I
Лето 1632 года выдалось на редкость сырым и холодным. Дожди были не сильными, но постоянными. С неба все время сочилась влага, и земля не успевала ее впитывать. Дороги вокруг Блуа превратились в грязную жижу, а местами напоминали настоящее болото. Местные дворяне сидели по домам и изнывали от скуки — нечего было и думать отправляться в такую погоду в гости или на охоту, увязнешь по уши.
Единственным, кто совершенно не жалел о непогоде, был новый хозяин Бражелона. Он появился в этих краях чуть более полугода назад и местные толком ничего о нем не знали, кроме имени — граф де Ла Фер, а теперь еще и Бражелон. Он не отдавал визитов и не стремился свести знакомство с соседями. Его практически никто не видел, но граф был только рад этому, потому что состояние, в котором он пребывал, можно было охарактеризовать тем же словом, что и состояние тамошних дорог — не просыхает.
Единственным свидетелем этого был его слуга Гримо, взявший на себя обязанность ограждать хозяина от общения с кем бы то ни было, даже с кухаркой.
Среди тех, кто знал графа в былые времена, его привычка не расставаться с бутылкой если и вызывала осуждение, то оно всегда оставалось невысказанным. Что касается Гримо, то в его глазах никогда не было даже тени неодобрения. Гримо просто не мог осуждать хозяина за пьянство, и у него были на то причины.
Когда-то давно, так давно, что это казалось полузабытым сном, Гримо жил в деревне. Кажется, у него была какая-то родня, и даже братья и сестры. Но еще мальчишкой его взял к себе местный барин — маркиз д'Овилль. Гримо был слишком мал, чтобы задумываться о праве маркиза заставлять его себе прислуживать.
Ему сказали — это твой господин, он повиновался.
Вскоре они переехали в Париж, где довольно долгое время болтались без особых занятий. Маркиз был в долгах и постоянно искал денег. Порой ему крупно везло в игре и тогда они перебирались в одну из роскошных гостиниц, где занимали лучшие номера. Маркиз швырял деньги направо и налево, заказывал себе новые наряды, покупал всякую всячину, нанимал слуг и вел себя, как и подобает знатному сеньору при деньгах. Потом деньги заканчивались. Наряды и прочее уходило в заклад, из номеров они сбегали тайком "забыв" заплатить и мытарства начинались сначала до следующей удачи.
Наследство, свалившееся ему на голову, маркиз воспринял как заслуженную награду за свое долготерпение.
Наконец-то он мог развернуться. Дом, обстановка, лошади, одежда — все было великолепно. Маркиз наслаждался жизнью. Особняк был набит ливрейными лакеями и кокетливыми горничными. Бесконечную череду гостей встречал важный дворецкий. Маркиз не испытывал к Гримо какой-то особой привязанности, скорее, сказывалась сила привычки. Он приставил его к дворецкому на обучение и сказал, что намерен сделать из него мажордома для своего загородного имения, которое купит в самом ближайшем времени.
Гримо отнесся к этому достаточно равнодушно — они с маркизом уже столько раз были на вершине, чтоб потом опять скатиться в почти полную нищету. А вот дворецкий воспринял все всерьез и гонял бедолагу до седьмого пота. Через год Гримо можно было смело рекомендовать самому королю, если бы Его Величество в этом нуждался. Гримо умел все и знал почти все. Во всяком случае, он был достаточно осведомлен о делах господина, чтоб понимать, что скоро все закончится. Маркиз в самые кратчайшие сроки успешно промотал наследство и, не сегодня-завтра, его имущество должно было перейти к кредитору — некому господину Тристану. Этот королевский чиновник был хорошо известен своей ловкостью и практической сметкой, благодаря которой имение не одного дворянина уже перешли в его руки. Дворяне не желали жить по средствам и господин Тристан давал им возможность залезть в долги по самые уши.
Маркиз тоже не отказал себе в этом удовольствии, но умудрился избежать расплаты за расточительство — он умер. Гримо помнил, как веселый маркиз сидел за обеденным столом, уплетая жирный кусок, потом закашлялся и побагровел. Он хватался руками за воздух, лицо из красного стало лиловым и маркиз упал. Растерянные слуги столпились вокруг. Кто-то побежал за врачом. Но маркизу было уже все равно — он мог больше не опасаться кредиторов.
Парижское имущество д'Овилля было распродано, а слуг поставили в известность, что новому хозяину они не нужны.
Гримо чувствовал себя потерянным.
Маркиз был не лучшим господином, но быть хозяином самому себе Гримо не привык и совершенно не знал, что ему теперь делать. У него были некоторые сбережения. Дворецкий как-то дал ему хороший совет и Гримо всегда следовал ему: "Если тебе захочется потратить деньги на новый кафтан, на сласти или девку — подожди денек и желание пройдет. Деньги лучше отложить на черный день. А если все-таки будет хотеться, тогда трать и не жалей ни о чем". Гримо по природе был довольно сдержан и потому, следуя мудрому совету, чаще откладывал деньги, чем тратил.
После смерти маркиза Гримо оказался на улице. Он надеялся найти новое место, а накопленные деньги должны были дать ему возможность продержаться некоторое время. Он искал счастья в квартале Маре, который становился модным и где строились новые особняки. Однако его уверенность, что он не пропадет, очень скоро сменилась тревогой. Покойный маркиз никак не мог помочь ему с рекомендациями, а брать неизвестного человека с улицы никто не желал. Гримо опасался оставлять свои деньги в гостинице, где снимал скромную комнатку, хотя не менее он боялся таскать кошелек с собой. Если бы с деньгами что-то случилось, ему оставалось только умереть с голоду.
