Алан Аюпов
ПОСВЯЩЕНИЕ АНЕ МУХИНОЙ
"Муха, муха, цокотуха!
Позолоченное брюхо.
Муха в интернет вошла,
И поклонников нашла".
Истинная правда.
* *
Муха... Какое же это всё-таки назойливое, зловредное насекомое?.. И надо же было создателю заселить ими эту планету?! Не выношу мух и комаров. Ос и пчёл тоже не люблю. Не потому, что они кусаются. Они противно, как бормашина, жужжат. Шмелей, впрочем, то же терпеть не могу. Правда, с ними я встречаюсь много реже, а потому более снисходителен к ним. Но вот мухи!.. Боже! Стоит лишь одной появиться где-то на горизонте, как тут же пропадает всякое настроение. Мало того, что эта гнусность норовит пристроиться где-то на мне, она с превеликим удовольствием усаживается на мониторе и начинает выделывать такие штуки!
К примеру, вот совсем недавно... На улице зима. Мороз, градусов пять, шесть. И вдруг, что вы думаете?! Вот именно! по подоконнику ползёт сонная, толстая, вялая муха. Бр-р-р-р!.. Какая гадость!.. И главное, ползла бы себе по своим делам, так нет же! Кое-как перелетает на мой стол и ползёт на монитор!.. Во дрянь!.. Этого мне только и не хватает до полного счастья рассматривать её жирное брюхо, подсвеченное монитором. Я не скажу, что очень брезглив, в меру, так сказать, но вот не могу я без содрогания смотреть на эти создания. От одной мысли, что эта мерзопакасть сейчас взлетит и сядет мне на руку или ещё куда, меня в дрожь бросает. А она сначала исчезает где-то под стойкой монитора, потом вдруг обнаруживается в левом нижнем углу экрана. Я на миг закрываю глаза, пытаясь придумать, чем бы садануть эту нахалку. И чего это ей не спится? Какого лешего вскочила в такую рань? До тепла и весны ой как далеко, а она, зараза, ползёт.
Я открываю глаза. Мухи нет. Зато на мониторе, свесив кукольные ножки, сидит малюсенькая такая девочка. Я от изумления захлопал ресницами, как девка на выданье. Ничего себе засиделся!.. Уже галюники начинаются. Но кукла не исчезла. Пока я на неё так таращился, она пошевелилась, сменив позу, закинула ножку на ножку. Крошечная юбчонка задралась, но не настолько, чтобы можно было обвинить в бесстыдстве. Хотя, честно говоря, мне лично вдруг стало интересно... А там всё так же по-настоящему?! Пошло, конечно, но что поделаешь?! Такой уж я уродился. Мне захотелось протянуть руку и потрогать её пальцем. Кукла, тем временем, поболтала ножкой, постучала каблучком по стеклу, и вдруг нырнула вниз, внутрь монитора!.. Я аж рот открыл от неожиданности. А кукла, высунувшись из-за стекла, показала мне свой остренький, розовый язычок, сказала: "бе -бе -бе",и пошла куда-то по панели управления.
Я с силой тряхнул башкой. В шее что-то треснуло. Я вновь посмотрел на монитор. В самом центре сидела гадкая муха и нагло лыбилась. Это уже было слишком. Я вскочил и бросился в ванну. Вода была такая холодная, что руки замёрзли мгновенно. Вытершись мягким полотенцем, вернулся в своё любимое кресло перед компом. Пододвинул поближе мышку и взглянул на экран. Мухи не было. Зато по стеклу кругами носился громадных размеров паук. За ним, покрывая поверхность, тянулась липкая слизь паутины. "Вот, гад,— подумал я, — испоганит весь монитор!". Отвернувшись к тумбочке, открыл и пошарил рукой не глядя. Между дисками торчала старая газета. Предвкушая удовольствие расправы, дёрнул её на себя. Дверца тумбочки отвалилась, со всей дури шмякнувшись мне на ногу. Сверху посыпались коробки с дисками. "Чтоб тебя!.."— Выругался я, и полез собирать разлетевшиеся по всей комнате болванки.
Вернув всё на прежнее место, уселся за комп и вдруг вспомнил, что газету-то я так и не достал!.. Но экран светился ярко, даже слишком ярко, а вместо панели управления на меня смотрел какой-то субъект с обширной круглой лысиной и худым долговязым телом. Был на нём старый пиджак, синий в чёрную полосочку, а на длинном носу — очки в тяжёлой оправе, отчего и лицо его казалось тяжёлым, строгим и прямоугольным. Я озадаченно почесал в затылке, и ни с того, ни с сего вдруг брякнул:
— Ты кто?
