XX
Гримо был благодарен Адель не только за это. Он охотно признавал, что без нее просто не знал бы, что делать. Весь его прошлый опыт был тут бесполезен.
Только благодаря Адели сборы заняли всего лишь немногим больше двух дней. Граф нанял карету и взял на себя обязанности квартирмейстера. Гримо остался без коня, которого граф забрал себе взамен проданного, и должен был ехал в карете вместе с Адель и Раулем.
Это оказалось совсем не лишним. Гримо даже представить себе не мог, сколько внимания требует младенец.
Двигались они намного медленнее, чем привык путешествовать граф, и он, поначалу ехавший рядом с каретой, все чаще опережал их, чтоб потом возвратиться и опять, не выдержав, гнать коня вперед. Его нервировала эта медлительность, но ничего нельзя было изменить. К тому же, то и дело приходилось останавливаться — малышу постоянно что-то требовалось.
Гримо сбивался с ног, выполняя поручения Адель. Он носил воду, помогал мыть малыша и менять пеленки, держал его, когда Адель меняла постель, переодевал и качал.
А ведь был еще и граф, который тоже не считал возможным лишать себя привычного ухода!
К вечеру бедный Гримо валился с ног и мечтал об одном — спокойно проспать до утра. Но его желание ни разу не сбылось.
Адель старалась подбодрить его, уверяя, что Рауль на удивление спокойный ребенок, который совсем не доставляет хлопот. Но Гримо от этих слов бросало в дрожь: "Если это называется не доставлять хлопот, то что будет, если у Рауля испортится характер и он начнет доставлять хлопоты?"
Он не переставал удивляться спокойствию Адель. Ее ничто не выводило из себя — ни невозможность как следует отдохнуть и выспаться, ни горы грязных тряпок, от которых в карете некуда было деться, ни постоянный крик малыша.
Правда, что касается последнего, то спустя неделю Гримо тоже стал понемногу различать, когда малыш действительно плакал, а когда пытался просто что-то сказать. Легче всего было понять, когда он голоден. Рауль издавал очень громкие, требовательные "гудки" и если сразу же не получал того, что хотел, начинал "гудеть" громче, а уже потом это все переходило в настоящий рев. И тогда он продолжал кричать, даже получив грудь, словно желая до конца высказать все, что он думает о нерасторопности кормилицы. Адель приходилось кормить в присутствии Гримо и мало-помалу она перестала стесняться, хотя и старалась как можно тщательнее прикрываться.
Молчаливость Гримо нисколько не раздражала ее — она сама была неразговорчивой. Но они быстро научились понимать друг друга почти без слов. Обычно Адель разговаривала не с Гримо, а с Раулем, а еще чаще пела ему. Пела она замечательно. Малышу это очень нравилось и он с довольной улыбкой попискивал в такт, чем ужасно смешил своих нянек. Но стоило Адель замолчать, как улыбка исчезала с личика Рауля и тут же раздавался негодующий вопль. Слушать песни малыш готов был бесконечно, совершенно не считаясь с усталостью кормилицы.
Как-то раз, желая дать Адель передохнуть, Гримо попытался сам что-то спеть. Рауль несколько секунд удивленно слушал, а потом разразился таким ревом, что его услышал граф и тут же прискакал узнать, в чем дело.
— Ничего не случилось, — поспешила успокоить его Адель. — У мальчика превосходный слух и он не терпит фальши. Он сейчас успокоится. Смотрите.
Она снова запела и Рауль, напоследок что-то недовольно прокряхтев, потянулся к ней. Оказавшись на руках у Адель, он довольно улыбнулся и стал "подпевать". Граф до сих пор еще ни разу не слышал, как его сын "поет" дуэтом.
Сохранить невозмутимый вид Атосу не удалось. Как он ни кусал губы, как ни сжимал кулаки, но после одной особенно "удачной" рулады ему пришлось спасаться бегством, чтоб сохранить лицо и не хохотать как ненормальному перед слугами.