В тот вечер после бесплодных поисков он возвращался к себе. Слишком занятый невеселыми мыслями, он не сразу заметил, что за ним идут двое господ, весьма подозрительного вида. Был вечер. Темнота сгущалась, и Гримо прибавил шагу, ругая себя, что так задержался. До гостиницы уже было рукой подать, когда на него напали. Оглушенный, он повалился на землю и почувствовал, как ловкие руки обшаривают его карманы. Мысль о кошельке заставила его очнуться. Это были все его деньги — он не мог позволить им лишить себя всех средств.
Грабители не ожидали, что жертва вздумает сопротивляться и пришли в ярость. Гримо дрался отчаянно, но он был безоружен и когда один из бандитов вынул нож, бедняга мысленно попрощался с жизнью.
В трактире на первом этаже гостиницы было полно людей и они не могли не слышать шума схватки, отчаянных воплей Гримо и громких ругательств бандитов. Однако никто не пожелал выйти на темную улицу.
Во дворе тоже кто-то был.
Гримо показалось, что это пьяный, который то ли вышел, то ли его выкинули из трактира, и он стоял, держась за стену, чтоб не упасть.
Терять Гримо было нечего. Он попытался отмахнуться от ножа палкой, которую успел подобрать. Фехтовать он, конечно, не умел, но достаточно часто видел, как это делал маркиз. Все же лучше парировать удар палкой, чем голой рукой. Глядя, как Гримо размахивает своим "клинком", бандиты захохотали.
— Гляди-ка! Какой важный господин! Эй, уж не собираешься ли ты проткнуть нас своей "шпагой"? Лучше отдавай деньги и можешь быть уверен, тогда ты умрешь легко.
Вдруг один из бандитов замолчал и резко обернулся назад. Пьяный, еще мгновение назад державшийся за стену, оказался у него за спиной и слегка ткнул его острием в шею.
На этот раз шпага была настоящей.
Разговаривать пьяный не собирался и, как только бандит повернулся к нему лицом, тут же уложил его с одного удара.
Затем он махнул клинком в сторону второго бандита:
— Ваш?
Гримо растерянно молчал. Пьяный пожал плечами и сделал выпад. Второй бандит не успел даже вскрикнуть.
Этот подвиг, по-видимому, исчерпал все силы спасителя Гримо, потому что он опустился на одно колено и оперся рукой о землю.
— Черт! Они мертвы? Да не стойте столбом!
Гримо очнулся и кинулся проверять.
— Кажется, да.
— Они могли убить Вас. Чего Вы ждали? Один удар...
Гримо протянул руку, чтоб помочь пьяному встать, но тот оттолкнул его и встал сам, опершись на шпагу. Говорить ему было трудно и он просто кивнул на двери трактира.
Гримо был готов расцеловать своего ангела-спасителя.
— У меня тут комната, не откажите... там будет лучше, чем в общем зале.
Пьяный снова пожал плечами. Похоже, он предпочитал этот жест любым словам.
Они прошли в комнату Гримо.
Тут же был заказан лучший ужин, какой мог позволить себе Гримо.
— Если Вы чего-то желаете...
— Вина.
Гримо не стал возражать, хотя сомневался, что новый знакомый будет в состоянии пить.
Теперь он имел возможность его рассмотреть. Это был молодой человек лет двадцати-двадцати двух. Он был красив, но выглядел ужасно. Природа не пожалела труда, чтоб создать почти совершенный облик, а его хозяин не пожалел усилий, чтоб сделать этот облик отвратительным. Гримо еще не доводилось видеть настолько пьяных людей. Неудивительно, что он поспешил расправиться с бандитами всего двумя ударами, на большее он вряд ли был способен.
Молодой человек тряхнул черными спутанными волосами и недоуменно оглядел Гримо:
— Сударь, а где Ваша шпага?
— У меня ее нет.
Пьяный провел рукой по глазам и снова тряхнул головой:
— Я видел... они сказали...
— Это была палка.
— Вот как?
Молодой человек высокомерно поднял брови:
— Кто ты?
Для Гримо было довольно одной этой повелительной интонации, чтоб понять, с кем он имеет дело. Он знал, что у господ тоже бывают разные обстоятельства, но они не перестают быть господами. Его маркизу даже трезвому было далеко до той властности, с какой этот пьяный задал свой вопрос.
— Я бывший мажордом маркиза д'Овилля. Маркиз умер, и я ищу нового места.
— Черт.
— Вы спасли меня.
— Черт.
— Я...
Пьяный недовольным взмахом руки дал понять Гримо, чтоб тот заткнулся. Он кусал губы и несколько мгновений о чем-то размышлял.
— Проклятье! Ты — слуга?
— Да, Ваша милость.
Пьяный снова задумался, а потом непререкаемым тоном заявил:
— Собирайся. Знаешь "Золотое яблоко"?
Гримо открыл рот, чтоб ответить, но раздраженный взгляд незнакомца заставил его прикусить язык и Гримо молча кивнул.
— Пойдешь со мной.
Молодой человек попытался встать и мельком глянул на Гримо. Тот понял без слов — теперь это его новый господин. Так же, как тогда, много лет назад, он принял это беспрекословно. Иначе и быть не могло — этот человек спас ему жизнь. То, что это произошло благодаря пьяной ошибке, не имело никакого значения. Ведь жизнь ему спасли по-настоящему.
Годы спустя, когда он уже многое знал о графе, Гримо мог сказать, что благодарен вину еще и за то, что оно уводило Атоса от края той черной бездны, куда толкало его отчаяние. Гримо не знал, что могло бы вернуть хозяина к жизни, но, по крайней мере, вино отбирало у графа силы и не давало ему сделать решительный шаг навстречу смерти.
Нет, Гримо никогда не осуждал своего господина за пьянство, это было бы черной неблагодарностью с его стороны.