изображение скривилось, как от зубной боли, и сказало:
— Чо, сам не видишь? Человек, конечно!
— Бред!— Вслух подумал я.
— Сам ты бред.— Обиделось изображение.
— Кажется я схожу сума.— Опять вслух подумал я.
— Гм.— Хмыкнул лысый.
— Тебе чего надо?— Решился спросить я.
— Мне?
— Ну не мне же?
— Да ничего. Бабки верни.— Вдруг заявил дед.
— Ты чо, дед, охренел? Какие бабки?
— Да те, что я на винтовку копил.
— Какую винтовку? Ничего не понимаю.
— Винтовку с оптическим прицелом.— Охотно пояснило изображение.
— А на фига тебе эта винтовка?
— Не твоё дело. Бабки гони.
— Слышь, дед, я тебя не знаю, и знать не хочу. И бабок я тебе никаких не должен.
— Ты уверен?— Оскалился лысый.
— Больше чем уверен.— Сказал я, раздумывая перезагрузиться или пока не стоит.
— Я те по рукам дам.— Как будто прочитав мои мысли, предупредил дед.
Я опять потёр глаза. Но, чёртов вымогатель не исчез. Даже наоборот, кажется, раздвоился. Я так усердно замотал башкой, что в мозгах аж помутилось.
За стеклом монитора торчал мужик в кожаной куртке, застёгнутый на все пуговицы, похожий на чемодан, из которого как будто по небрежности хозяев высовывалось лицо, плоское, как язык галстука.
— Ни хрена себе!— Изумился я.
— Чего ругаешься?— Спросил чемодан.
— Я? Ругаюсь?
— А то кто?
— А ты кто?
— А тебе какая разница?
— Во-те раз! Повылезали на мой монитор и командуют.— Обиделся я.
— Ты, эта, газетку-то верни?
— Какую газетку?
— Что я уронил.
— А ты ронял газеты?
— А то нет?!
Это начинало раздражать. Я медленно поднялся и отправился в ванну. Сунул голову под кран и включил воду на всю катушку. Ледяная струя обожгла. Но я всё равно немножко постоял, потерпел. Потом достал жёсткое полотенце и вытерся насухо.
Человек на экране преображался. Уши, неведомо как, съёжились и прижались к голове. Чёлка поднялась и обнажила низкий лоб со сходящимися под углом к переносице тонкими бровями. Глаза стали похожи на мелкие чёрные бусинки, и спрятались в глубокие тёмные ямы под выступающими надбровьями. Нос разросся до размеров небольшого баклажана. С монитора на меня смотрела уголовная личность с, несомненно, тёмным прошлым.
— Ну, чо, мужик, башлять будешь?— Поинтересовалась личность, смачно сплёвывая куда-то вниз себе под ноги.
— О, господи!— Закатил я глаза. — Какого чёрта вам всем от меня надо?!
— Кому это всем?— снова поинтересовалась личность.
— Да ты уже третий, кто с меня что-то требует.— Пояснил я.
— А кто ещё?
— Да чёрт вас знает, кто вы такие, и чего вам надо.
— Ты фильтруй базар, чучело.
— Сам чучело.— Огрызнулся я.
— Ну, ну! Значит, знаешь на кого батон крошишь?
— ДА пошёл ты со своей феней.
Изображение на экране вдруг дёрнулось, перекосилось... Напротив маячил шкет с короткой чёрной шёрсткой на макушке.
— Дядя, вы мой мячик не видали?
— Чего?!— У меня глаза на лоб вылезли.
— Чего, чего...— Пробурчал пацан и двинулся куда-то за рамку монитора. Я облегчённо вздохнул и прикрыл на миг глаза. Лучше бы мне этого не делать.
Передо мной маячил одинокий рыцарь. Он был непривлекателен — если вы имеете в виду привлекательность пня для истинного художника. Он был нищ, и его доспехи знавали лучшие времена. И ему была совсем не к лицу нахлобученная на затылок мятая кепка.
— А тебе даму сердца подавай?— Опередил я его.
— Нет.— Обиделся рыцарь. — Она ушла сама.
— Куда?— На всякий случай поинтересовался я.
— Жарить картошку.— Совсем опечалился рыцарь.
— Какую картошку:— Не понял я.
— Обыкновенную. Синеглазку.
— А зачем?
— Он хотел жареной картошки.
— Кто он? Ты, что ли?
— Нет. Я же говорю, он.
— Он — это тот, с кем она ушла?
— Совершенно верно. Ушла жарить картошку с рыжим псом.
— Бред.— Фыркнул я. — Не романтично.