Адель проводила подозрительно раскашлявшегося графа ласковой улыбкой, а Гримо впервые задумался о том, догадывается ли она, кто такой Рауль? Слишком понимающей была эта улыбка.
Чем ближе они подъезжали к Бражелону, тем чаще он думал, что надо бы многое объяснить Адель. Это касалось не только Рауля. Гримо не знал, что рассказал граф, а о чем умолчал, но были вещи, которые ей стоило знать.
И лучше, если она узнает это заранее.
Адель ни разу не видела графа пьяным, но Гримо, каждый вечер укладывавший господина спать, знал, что тот не отказался от своих привычек. В гостиницах, где им приходилось ночевать, у всех были отдельные комнаты и пустые бутылки видел только трактирщик, но что будет в Бражелоне?
Дорога нервировала графа. Невозможность ехать быстрее, необходимость довольствоваться постоялыми дворами, постоянная оглядка на ребенка, когда любое действие диктуется его интересами — все держало его в напряжении, которое он снимал привычным способом.
Слишком привычным.
В Бражелоне граф будет дома. Там ему вообще незачем себя стеснять.
Впервые в жизни Гримо испытывал некоторое подобие стыда, что его господина могут увидеть в неприглядном виде.
Он должен как-то подготовить Адель. Но начать такой разговор было нелегко, тем более, для Гримо.
Случай избавил его от необходимости искать повод для разговора. На тот момент большая часть дороги была уже позади — Лимузен, Марш, Турень.
Они были в Берри.
Весь день граф был очень мрачен и едва они остановились на ночлег, ушел в приготовленную для него комнату, даже не дожидаясь, пока разместят Адель с ребенком.
Это было совсем не похоже на его обычную заботливость и Адель встревожилась:
— Гримо, господин де Ла Фер плохо себя чувствует? Мне показалось, что он весь день старался держаться подальше от нас. Он очень бледен. Может, нам стоит остаться на день-другой, пока ему не станет лучше?
Гримо отрицательно покачал головой:
— Домой. Быстрее.
— Да, я понимаю. Домой.
Она замолчала и вопросительно поглядела на Гримо.
— Домой... Гримо, не сочтите меня излишне любопытной, но... думаю я могу спросить, куда именно мы едем?
Гримо опешил — ничего себе! Значит, граф даже это ей не сказал? Вот почему Адель все время называет его "господин де Ла Фер" — она не знает кто он такой!
— Не сказал?
Адель грустно улыбнулась:
— У меня никого не осталось в Лимузене. Я была рада уехать. Все равно куда.
Она поглядела на спящего Рауля и совсем тихо добавила:
— С ним — куда угодно.
Их разговор прервала служанка, которая пришла сказать, что комнаты готовы. Устроив Рауля, Адель и Гримо поужинали и Гримо решил, что лучшего времени для разговора у них не будет — Рауль спит, а граф сказал, чтоб его не тревожили.
— Едем в Бражелон.
— Это Берри?
— Орлеаннэ. Блуа.
— Господин де Ла Фер живет в самом городе?
— Имение. Бражелон.
Адель удивилась:
— Он же де Ла Фер, разве это не его имение?
Гримо вздохнул и решил покончить с объяснениями одной фразой:
— Граф де Ла Фер и де Бражелон.
Адель негромко ахнула.
— Граф? А я... Но я же не знала! Если бы он сразу сказал, я бы обращалась к нему как положено. Гримо, он не сердится?
Гримо усмехнулся и покачал головой, но Адель расстроилась:
— Мне так неудобно. Он мог подумать, что я совершенная невежа, не знаю, как держать себя. По его виду сразу можно догадаться, что он не простой дворянин. Но откуда мне было знать его титул? Гримо, я пойду, извинюсь.
Гримо снова покачал головой.
Адель вздохнула:
— Да, я слышала, он сказал не беспокоить. Но, наверное, он уже отдохнул, а спать еще рано. А если он плохо себя чувствует, ему нужна помощь. Пока Рауль спит, я могу пойти...
