Приказано выжить 2

Вторая книга

Глава 1

  Старая Ладога

Возвращаясь от Будимира, вспоминал завершение нашего разговора. После долгих споров уговорил старого волхва прислать к нам, в Псков, своих жрецов. Будем открывать вторую школу и ставить храм в Кроме. Там же будет вести летописные записи специально для этого посланный со мною молодой ученик, ещё не прошедший посвящение, и которому ещё предстояло учиться и учиться. Да и сам Верховный всё-таки пообещал следующей весной приехать к нам в гости.

Судя по всему, наш разговор не прошёл для них даром, и волхвы собирались начинать менять свое отношение к служению. Будимир намекнул, что весной пойдут по городищам и племенам служители богов, начнут более тесно общаться с людьми, посмотрят, как они чтят заветы предков. Одним словом — волхвы начнут выходить в народ. Наконец-то. Между делом, рассказал, как к нему приезжали жрецы с Рюгена, напуганные карой с небес. Посбивало с них спесь, ухмыляясь, рассказывал. Вот только думал, что уже слишком глубоко проникла зараза в их головы, надолго ли им этого испуга хватит. Нет уже той чистоты в душах — червоточина видна. Поживём — увидим. И так делаем всё, что можем. А до Рюгена — не дотянуться.

Очнулся от воспоминаний, только въехав в гостеприимно распахнутые перед нами ворота. А хорошо поднялась Старая Ладога. Стены с башнями высоки и крепки, да и внутри стен всё сделано основательно. Прямо, как у нас. И улицы ровные — нет былой хаотичной застройки и грязи. Спокойно проехали до княжеского двора, спешились, передав наших лошадок мгновенно подскочившим конюхам. Да и какие они наши — мы же их тут и брали на эту поездку. Забыл совсем. Задумался, замечтался. Перед крыльцом встретил Синеус — оказал честь. Это радует. Отпил чуток из поднесённой сенной девкой чаши, передал Мстише. Пусть допивает. И тут хозяйки нет — не те чашу подносят, неправильно это. Поднялись на крыльцо, прошли в знакомое по прошлому визиту помещение. Князь пригласил за стол, и забегали вокруг девки, вынося разнообразные кушанья и напитки.

— Повидал Верховного? — Поднимая серебряный кубок, спросил Синеус.

Подождал, пока и мою чашу наполнят, поднял её в ответном жесте:

— Повидал... Говорили много о разном... Вон, летописца с собой везу — будет у нас в Кроме сидеть и всё, что вокруг происходит, описывать.

— Это ещё зачем? А-а, погоди, погоди... Понял! А для меня почему такого не привёз?

— Да как-то и не сообразил. Да тебе тут рядом — пошли кого-нибудь, а лучше — сам съезди к Верховному, и попроси выделить тебе ученика. И ещё одно. Ты, княже, не думал ли у себя такую же школу открыть, как и у нас? Дело-то нужное, и в будущем очень пригодится.

— Да думал, но сил пока не хватает. Вот ты мне лучше бы побольше досок прислал, я бы и поставил школу. Но не сейчас. На следующий год.

— Да пришлю, какие могут быть разговоры. Ты только плати вовремя. А, вообще, тебе бы прислать к нам толковых мастеров, и пусть бы они поучились на нашей лесопилке, да секреты все разузнали бы. Там, глядишь, и себе лесопилку поставишь.

— Вот так вот просто секрет отдашь? И что за это потребуешь?

— Да ничего не потребую. Ставь на здоровье. Больше пользы будет для всех.

— Ты когда домой собираешься?

— Хоть сейчас. Вот посижу с тобой и могу отплывать.

— Подожди до завтра. Я людей отберу и с тобой отправлю. Возьмёшь?

— Конечно, возьму.

Распахнулись двери и, стремительно разгоняя застоявшиеся обеденные запахи свежим воздухом, быстрым шагом вошёл, почти вбежал, Драгомир:

— Княже, лодья новгородская идёт на веслах. На мачте прапор Рюрика.

— Одна идёт, или ещё есть?

— Одна, княже. Похоже, что к нам правит.

— Дружину на стены, ворота не запирать. Боярин, ты со мной? — Повернулся ко мне.

— С тобой, княже.

— Пошли на пристань.

