Название: Своевременное вмешательство.
Предупреждение: гомосексуальные отношения между персонажами.
За окном негромко шумел дождь, нагоняя еще большую тоску своим заунывным монотонным шуршанием. Бриан несколько минут взирал на разлитую по небу серость, а потом решительно задернул занавеси. Ему нужно было хорошо подумать над сложившейся ситуацией, но мысли путались, вдобавок от непогоды разболелась голова. Все складывалось не так, как нужно.
То, что молодое, но чрезвычайно наглое государство, стихийно образовавшееся в Северной Пустоши, принесет многочисленные проблемы, Бриан понял сразу. Земля там была бедная, небольшие племена-семьи, кочевавшие по ней и промышлявшие торговлей с более богатыми соседями, она еще могла прокормить, но осевшим, обзаведшимся многочисленным скарбом и детьми людям требовалось больше. Их вождь, высокопарно провозгласивший себя императором, умудрялся держать сородичей в рамках, но он уже был стар и готовился уйти на поля Айкера, а те, кто придут ему на смену, должны будут дать людям то, чего они хотят. А это в большинстве случаев подразумевало войну.
Король чувствовал себя вымотанным до предела. Бесконечные заседания, пустые речи, переполненные пафосными глупыми словами, сложные полемики, целью которых являлось не достижение соглашения и не выработка стратегии. Изящная демагогия. Высокая политика. Настоящее искусство лжи. А он всегда считал себя воином.
Интересно, тому Бриану тоже приходится лгать?
Он отвернулся от окна и несколько раз прошелся по комнате, считая про себя шаги. Раз, два, три, четыре, пять... Необходимо было действовать быстро, решительно, а не добиваться разрешения Совета. Напугать, заставить отбросить саму мысль об агрессии. Но Совет считал иначе. Не Совет, нет. Виллиам. Или делал вид, что считал.
Бриан с силой сжал кулаки, гася поднимавшуюся горячую волну ненависти. Как он умудрился так настроить против него сестру? Когда это произошло? Что он ей наговорил? Бриан вспомнил темные, чужие глаза Катарины и с остервенением пнул прикроватный столик. Тот с глухим стуком упал на пол, расколовшись посередине.
— Она ненавидит меня, — прошептал король, глядя на уродливо расползшуюся трещину. — Они все меня ненавидят.
— Скорее — презирают, — раздалось от окна, и Бриан стремительно обернулся, уже зная, кого увидит. Этот язвительный раздражающий голос мог принадлежать только одному человеку. Точнее, совсем не человеку. Эйштару. Когда же он успел уснуть?
— Как ты здесь оказался? — настороженно поинтересовался король и замер, увидев раздвинутые шторы, за которыми ярко сияло солнце. На безупречно синем небе не было ни облачка. Эйштар, сидевший на подоконнике, хохотнул и приветственно помахал рукой.
— Я подумал, что хорошая погода тебе не помешает, — не отвечая, отозвался он. — Или ты предпочитаешь, чтобы была ночь?
За окном моментально стемнело. В волосах бога войны запутались серебристые блики лунного света, заставляя их сиять. Бриан, заглядевшись на них, замешкался буквально на мгновение, чем Эйштар немедленно воспользовался, оказавшись рядом.
— Давно не виделись, — с ухмылкой процедил он и коснулся пальцами подбородка короля. — У меня не так много времени, поэтому раздевайся побыстрее.
— Не дерзи, — прошипел король, отталкивая его руку. — Я не игрушка для постельных утех, а ты вообще — тень, иллюзия. Тебя нет. Ты не реален!
— Я вполне реально могу дать тебе в морду, — чрезвычайно доброжелательным тоном просветил его Эйштар. Он откинулся назад, скрестив руки на груди, и окинул Бриана жадным, похотливым взглядом. — Ну, или не в морду. Есть одна часть твоего тела, которая интересует меня куда как больше.