Гримо невольно схватил ее за руку, стараясь удержать на месте. Они несколько мгновений смотрели друг другу в глаза, а потом смущенно отвели взгляд. Адель мягко высвободила руку и поднялась:
— Надо принести воды для малыша, чтоб потом ночью не бегать.
Гримо поспешно вскочил:
— Я.
Ему хотелось занять себя, чтоб не думать о том, какая мягкая и теплая рука у Адель. К тому же прошло достаточно времени и графу уже должны приготовить ужин, который он распорядился подать попозже.
Но вышло все не так, как думал Гримо.
Когда он с помощью служанки притащил приличных размеров таз и большой кувшин с водой, Адели в комнате уже не было. Служанка, заметив, как он растерянно озирается, пояснила:
— Вашему господину ужин приготовили и мамзель пошла подать, а то он уже Вас спрашивал, сердился. Вот она вместо Вас и пошла. Только что.
Девушка с интересом поглядела на вытянувшееся лицо Гримо и предложила:
— Могу с мальцом посидеть, пока разберетесь. Он все одно спит. Только Вы уж недолго, а то и мой хозяин заругается.
Гримо промычал что-то благодарственное и опрометью бросился в комнату графа. Адель была там. Бледная и растерянная, она стояла у двери и держала поднос с тарелками. Она знала, что Гримо был все время с ней, и даже не подумала о том, что раздеться граф мог и сам, без помощи слуги — во всяком случае, снять камзол и расстегнуть рубашку. Она застала его полураздетым и ровно в тот момент, когда он, опрокинув очередной стакан, швырнул пустую бутылку в камин.
На шум двери он даже не обернулся, а жестом показал, чтоб тот, кто зашел, поставил все на стол.
Адель не сдвинулась с места и граф, раздосадованный странной медлительностью "Гримо", позволил себе высказаться по этому поводу. Но это тоже не возымело никаких последствий и Его сиятельство, наконец, изволил встать и повернуться к двери:
— Ты, болван, сколько я должен...
Они так и стояли друг против друга, когда вошел Гримо. Он быстро забрал поднос у Адель и поставил все на стол.
Граф хмуро буркнул кормилице:
— Иди. Это забота Гримо.
Адель медленно и церемонно поклонилась и сказала ровным, лишенным всяких эмоций голосом:
— Как будет угодно Вашему сиятельству.
Граф вспыхнул и в упор поглядел на нее, но Адель смотрела в пол, а ее застывшее лицо ничего не выражало.
— Это обязанности Гримо, — чуть повысив голос, сказал граф.
Каждое слово он выговаривал очень четко и медленно:
— Он справится сам, без Вашей помощи. Вы должны смотреть за ребенком.
Гримо вздрогнул от неожиданности и едва удержал в руках нож, которым разрезал ветчину — на его памяти это был первый раз, когда граф говорил "Вы" кормилице.
— С Раулем все должно быть в порядке, когда мы приедем домой и он...
— ...займет то положение, которое Вы сочтете подходящим, — тем же ровным голосом продолжила Адель.
Гримо как можно ниже склонил голову к столу, старательно раскладывая куски по тарелкам. Он не хотел видеть лицо графа и рад был бы вообще сбежать. В глубине души он восхищался смелостью Адель, но сам бы никогда не решился на подобное.
По сути это был вопрос — кем будет этот ребенок в доме графа?
Вопрос, который сам Гримо задавал себе не раз и малодушно откладывал его на потом, успокаивая себя, что до Бражелона далеко и еще будет время его решить. Но время шло, а вопрос оставался — как граф собирается представить Рауля? Как должна будет челядь воспринимать мальчика? Наконец, как его называть? Просто — "Рауль"? Как деревенского мальчишку?
Гримо уже задумывался над тем, о чем могла догадаться Адель. Если она поняла кто такой Рауль, то не сможет обращаться с ним как с неизвестным сиротой и тем более не сможет допустить, чтоб так его воспринимали окружающие.
Если только сам граф этого не захочет...
Адель ждала, что ответит граф.
Молчание затянулось и слышно было только негромкое позвякивание посуды, которую расставлял Гримо.