Выскочил вслед за князем во двор, на ходу отправил Мстишу на берег, к нашим ладьям. Хоть и уверен в своих людях, но пусть Мстиша лично за всем приглядит. Так оно спокойнее.

Проходя ворота, увидел, как к пристани медленно подгребают новгородцы. Да там сам Рюрик на носу стоит! А больше никого не видно, похоже, и впрямь — один приплыл. Ну, с дружиной, конечно.

Выпрыгнул князь новгородский на берег, показал удаль воинскую, пошёл к нам один. Больше никто на берег не сошёл — только шлемы из-за борта торчат. Опасаются. И это — правильно! Ну и мы с Синеусом прошли навстречу немного, с таким расчётом, чтобы нас со стен стрелки прикрывали. Получилось так, что остановились на полпути до пристани. Тут и подождём.

Подошёл Рюрик, остановился в нескольких шагах, посмотрел на меня, помолчал мгновение и... просто поздоровался. Как будто ничего и не было. А следующей фразой всё и объяснил:

— Забудем всё, что случилось между нами. Свою вину не снимаю, помнить об этом всегда буду, да жить-то надо дальше.

— Сам понимаешь, что совсем забыть не получится. Крови много пролито. Но прав ты. Жить надо дальше. — Начал раздумчиво говорить Синеус. — Что от нас хочешь?

— Ещё раз говорю. Предлагаю всё, что между нами произошло — забыть. И отныне жить, как добрые соседи — мирно.

— Я-то могу тебя простить. Новогород на меня, в этот раз, не нападал. А что ты с Трувором делать станешь? Простят ли тебя псковичи?

— Я от тебя сразу к Трувору пойду. Прощения попрошу, повинюсь.

— Боярин Владимир тоже домой возвращается. Я с ним пойду. Погляжу, послушаю, что у вас получится. Тогда и примем общее решение. Согласен?

— Согласен. Выхода у меня другого нет. Когда пойдёте?

— Можем сразу и пойти. Согласен, Владимир? — Повернулся ко мне.

— Пойти-то можно, да вот только надо посмотреть, не ждут ли нашего отхода воины новгородские за поворотом, чтобы на крепость потом напасть. — Чтобы не расслаблялись, капнул бочку дёгтя.

— Что скажешь? — Это уже к Рюрику повернулся Синеус.

— Понимаю, что не доверяете мне пока. Но нет никого за мной — один я. Да и не до того сейчас Новогороду. Не скоро опомнится он от бунта боярского.

— Хорошо, завтра утром отходим. Приглашаю тебя ко мне. Дружина твоя пусть от берега не отходит — со стен постреляют. Без обид, брат.

— Без обид.

Подождав, пока Рюрик отдаст распоряжения своим дружинникам, и, услышав, как облегчённо загомонили воины на новгородской лодье, немного расслабились. Вместе пошли через двор, причём Рюрик усиленно вертел головой по сторонам. Хоть и было заметно, что всеми силами пытается себя от этого удержать, но уж слишком непривычной была обстановка в новой Старой Ладоге. Стены каменные, постройки внутри крепости стоят ровно. Вокруг чистота и порядок — нет такой грязи, как в других городищах. Даже помоями не пахнет. Да и свежесрубленный княжеский терем такой ладный и аккуратный, что глаз не отвести. Словом, было на что посмотреть. Чётким прямоугольником стояла у казармы в полной боевой готовности сотня мечников, на стенах топорщились луками и арбалетами стрелки. Горожане пока из домов не высовывались, поэтому вокруг было тихо. Поднялись на крыльцо и прошли в каминный зал. Рюрик тут тоже был впервые, поэтому растерялся, увидев горящий без дыма камин и застеклённые прозрачные окна, через которые можно было смотреть на улицу. Даже потёр пальцем стекло.

— Это боярин Владимир новое производство у себя в мастерских наладил. — Опередил готовый сорваться с языка вопрос Рюрика Синеус.

Кивнув головой в ответ, новгородец подошёл к камину и протянул руки к огню.

— Говорили мне, что в Пскове мастера наловчились дымовые трубы делать. Всё собирался посмотреть, да некогда было. Хорошо у тебя брат — спокойно. А у меня... — Махнул обречённо рукой.