— Верно. У неё с романтикой нелюбовь.— Сообщил он.
— Так чего ты грустишь? Найди себе другую, более достойную.— Неосторожно посоветовал я.
Рыцарь вздрогнул, встряхнулся, сжался пружиной и взлетел рыжей обезьяной на высокую пальму.
— Что, съел?— Осведомилась обезьяна, глядя на меня сверху вниз.
— Ого!
— Не люблю людей.— Заявила обезьяна, срывая кожуру с невесть откуда взявшегося банана.
— Ты аккуратнее, намусоришь же.— Вскрикнул я.
— Ничего, не маленький. Уберёшь.— Довольно ухмыляясь, констатировала обезьяна.
— Ну ты наглая животина! Я тебе сейчас...— Возмутился, было, я, но на ветке вместо обезьяны сидел здоровенный попугай.
— Тьфу ты, чёрт.— Выругался я.
— Не гневи бога, не поминай нечистого всуе.— Раздался голос откуда-то снизу.
Я заглянул под пальму. Там стоял инквизитор. Лицо его было скрыто под маской-капюшёном.
— А вам-то чего от меня надо?— Осторожно поинтересовался я.
— Люди делятся на две категории: на тех, кто мне нужен, и на тех, кому я нужен. В данном случае ты мне ни к чему. Значит, это я тебе нужен. Говори?
— А чего говорить-то?— Опешил я.
— Зачем звал?
— Я?! Вас?!
— Профессор, честное слово, я точно знаю, что Америку открыл Лаперуз.— Дрожащим голосом сообщил студент.
— Господи! Какой Лаперуз? Вы о чём?
Передо мной сидел, вернее, висел на карнизе вниз головой тощий студент в линялой курточке. Из его обширной шевелюры сыпались на пол осколки стекла.
— Француз.— Быстро отозвался студент.
— Разве Лаперуз был Французом?— Не поверил я.
— А как же? Француз Испанского происхождения.— Уточнил тот.
— Что за чушь? Какое ещё там Испанское происхождение?
— Знаешь что? Это была совсем другая история. Потому что Пушка сломалась и заржавела. А я передумала и не пошла на войну. Чего я там забыла?— Высоким баритоном заржала лошадь.
Я ошалело уставился на неё.
— А вы откуда? Извините?— Вежливо поинтересовался я.
— Я же сказала, это была другая история.
— А какая история была с вами?
— Какая, какая...— Недовольно промычала лошадь и вдруг посинела.
Кляча исчезла. Из тьмы высунулся огромный волосатый удав и швырнул белое бревно. Испуская неприятный терпкий дымок, оно упало рядом с мутной лужей и зашипело.
— Эй, мужичок! Подгребай сюда, чё скажу... — Из сумрачного паутинного угла мне делал энергичные знаки восьмирукий бородач бомжеватого вида. — Ну что, орёл, боишься? Знаешь, что ли, меня?
— Не, не знаю.— Честно признался я.
— А тогда чего отзываешься?
— Ну, блин, обнаглели!— Возмутился я.
— Ты как с дамами разговариваешь?
На меня смотрела тётка в толстых роговых очках.
— Вы учительница?— Робко поинтересовался я.
— Разве это имеет значение?— Её выщипанные брови взметнулись вверх.
— Простите, если я чего-то не так сказал.— Смутился я.
— Разве это главное?— Спросила она, глядя на меня в упор своим сверлящим взглядом.
— Простите, не понимаю.— Ещё больше стушевался я.
— Где мой муж?
— Во имя отца и сына!..— Взвыл я.
— Ты чего?— Приятный девичий голосок на мгновенье привёл меня в чувство.
— Я! Я, ничего.— Сказал я, оглядываясь.
Рядом стояла девушка, не скажу, что красавица, но очень симпотная.
— Тогда чего святых поминаешь?— Спросила она, легонько касаясь моих волос.
— Я? Святых?! Когда?!
— Да только что?
— Не помню.— Искренне признался я.
— Мексиканская амнезия.— Констатировала девушка, горестно качая головой.
— Послушай,— обратился я к ней, — ты мне снишься?
— Ты мне не снишься. Кто ж тут виновен?— Пропела девушка.
— Если ошибку звали любовью?— Вопросительно продолжил я.
— Но ты же не любишь мух?— Спросила муха, глядя на меня с экрана.
Я поднял руку и впервые в жизни перекрестился. Муха хмыкнула, повертела своими лапками, как будто пряла, и, взлетев, направилась к виднеющимся вдали золотым куполам сказочного города.
Одесса, 10 февраля 2007 г.
5