— Рауль — сирота, — медленно заговорил граф.
Он слегка повернул голову в сторону Гримо и снова чуть повысил голос. — Мать бросила его. Я хочу вырастить и воспитать его. Я возьму над ним опеку.
— Я уверена, что Ваш... воспитанник оправдает Ваши надежды.
— Вы беретесь судить о будущем трехмесячного ребенка? — Граф прищурил глаза. — Вы так самоуверенны?
— Нет, я всего лишь верю в него, — просто сказала Адель.
Она поклонилась графу и вышла из комнаты.
Гримо по-прежнему стоял у накрытого стола, не поднимая головы. Граф подошел и взял бокал с вином. Покрутил его в руке и снова поставил на стол.
— Гримо, завтра утром возьмешь коня и поедешь вперед — надо приготовить Бражелон. К вечеру мы будем дома. Ты все слышал?
Гримо кивнул.
— Теперь иди. Адель ночью может понадобиться помощь.
Гримо вопросительно поглядел на хозяина. Тот нахмурился:
— Утром придешь. Иди.
Граф как в воду глядел — ночь выдалась беспокойной. Рауль то и дело просыпался и капризничал — не помогали ни песни, ни укачивание. К утру малыш уснул, но не потому, что успокоился, а скорее обессилел.
Гримо еще накануне сказал Адель про решение графа и она уговорила его хоть немного поспать:
— Я смогу подремать в карете, мне не надо будет ехать верхом и потом хлопотать в Бражелоне.
Гримо в который раз ответил ей благодарным вздохом, вызвав улыбку Адель.
Его немного тревожило то, что Адель предстоит целый день провести бок о бок с графом, но ее уверенность и невозмутимость успокаивали Гримо — все будет хорошо.
А что касается графа... Что ж, придется и ему потерпеть.
Впрочем, у Гримо было не так много времени, чтоб предаваться размышлениям. До Бражелона он доехал быстро и кратчайшим путем — все тропинки и дороги были ему хорошо знакомы.
Их, конечно же, не ждали и в Бражелоне царили лень и расслабленность. В доме было полно людей. Все, кто раньше жил здесь — Шарло, мальчишка-помощник, внучка Жоржетты — снова целыми днями ошивались в замке. Конюх и доезжачий вместо того, чтоб заниматься делом, тратили дни на разговоры и препирательства с кухаркой. Она в свою очередь, вела себя так, будто Бражелон оставили на нее лично и распоряжалась всем по своему желанию. В кухне постоянно толклись ее родственники, которых с каждым днем становилось все больше и теперь замок напоминал цыганский табор.
Все эти люди ссорились, мирились, ругались, пели песни, поучали друг друга и не покидали замок даже на ночь, заняв все службы, включая те, где много лет царило запустение.
Появление Гримо поначалу не вызвало особого оживления. Половина из находившихся тут вообще не знали его в лицо, а Жоржетта довольно лениво поинтересовалась:
— Приехал, значит? А графа опять где-то носит?
— Вечером будет.
Жоржетта открыла рот:
— К-как вечером? Сегодня что ли?
Гримо молча слез с коня и повелительным жестом подозвал к себе конюха. Это произвело должное впечатление и галдящая толпа немного притихла. Гримо мрачно осмотрел присутствующих и с недовольным видом перевел взгляд на Жоржетту. С кухарки при сообщении о том, что хозяин вот-вот прибудет, мигом слетела вся снисходительность:
— Господи, сегодня будет, а тут... А ну, мигом собирайтесь. Живо!
Через каких-то полчаса в замке стало тихо и пустынно. Жоржетта оставила пару родственниц, из числа самых расторопных, и они помогли Гримо привести в порядок покои графа и приготовить комнаты для Адель и ребенка.
Гримо прекрасно понял, что имел в виду граф, когда интересовался хорошо ли он слышал их разговор с Адель. Ему, Гримо, надо сообщить челяди о ребенке, чтоб потом никто не задавал ненужных вопросов. Еще по дороге он все обдумал и решил, что лучше всего рассказать Жоржетте. Она достаточно болтлива, чтоб через час новость узнали все. Надо только правильно ее настроить.