— Если с Псковом мир будет, то и у тебя всё тихо станет.

— Будет. Там, на лодии, Вольг остался. Может, позовём его? Всё-таки родич наш?

— Не дело родича в стороне держать. Сам его кликнешь, или мне отправить дружинника?

— Лучше будет, если сам схожу. — Вставая, хмыкнул Рюрик.

Выйдя с новгородцем во двор, проводили его до ворот. Посмотрев вслед уходящему князю, подошёл настороженный Драгомир.

— Княже, зачем новгородцы пришли?

— О мире будут договариваться. За Вольгом князь пошёл. Дружина новгородская на лодье ночевать останется... Утром в Псков уходим. Я с Владимиром на его ладье буду. Ты — за меня в городе стоять станешь. На стенах оставь усиленные караулы на ночь, пусть по сторонам внимательно смотрят. Да дружину держи наготове — мало ли... Ворота никому не открывать!

— Всё понял, княже. Не сомневайся.

Дождавшись возвращения Рюрика с Вольгом, вчетвером вернулись в терем.

— Ты, брат, не думай, что вот уйдём мы с тобой в Псков, а за нами, следом, в Ладогу дружина придёт. Некому сейчас в Новогороде воевать. Добронег остался в городище — ему за порядком смотреть. А Аскольд с Диром — уходят на Царьград. Собираются до ледостава успеть, вот и торопятся. — Постарался разрешить невысказанные сомнения Синеуса Рюрик.

— На южных рубежах хазары зашевелились, уже Новогороду грозят. — Добавил Вольг. — Договорились, что присмотрят оба побратима за границами.

— Киев они возьмут. Там и сядут. Ты, Вещий, не ведаешь разве? — Спросил Вольга.

— Да не заглядывал я, некогда. В своём бы разобраться — так накручено, и, думаю, из-за тебя. То одно сегодня вижу, а назавтра — уже другое. Одно знаю точно, боги за тебя горой стоят — люб ты им. Может, расскажешь нам, почему? — Пронзительным взглядом выстрелил из-под рыжих бровей Вольг.

— В Псков придём, может и расскажу. Потерпи пока. Лучше ответь, ты с Верховным волхвом знаком?

— Не довелось ещё. То одно, то другое навалится, так и не вышло нам познакомиться.

— А ты, княже, был ли у Верховного? — Подумав, решил всё-таки задать тот же вопрос Рюрику. Посмотрим, что новгородец ответит.

— Нет, не был. Да и невместно князю к волхвам ходить. Пусть сами ко мне приходят.

— Ещё один вопрос разреши задать. Говорят, крест христианский ты на груди носишь. Правда ли это?

— Правда. Веру принял. И крест ношу. Если ты хочешь спросить, как я к богам языческим отношусь? С почтением отношусь. Веру старую рушить не буду. Пусть люди сами решают, каким богам требы класть.

— Хорошо. Пойду я. Надо своих людей проверить, всё ли в порядке. Да посмотрю, может, в баньку схожу. — Поднялся, поклонился князьям (от меня не убудет, спина не отвалится, а вежество показать надо), да и пошёл на двор.

— Погоди, я с тобой. — Подхватился Вольг, с грохотом отодвигая лавку.

Можно и подождать, коли просят. Да и с Вольгом надо задружиться.

& Псков

После памятного совещания, проведённого Трувором в боярском тереме, закипела работа. Забегали мастеровые — в поле начались работы по закладке фундамента под новую стену. Благо, схема перестроения была давно составлена. Боялись начинать строить без боярина. А тут князь морально-волевым пинком придал ускорение всем планам — вот и завертелась работа. На берегу возводились опоры под уже изготовленные Истомой водяные колёса. Да и сами колёса были прикачены на берег. Старшины размечали контуры новых мастерских, и тут же строители копали траншеи под фундаменты. И если на опорах под приводы работала ватага Окуня, то фундаментные работы, с последующей выкладкой стен, делал Еленя со своими подмастерьями.

Дрёма ушёл в Данциг и далее на Готланд с грузом пиломатериалов и кирпича с черепицей. Ушлый купец еле-еле поделил с Последом, собиравшимся в Старую Ладогу, запасы посуды и оконного стекла. Изделиями из железа в этот раз решили не торговать — самим не хватало, начинался строительный бум. А через день, после отхода двух ладей в Данциг, ушёл и Послед, загрузивший свою баржу по максимуму.

