и что-то достал из него:
— Вот, смотри. Я господину виконту подарить хотел. Хорошо, что не успел.
Он протянул Гримо миниатюру:
— Графу здесь лет двадцать. Я думал, виконту будет приятно, что он так на отца похож. Я эту штуку нашел, когда проверял, не осталось ли чего ненужного. Я ведь тогда кюре не все отдал. Например, фамильное серебро. Пусть граф лучше с собой заберет, чем бродягам всяким дарить. Это же от дедов-прадедов! Между прочим, и королевские подарки есть, сам Бенвенуто Челлини делал. А знаешь что? Возьми этот портрет! Когда виконт вырастет — отдашь ему. Не все же граф скрытничать будет, когда-нибудь признается. Вот и отдашь сыну, — Гийом криво усмехнулся, — если, конечно, граф нас с тобой раньше не прикончит.
Гримо хмыкнул и взял портрет. Затем он медленно обвел глазами комнату и вопросительно поглядел на Гийома.
— Что? — не понял тот.
— Еще?
— Да ничего больше нет. Я везде посмотрел. Оставил только такое, что можно кому угодно показать. Ткани богатые, всякие покрывала, занавеси. Мебель из той, что еще его дед заказывал. Картины, где его предки. Все лишнее отправил на верхние этажи и двери запер. Туда никто не войдет. Не веришь? Пойдем, сам поглядишь.
Гримо доверял Гийому, но он помнил, как бывший управляющий опростоволосился пятнадцать лет назад. А сейчас дело было не в миледи. Надо было убедиться, что не осталось ничего, что могло бы навести виконта на ненужные догадки. Конечно, Рауль видел себя в зеркале, но тридцатипятилетняя разница в возрасте значительно скрадывала его сходство с опекуном. Если он и замечал общие черты, то вряд ли делал далеко идущие выводы. А вот лицо молодого графа просто ошеломляло похожестью.
— Еще портреты?
Гийом покачал головой:
— Нет, это в Берри их было полно. И маленького писали и постарше. Бабушка заказывала. А тут были только к свадьбе, те два, помнишь? Ну и эта миниатюра. Ее сделали, когда графа собирались на одной местной красотке женить и приготовили, чтоб невесте подарить. А потом что-то там не сложилось, они даже не обручились. Он невесту ни разу не видел, да и она его тоже, а портрет остался. Граф про него совсем забыл. Я когда нашел, обрадовался — думал, виконта порадую.
Гримо решительно махнул рукой в сторону двери. Гийом не стал упираться:
— Идем.
Они прошлись по замку и Гримо убедился, что Гийом сказал правду — все, что можно было увидеть, напоминало только о блеске и славе предков графа.
Оставив Гийома, Гримо отправился к павильону. Туда он хотел пойти один, не желая обижать старого приятеля недоверием.
Двери бальной залы были заперты. Гримо заглянул в окно — напротив входа снова висели два портрета, но старых и потемневших и кто был на них изображен, трудно было разглядеть.
Павильон тоже был закрыт и Гримо снова проник туда через маленькую знакомую дверцу. Внутри все изменилось. Комнаты были заставлены старой, ломаной мебелью, сундуками с линялыми, рваными тряпками и кухонной посудой, уже непригодной к использованию. Наверху, где была спальня, было сложено старое, негодное оружие и ржавые, битые доспехи. Кровать, зеркала, кресла — все исчезло, и павильон имел такой вид, словно его построили лишь для того, чтоб хранить ненужный хлам.
Когда Гримо выбрался наружу, он столкнулся с Гийомом, который ждал его у двери.
— Так и подумал, что ты обязательно сюда заглянешь, — с легким упреком заметил Гийом. — Ничего тут нет. Когда ты сказал, что у графа сын, я сразу все тут прибрал. Раньше нельзя было.
Гримо удивленно глянул на Гийома. Тот охотно пояснил:
— Я никому другому бы не сказал, но ты поймешь. Ведь здесь, как бы оно там ни было, граф был счастлив, как никогда в жизни. Я так хотел, чтоб он опять нашел это счастье, вот и хранил его тут, в павильоне. Понимаешь? Звучит глупо, я знаю, но ведь помогло же! Пусть не женщина, не новая любовь, но он нашел! Как только ты сказал — "есть сын", тут я и понял, что все сбылось.
Гийом улыбнулся и хлопнул Гримо по плечу:
— Я ему счастье сберег! А этот старый хлам потом просто сжег, чтоб не сглазить. Все до последней нитки, до последней щепки — ничего не оставил. Теперь никакие призраки графа не потревожат. Ни его, ни его сына.