— Мне кажется, ты забыл, что мы можем играть на равных, — холодно заметил король, даже не подумав отступить. Он действительно не боялся, в груди клокотала ядовитая ярость, напрочь отравлявшая рассудок. Было нестерпимо горько. Сперва сестра. Он ведь действительно считал, что Виллиам для нее хорошая партия, поэтому не раздумывая дал согласие на брак. Кэт не возразила ему ни единым словом, хотя и счастливой не выглядела тоже. Это казалось нормальным — людям их положения ни к лицу было проявлять эмоции, и Бриан никогда не позволял себе быть ласковым с сестрой, которую, тем не менее, безмерно любил. Ему казалось это правильным, и он думал, что за холодным отчуждением Катарины тоже скрывается нежная привязанность. Но это было не так. Сперва он потерял сестру. Теперь... Он ведь на мгновение обрадовался, увидев своего странного любовника, рассчитывая хоть немного вынырнуть из затянувшего болота, но тот парой фраз разбил все иллюзии. Ни на кого нельзя рассчитывать, ни на кого. Никого нельзя... любить? Ярость была странной — будто затухающее, бьющееся в изнеможение пламя, которому перекрыли воздух. Он словно выгорал изнутри, сжигая сам себя. И ничего не мог с этим поделать.
— Неужели? — Эйштар скептически выгнул бровь, а в серых глазах заискрилось столько насмешки, что захотелось впиться зубами ему в горло. Опасная тварь — это Бриан знал по опыту. Опасная и тем еще более возбуждающая. Но это не страсть, нет. Это просто похоть и звериное желание подчинить, сломать, уничтожить. Бриан понимал это, как никто другой.
— Убирайся. Мне не до тебя.
— О, как же я мог забыть про этих мелких людишек, — расхохотался Эйштар и прошел вперед, больно задев плечом не успевшего посторониться короля. Тот глухо выругался сквозь зубы и обернулся ему вслед. — Что, тебе отказали? Какая жалость. Видимо, они тоже чувствуют, что ты раскис. Стал слабаком. Я уже начинаю сомневаться, хочу ли тебя трахнуть... детка.
С каждым произнесенным словом у Бриана темнело перед глазами, а виски наливались свинцовой тяжестью. Сейчас он слышал не только Эйштара, вспоминались слова сестры, презрительные, пропитанные пренебрежением и ненавистью.
— Мы не позволим тебе ввергнуть Ортог в войну. Помни, я все еще наследница. Совет прислушается к моим словам, брат. Ты не умоешь мою землю кровью.
Он потратил несколько недель, пытаясь доказать, что как раз пытается избежать кровопролития — большего кровопролития. Что предупреждающий удар иногда способен спасти жизни, но его никто не слушал. Раскол между братом и сестрой, между Аддидой и Ортогом вбивал клин в самое сердце Совета, позволяя поднять голову старинному врагу — Ширазу. Это подкашивало, раскачивало почву под ногами, и лишь молчаливое присутствие и поддержка верного Фалька хоть как-то спасало ситуацию. Но Фальк тоже был причиной для разочарования. Бриан не мог смотреть в его светившиеся счастьем глаза, поэтому постарался свести общение с капитаном к необходимому минимуму. И это тоже не добавляло удовлетворения жизнью.
— Тварь, — хрипло вырвалось у Бриана, и Эйштар посмотрел на него с нескрываемой понимающей насмешкой. — Я велел тебе проваливать.
— Ты жалок, — выплюнул ему в лицо бог войны и сделал шаг навстречу. — Ты раздавлен, жалок и смешон. Мне противно до тебя дотрагиваться, но... раз уж я пришел, не тратить же силу попусту...
Бриан почувствовал, как невидимые путы сковывают его по рукам и ногами, а потом тащат по направлению к кровати. Из горла вырвался сдавленный протестующий возглас, прервавшийся, когда его швырнули лицом вниз, утыкая в простыни. Сверху навалилось тяжеленное тело, мешая не только двигаться, но и дышать. Боль пронзила плечо — руку вывернуло под неестественным углом, угрожая переломом, но Эйштару, казалось, было на это наплевать. Его ладони по-хозяйски огладили бока, лаская через одежду, а потом принялись сдирать ее просто разрывая на лоскуты. Стало тошно. Бриан зарычал, уперся лбом в матрас, приподнимаясь и пытаясь скинуть с себя насильника, но тот внезапно потяжелел втрое.
— Ты пыхтишь, как толстая купчиха, — донеслось до него, и щеки запылали от ярости и унижения. Второй раз он не допустит этого!