На верфи заложили ещё две ладьи, и ватага Тишилы выходила подышать свежим воздухом вся облепленная душистыми сосновыми стружками.

Опустевшие, было, склады требовалось срочно заполнить, и в мастерских закипела работа. В лавке полки тоже стояли наполовину пустые, торговцы выносили мозг старшинам ремесленных ватаг.

Любава с Миленой сбились с ног — началась пора заготовок. Увеличивался поток хуторян, везущих излишки урожая в крепость. Надо было принять привезённые продукты и зерновые, всё пересчитать и распределить на хранение. Пришлось набирать дополнительных работниц. Не хватало уже рук и сил работать прежним составом.

У всех назрела пора перемен. Необходимо было расширяться. А тут ещё и боярин куда-то запропал. Давно уже должен был вернуться.

В Кроме копали огромную траншею под стены и башни. Решено было ставить следующим годом каменные стены вокруг посадов на место деревянных. Да и на другом берегу реки Псковы собирались заложить также пока только две новые башни. Город рос. После того, как прогнали новгородцев и варягов, постепенно начал расти приток поселенцев. Новоприбывшим разрешили заселять правый берег Псковы с условием обязательной отработки на общей стройке. А поскольку вся работа оплачивалась, можно было это условие и не ставить — за деньги народ работал с удовольствием. Тем более, всё равно жилые дома ставили строго по намеченному плану и всем миром.

Горивой опять сбивался с ног — много народа приходило, и с каждым нужно поговорить, выспросить — откуда и почему пришёл, да что умеет, на что может сгодиться. По способностям и подыскивали дело каждому. Вот именно в такие моменты и подумывал Горивой о том, как бы подобрать для себя ещё десяток-другой толковых людей. Прежний состав уже не справлялся. Ведь надо было кому-то и за порядком присмотреть. Да и смешно сказать, но даже контроль за работой по установке новых туалетов и последующий присмотр за ними князь на него повесил. Теперь тихари Горивоевские, параллельно с поддержанием порядка в городе, ещё и обязаны были строго присматривать за горожанами, дабы те справляли свои нужды только в отведённых для этого местах. Нарушителям же грозил нешуточный штраф. В первый раз — пять дней бесплатных работ на благо города, а дальше срок увеличивался, вплоть до отселения. Насколько, пока ещё не придумали — ждали общего собрания для обсуждения. А собрание было решено проводить только после возвращения боярина.

Трувор же после совещания почти не появлялся на людях. Сидел в своём тереме безвылазно, писал и обдумывал новые законы для города. Очень не хватало Владимира. Привык уже к нему, такому разумному и спокойному, да и много дельных советов помещалось у того в голове. Вот и ждал с нетерпением возвращения боярина князь.

Но не только простыми горожанами наполнялся город — одновременно росла и дружина княжеская. Набирали в обучение воинскому делу своих подрастающих парней, да и наёмники понемногу приходили. С последними — заключали ряд пока на год, а там, уже по обоюдному соглашению — или ряд разрывали, или продлевали.

Как и планировали, под стенами Крома, на берегу Псковы, расширили торжище. Торговые ряды росли как на дрожжах, появилась первая крытая лавка, поставленная предприимчивым Дрёмой перед самым своим отплытием.

Старая Ладога — Псков

Утром следующего дня мы, наконец-то, отошли от гостеприимных стен Старой Ладоги. Впереди шла моя ладья, за мной держался Ждан, а уж за ним, в кильватере, пыталась не отстать лодия Рюрика. Синеус отсыпался в моей каюте, потому как вечером они с братом примирялись до потери сознания. Я даже двери в каюту не закрывал — пусть проветрится. Поддувал попутно-боковой ветерок, и над скользящими по речной глади судами раздавался могучий храп Синеуса. А с замыкающей лодии ему вторил такой же — Рюрика. До выхода в Ладогу на палубах не показывался ни один из князей, а вот когда запахло обедом, тогда и показал свою измятую физиономию Синеус. Морщась, съел предложенный обед, запил квасом и опять ушёл в каюту, уже закрыв за собой двери. Что уж он там делал, я не видел, но храпа слышно больше не было.