У Гримо не хватило духу сказать все, что он думал по этому поводу. Гийом выглядел таким убежденным в своей правоте, что Гримо только махнул рукой: "Сберег и сберег. Какая теперь разница. Главное, что даже если Рауль сюда зайдет, ничего страшного не случится".
Когда виконт де Бражелон отдохнул и пообедал, Гийом потащил его смотреть замок. Сначала Гримо ходил с ними, опасаясь, что Гийома занесет, и он поддастся соблазну рассказывать про юность графа. Но бывший управляющий напротив, все дальше забирался вглубь веков и когда дошел до первых крестовых походов, Гримо оставил их. У него разболелась голова от этих бесконечных Ангерранов и Раулей, которые, как казалось Гримо, различались только номерами. Во всем остальном они были удручающе однообразны — обязательное участие во всех мало-мальски значимых битвах, родство с французскими, английскими или на худой конец, германскими государями и запредельная храбрость, которую они проявляли, погибая на поле битвы. Ну а если оставались в живых, то заводили наследника, который начинал все сначала — битвы, родство, доблесть.
Гримо зевал, прикрывая рот рукой, и с улыбкой поглядывал на виконта де Бражелона, который слушал Гийома с неприкрытым восторгом.
Гийом не ограничился подробным рассказом. Он отвел виконта в павильон, и они полдня просидели там, разбирая старое оружие. Виконт перемазался по уши, меряя ржавые доспехи, но такие мелочи не могли омрачить его радости. Он не только сам натянул на себя кучу железа, но и обрядил в него старого, смирного мерина, который с философским спокойствием выносил это издевательство. К счастью для животного конский доспех был далеко не полон, и Раулю пришлось довольствоваться тем, что нашлось.
На следующий день виконт захотел испробовать старинные арбалеты и луки и даже порывался пострелять из древнего фальконета с треснувшим дулом. Он весь день провел на воздухе, и даже кушать ему приносили в павильон. Гийом все время был рядом, только изредка наведываясь в замок, чтоб спросить торчавшего на одной из башен Гримо: "Едет?"
Гримо отрицательно качал головой и снова щурил глаза, вглядываясь в окрестности Ла Фера.
Еще один день прошел в относительном спокойствии, но на третьи сутки Гримо увидел всадника, чья посадка в седле и манера управлять конем заставили его вздохнуть: "Едет... Конец нам".
Он послал слугу предупредить Гийома, а сам направился к воротам встречать графа де Ла Фер.
Немногочисленная дворня занялась конем и багажом графа, Оливена тоже увели и возле графа остались Гримо и подоспевший Гийом Последний преувеличенно бодрым тоном стал рассказывать о том, как обстоят дела. Новый управляющий, подгоняемый Гийомом, целыми днями метался по поместью, а Гийом, по его собственным словам, "приглядывал за замком".
— Виконт прибыл благополучно?
— Да, Ваше сиятельство. Ему еще не доложили, я пошлю слугу...
— Подожди. Где он сейчас?
— Их милость изучает старинное оружие.
— Хорошо.
Гийом украдкой бросал взгляды на Гримо, стараясь найти в нем поддержку. Гримо отвечал едва слышными вздохами. Но к их удивлению, граф не спешил их пристрелить. Напротив, он, казалось, не знал, как продолжить разговор. Пауза становилась тягостной и, наконец, граф спросил:
— Гийом, почему ты не говоришь мне, что тебе рассказал господин д'Эрбле?
Гийом заморгал и растерянно глянул на Гримо.
— Он же говорил с тобой о виконте?
— А... Э... — Гийом в панике облизал губы.
— Гийом, — граф заговорил тише, — я понимаю, что ты не хочешь подвести господина д'Эрбле, не хочешь выглядеть доносчиком. Но, поверь, я и так обо всем догадался. Тебе нечего скрывать. Так что он тебе сказал?
— Ну...
Гримо видел, что у Гийома стали дрожать колени.
— Гийом? Он упомянул, что виконт — мой наследник, так?
— Д-да...
— Что ты сказал виконту?
— Ничего! Мы приняли его, как положено.
— Он не удивился такой встрече?
— Не знаю. По виду — не скажешь. Ваше сиятельство, а чего он должен удивляться? Он — виконт де Бражелон, Ваш гость. Что тут такого?
— Именно. Виконт де Бражелон, мой гость. Он унаследовал от меня Бражелон, но это не значит, что он...