Когда готовили комнату для Адель, Жоржетта само собой не могла не поинтересоваться что за гости к ним едут.
— Не гости, — коротко ответил Гримо.
— Насовсем что ли? — не поняла Жоржетта.
Гримо кивнул. Кухарка оживилась:
— Неужто? Родственники нашлись какие?
— На воспитание.
— Для кого? — Жоржетта вытаращила глаза. — Для графа?!!
Гримо снова кивнул. Он подозревал, что кивать с некоторых пор ему придется часто.
— Откуда? Что он его, на дороге нашел, что ли?
Снова кивок.
— Как это?
— Сирота.
— Бедняжка! — Жоржетта жалостливо вздохнула. — Граф пожалел?
— Угу.
— Прямо тут и поселит?
— Да.
Жоржетта почесала нос:
— Пожалел... Девочка?
— Мальчик.
— А! — кухарка заулыбалась. — Ну, ясно! Будет учить всякому. Так и графу веселее. На охоту вместе поедут.
Гримо усмехнулся, представив младенца на коне.
Он взял с постели тряпку, скрутил жгутом и, положив на руку, слегка покачал. Жоржетта с недоумением следила за его действиями:
— Ты чего?
Гримо ткнул пальцем в угол комнаты:
— Поставить колыбель.
— Надо — поставим, — машинально сказала Жоржетта, но тут же спохватилась, — для кого?!!
— Господин Рауль.
— Младенец?!!!
Гримо с облегчением кивнул — можно было считать, что трудный разговор, наконец, окончен.
Жоржетта некоторое время собиралась с мыслями. Думала она обычно вслух:
— Младенец... Сирота? Пожалел мальчишку... Ишь ты — господин Рауль. Господин! Он его правда воспитывать собирается? Опекуном что ли будет? Ну Ваше сиятельство... А хоть хорошенький?
Гримо хмыкнул про себя: "Если будет похож на графа... "
За разговорами они не забывали и о деле и к тому моменту, когда во двор въехала карета покои были в образцовом порядке, а вся наличная челядь выстроилась перед входом. Для внушительности и на случай если понадобится помощь, Гримо разрешил присутствовать Шарло и нескольким родственницам Жоржетты. Внучка кухарки и пара ее дружков из деревни сами себе дали разрешение и прятались за спинами взрослых.
Гримо сам открыл дверцу кареты и помог выйти Адель. Рауля кормилица держала на руках. Она приветливо оглядела настороженную толпу и улыбнулась. Слуги переглянулись и заулыбались в ответ. Стоило малышу подать голос, как все словно по команде бросились к Адель. Женщины окружили ее и стали ахать, детвора шныряла под ногами, а мужчины развязывали веревки, державшие багаж. Адель повели в замок, наперебой расспрашивая про дорогу и восторгаясь ребенком. Рауль присоединил к общему шуму свой недовольный рев, чем вызвал новую волну умиления.
— А где граф? — неожиданно спохватился Шарло. Все замолчали и дружно обернулись назад. Наемный кучер уже открыл дверцу и граф медленно выбрался из кареты. Так же медленно, нарочито медленно, он подошел к дверям собственного дома и обвел взглядом притихших слуг.
— Ваше сиятельство, — Жоржетта неловко поклонилась, — в доме порядок. Для Вас все готово.
Граф молча кивнул. Кивок можно было принять за приветствие.
Все так же не говоря ни слова, он вошел в дом.
Слуги переглянулись.
— Кажись мы того... — почесал в затылке Шарло.
— Гримо, — негромко сказала Адель, — Идите к нему. У меня достаточно помощников.
Гримо и сам так думал и потому не стал задерживаться.
Он прихватил свежее платье для графа и кувшин с заранее согретой водой для умывания, но ничего этого не понадобилось.
Граф смерил его мрачным взглядом и привычным жестом показал — "Вина!"
Больше в этот вечер он не хотел ничего.