Сознание плавилось в хлещущей через край ярости — будто кто-то изо всех сил подул на угасающие угли, вернув к жизни умирающее пламя. Видимо, не хватало этой последней хворостинки, вопреки пословице не сломавшей хребет лошади, а заставившей ее встать на дыбы. Эйштар, чего бы он не добивался, безошибочно попал в самое чувствительное место. И реакция последовала незамедлительно.
Теперь Бриан сопротивлялся в полную силу. По вискам тек пот, мышцы сводило болезненной судорогой. Это было столкновение тел, разумов, от напряжения темнело в глазах и мутился рассудок, но король не сдавался, не позволяя Эйштару осуществить задуманное. Тот, задыхаясь, отпускал колкие ядовитые фразы, но сумевшему вывернуться из-под него Бриану было хорошо видно перекошенное лицо бога войны, явно терявшего контроль над ситуацией. И это зрелище ударило в голову волной экстаза.
— Я жалок, да? — Бриан, последним усилием легко скинул невидимые кандалы и с наслаждением впечатал кулак в скулу Эйштара, опрокидывая того на спину. — Хочешь меня трахнуть? Как самонадеянно! Уверен, что силенок хватит? Выродок!
Он подмял Эйштара под себя, отвесив еще несколько ударов, а потом принялся с остервенением стаскивать с него штаны, и только в этот момент осознал, что бог войны смеется. Смеется. Реальность ледяной водой обрушилась на голову, приводя в чувство. Бриан потрясенно вгляделся в искрящиеся серые глаза, в которых не было ни капли прежнего пренебрежения, и выпрямился, опустив руки.
— Неужели ты позволишь им сломать себя? — выгнув бровь, спокойно поинтересовался Эйштар. — Этим ничтожествам? Ты, способный противостоять богу войны, будешь стелиться под мелюзгу, вымаливая их благосклонность? Думаешь, они презирают тебя? Они боятся. Боятся до смерти. Если бы я был свободен, я выпил бы их страх и злобу.
— Кэт... — прошептал Бриан, глядя в распахнутое окно. — Ее ненависть слишком тяжела. Я не хотел такого.
— Даже когда выдавал ее замуж против воли? — усмехнулся Эйштар и покачал головой. — Твои мысли — открытая книга. Успокойся. В ней говорит боль и обида, но не ненависть. Ненависть я бы почувствовал. Просто этот Виллиам — хороший игрок, он нашел твое слабое место. Как и...
Он не договорил, но Бриан понял, о ком идет речь. Стремительно накатывала реакция, но на душе почему-то стало легче, а в голове медленно и уверенно созревало спокойное решение. Завтра он выступит на Совете. Он не сдастся, завтра он сумеет заставить слушать себя. И слушаться. А потом поговорит с Кэт, даже если это будет стоить Ортогу политического скандала. Завтра... Он посмотрел вниз и усмехнулся.
— Раз уж ты уже пришел, не будем тратить силы попусту. Но, боюсь, свой шанс ты упустил.
"Это только похоть", — думал он, впиваясь в жесткие неподатливые губы, сминая их поцелуем, больше похожим на укус.
"Это только секс", — отвечали ему чужие руки, оставляя на плечах синяки и красные горячие полосы.
Просто жажда, отчаянная нужда в чужом обжигающем жаре, заставляющем чувствовать себя живым. То, что было так необходимо обоим: одному — заживо похороненному, другому — похоронившему себя. И обоим мучительно не хотелось усложнять, вводить границы и рамки, глупые правила и определения. Не дать себя сломать — вот что было главным в этой опасной и завораживающей игре, больше напоминавшей схватку.
И Бриан старался не думать о том, почему Эйштар оказался рядом так странно вовремя, вмешался столь своевременно, будто чутко считывал состояние любовника. Что могло заставить жестокого бога сказать именно то, что смогло оттолкнуть от разверзшейся под ногами пропасти, удержать на грани? Бриан не знал, но чувствовал, что не следует задавать таких вопросов. И лишь поглубже прятал теплую искру благодарности, зародившуюся в душе.
Потому что, если задуматься обо всем этом, игра перестанет быть настолько простой.
А к этому сейчас они оба были слишком не готовы.