— Наследник Ла Фера, — подхватил Гийом, который стал догадываться, к чему клонит граф. — Вашим наследником в полном смысле может быть только Ваш сын, если бы такой у Вас был.
Граф кивнул и отвел взгляд:
— Да. Виконт знает, что он — мой воспитанник. Если господин д'Эрбле сказал что-то иное, он просто ошибся или его неверно поняли.
— Нет-нет, ничего такого он не говорил!
Граф усмехнулся:
— Я именно так и подумал. Гримо, мне надо привести себя в порядок с дороги, сменить одежду, умыться. Подай все, что нужно, а после проведете меня к виконту. Не нужно его тревожить, я хочу первым поприветствовать его.
Граф в сопровождении Гримо направился в замок, а бледный Гийом отер вспотевший лоб: "Господи, как хорошо, что граф такой умный... и догадливый... Кажется, мы с Гримо пока останемся в живых".
Когда Атос пожелал видеть виконта, Гийом уже совсем успокоился и повел графа к павильону. По дороге он рассказал, как здорово они провели последние два дня и как счастлив был Рауль, обнаружив кучу старого, ржавого железа.
Атос заранее посмеивался, представляя себе сына, обряженного в прадедовские доспехи и, когда они дошли до ворот, сделал Гийому знак молчать:
— Тихо, я хочу поглядеть на него.
Хорошо смазанные петли не издали ни звука, и Атос, вместе с Гримо и Гийомом, неслышно проскользнул за ворота.
Невысокая стена вокруг павильона, придававшая ему вид маленькой крепости, была сплошь оплетена колючими побегами какого-то растения, смахивавшего на одичалую розу. Рауль сидел возле стены со стороны павильона и Атос видел только его затылок. В ярком свете солнца волосы виконта казались особенно черными и оттого длинные белокурые локоны того, кто сидел рядом, по контрасту, просто слепили глаза. Виконт что-то с увлечением рассказывал, размахивая обломком лука, а белокурая головка послушно кивала в такт его словам.
— Кто это? — охрипшим голосом поинтересовался граф.
— Габриэль Валанс, — спокойно ответил Гийом. — Валанс — это новый управляющий, помните? У него трое детей — два сына и дочь. Красотка!
Гийом прищелкнул языком:
— Еще не в возрасте, а отцу уже все уши прожужжали — когда замуж? А теперь, когда Вы его управляющим сделали, так вовсе завидная невеста стала.
— Валанс... я помню.
Атос сделал шаг назад и удержал Гийома, который направился было к Раулю:
— Не надо.
Ветер играл длинными волосами Валанс, наматывая их на колючки изгороди. Атос видел, как недовольно дернулась белокурая головка и Рауль, отложив свой лук, смеясь, стал выпутывать пряди.
— Ваше сиятельство, я позову виконта?
Атос провел рукой по глазам и медленно покачал головой:
— Нет, он занят. После скажете ему, что я приехал, и буду ждать его в кабинете.
Ворота снова неслышно открылись, пропуская графа де Ла Фер назад к замку. Гийом удивленно поглядел на Гримо:
— Что это с ним? Приехал как сам не свой.
Гримо пожал плечами. Ему тоже ничего не пришло в голову и он счел за лучшее просто отправиться вслед за господином.
Когда Рауль явился к отцу, граф показался ему странно напряженным. Мальчик решил, что им недовольны, и поспешил извиниться:
— Ваше сиятельство, я заставил Вас ждать — простите меня. Могу ли я узнать, хорошо ли Вы доехали?
— Да, благодарю.
— Гийом не сразу сказал мне, что Вы прибыли.
— Это я приказал Гийому не спешить.
— Вы не хотели видеть меня? — растерянно спросил Рауль.
— Нет, что Вы! — Атос не выдержал, подошел к сыну и слегка обнял его, — Я просто не хотел мешать Вам. Вы сидели возле павильона и были так увлечены беседой, что я не решился вмешаться.
Рауль улыбнулся:
— Мы говорили про оружие и доспехи.
— Мы?
— Я и Габриэль Валанс.
— Неужели Валанс было интересно?
— Как ни странно — да.
— Действительно, странно.
— Конечно, интересоваться такими вещами больше к лицу нам, — с застенчивой гордостью заметил Рауль. — Дворянам.
— Да, дворянам и мужчинам.
— И, однако, Габриэль ...
— Довольно об этом, виконт, — прервал Рауля граф. — Думаю, Габриэль не будет в претензии, если сейчас Вы уделите немного времени мне.
— О, господин граф! — с искренним огорчением воскликнул Рауль. — Как Вы можете сравнивать! Если бы я знал, что Вы уже приехали, я бы ни мгновения не задержался!
— Отрадно слышать, что я еще что-то значу для Вас.
— Господин граф, что-то случилось? Я огорчил Вас?
Атос прошелся по кабинету, стараясь успокоиться. Он чувствовал, что у него разыгрались нервы и не хотел, чтоб виконт заметил это.
— Нет, виконт, я сам попросил Гийома не предупреждать Вас и потому не могу сердиться на задержку. Гийом сказал, Вы тут не скучали.
Глаза Рауля блеснули, но он только сдержанно кивнул. Атос невольно улыбнулся:
— Вижу, Вам не терпится поделиться, но Вы не хотите меня утомлять. Я сам был мальчишкой и прекрасно помню, как мой отец стоически терпел мои бесконечные восторги при виде дедовских доспехов. Что ж, теперь моя очередь — идемте, покажете, что такого интересного Вы нашли в здешних чуланах. Только прошу — не заставляйте меня это примерять.
Рауль засмеялся:
— Я их сам надевал. На себя и на коня. На старого Меро.
Атос расхохотался:
— На Меро? Бог мой! Бедное животное! Он хоть жив остался?
— Жив, но Гийом сказал, что это только до второго раза.
— Что ж, пожалеем старика, обойдемся легкой амуницией.
Остаток дня они провели в павильоне и вечером вернулись в замок одинаково перемазанные и довольные.
— Жаль, не было Валанс, — простодушно заметил Рауль.
— Габриэль Валанс? — с лица графа мигом сбежала улыбка. — Моего общества Вам было недостаточно?
— Нет, что Вы! Просто Вы так замечательно рассказывали! Мне никогда так не суметь, а Валанс было бы интересно.
— Странное увлечение.
— Почему? Чтоб пойти служить, не обязательно быть дворянином.
— Да, но быть мужчиной — обязательно.
Рауль согласно кивнул:
— Да, конечно. Валанс придется подождать.
— Чего? — Атос обалдело уставился на сына.
— Пока подрастет, — объяснил Рауль. — Одиннадцать лет слишком мало.
— И что будет, когда Габриэль Валанс достигнет нужного возраста?
Рауль пожал плечами:
— Наймется в армию. По крайней мере, именно об этом мечтает Габриэль.
Атос с возрастающим недоумением смотрел на сына:
— Вы серьезно? Мечтает пойти в армию?
— Да, а что? Я тоже хочу быть военным.
— Рауль! Вы — мужчина! Во всяком случае, будете им!
— Габриэль тоже вырастет.
— Господи, — Атос беспомощно развел руками, — мне кажется, я схожу с ума! Габриэль Валанс мечтает служить в армии и Вы не видите в этом ничего удивительного?
— Нет, — Рауль тоже с недоумением смотрел на отца. — Конечно, для Валанс невозможно рассчитывать на элитные войска, разве что на пехоту, но и там можно многого добиться.
— Вы меня с ума сведете! Габриэль Валанс — пехотинец?
— Да.
— Рауль, Вы смеетесь надо мной?
Виконт растерянно пожал плечами:
— Я не понимаю Вас, господин граф.
— Это я Вас не понимаю! Как Вы себе представляете... нет, как представляет это Габриэль?
— Как? Как обычно.
— Обычно?!!!
— Да, в пехоту дворяне не идут, это же понятно. Валансы не дворяне, так что для Габриэль...
— Виконт! Да будь Габриэль сто раз дворянского достоинства, ей никогда не стать мужчиной! Как, по-Вашему, дочь господина Валанса сумеет изменить свой пол?
— Дочь — никак.
— Вот именно!
— Но Габриэль — это сын господина Валанса.
Атос тряхнул головой:
— Сын?
— Да.
Атос закрыл глаза и несколько мгновений молчал. Потом поглядел на Рауля и подчеркнуто спокойно спросил:
— Габриэль — сын управляющего?
— Да.
— Это с ним Вы сидели возле павильона? У него такие длинные белокурые волосы?
— Да, и не такие уж длинные. У них в семье у всех такие, как у матери.
Атос снова откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза рукой: "Если я когда-нибудь сойду с ума, то это случится в Ла Фере".
— Господин граф?
— Все в порядке, виконт. Завтра с утра пойдете, попрощаетесь с Вашим новым знакомым, а после обеда мы отправимся домой. Я хочу как можно скорее вернуться в Бражелон. Как можно скорее.
