Когда ты понимаешь, что смог убить взмахом руки, да и не одного, а нескольких... Тогда не остаётся ничего, кроме впадения в ступор. Если кто-то пробовал и в ступор не впадал — милости прошу, обсудим.
Не открывая глаз, я плавно покачивался на неудобном ложе. Несут меня на носилках — и дело с концом. Куда несут, зачем — кто их знает? Наверное, в то место, где таким как я всё объясняют...
В ладонях сохранилось неприятное жжение — словно переиграл в снежки без варежек, да поморозил кожу. Ощущение из далёкого детства стало яркой картиной:
Я ещё ребёнок и за окном зима. Дома не сидится, но уходить нельзя — с нетерпением ждёшь его! Бродишь в сумерках по пустой квартире, прислушиваясь к звукам в подъезде, а на сердце тоскливо и пусто — ну когда же, а?
Слышны шаги на лестнице, и я бросаюсь к двери. Ну?.. Топот тяжёлый, грузный, совсем не близкий. Проходит мимо, подымаясь выше — опять не свезло! С тоской возвращаюсь в комнату, пиная опостылевших солдатиков... Полдня после школы только тем и занимался, что расставлял их и так, и эдак... Без него всё равно — неинтересно и скучно. Надоевшая крепость на полу рушится до основания, погребая кубиками армию — как защитников, так и штурмующих. И когда я, вконец измаявшись, с ненавистью берусь за новое строительство, в этот момент...
Его тулуп пахнет морозом и табаком, а я скачу рядом, как сумасшедший. Вечер состоялся, и это значит — будет весело и клёво! Потому что самый лучший друг — он.
— Пап, а пойдём в снежный городок?!..
И конечно, он шёл, прямо так, не переодеваясь, а довольный я бежал в припрыжку рядом... Это потом, повзрослев уже, дошло — отец приходил после тяжёлого рабочего дня, и не евши не пивши шёл играть с сыном, дурачась и кидаясь снежками. Достойный пример, пап. К слову, мне завидовали все одноклассники, и в особенности их мамы... А потом, поморозившись, мы довольные возвращались домой. И то жжение в ладонях так похоже на нынешнее!
А когда родители разошлись, я начал ходить в городок один. Уныло бродя среди снежных изваяний, временами присоединяясь к сверстникам, съезжающим с горки. Там, у ёлки меня и подловили в один из вечеров пацаны из соседнего района. Извалянный в снегу, отпинанный, я хорошо запомнил чувство слабости и беззащитности. И когда в соплях со слезами возвращался домой, то страстно мечтал о молниях, вылетающих из рук. Которые будут нещадно валить тех ржущих, валяющих беспомощного меня, гадов...
— Привал... Макар, с тебя костёр!
Носилки приземлились, качнувшись. Кто-то наклонился, тяжело дыша, затем шаги отошли. Судя по Машкиному "на огне?.." и Андреевскому "научим!", беглецы расположились на обеденный бивак. С момента прихода в себя, я слышал лишь голоса Машки и Андрея, а сейчас наверняка подходил Макар... Получается, не хватало Семёна? Что с ним? Погиб?
С трудом разлепив веки, я мрачно созерцал уходящие в небо деревья, не шевелясь. Жить, в общем-то, и без того не хотелось, а поскольку ложе мягкостью не отличалось, то не хотелось вдвойне: острый сучок, казалось, вот-вот проткнёт меня насквозь.
Вскоре раздался хруст и почти сразу потянуло дымом. Не идиоты же они жечь костёр, если следом погоня? Значит, ушли далеко, и погони — нет...
Энергия понемногу возвращалась, и тело запросило движения. А призывное нытьё в подбрюшье и вовсе сообщало: пора! Делать же в штаны не хотелось напрочь, несмотря на всю экзотичность обстановки. Осторожно шевельнув пальцем, я подвигал рукой — всё работало. Набравшись храбрости, попытался повернуться на бок — сук вконец доконал, и пришлось сменить позу. Вышло не очень: скатившись, я тут же уткнулся в мокрую землю. Пусть и Земную-два, однако грязь её, к моему неудовольствию, ничем не отличалась от первой. Радовало одно: ощущение паралича, мучившее с момента схватки, отступило — двигаться я мог и это значило, что всё не так уж плохо.
Сделав усилие, я встал на четвереньки, собираясь совершить невозможное и подняться, как услыхал:
— Куда же вы?!..
Вот же, глазастая! Куда-куда... Не твоё дело!
— Давайте, помогу!
Представив невероятное в реальности, я с мычанием вполз в куст. Уже оттуда услыхав Андреевское:
— Не лезь, глупая.
Спустя пять минут, пошатываясь, я вышел на небольшую полянку, присев к костру. Втиснувшись между мужиками, протянул к пламени ладошки. Стараясь не глядеть на Машку, пробормотал:
— Семён?..
Андрей хмуро отвернулся, шевельнув палкой угли. Женский всхлип подтвердил: парень ушёл в лучший, неведомый живым, мир. Жаль.
— Скажи, а откуда взялись...
Я не договорил. Рывком вскочив, Андрей упёр в меня тяжёлый, ненавидящий взгляд.
— Нет это ты скажи, чувак! Скажи нам всем, какого хрена после твоего появления, в заимку, о которой никто, заметь, целый год не знал, вваливаются люди губера? И на хрена нам тащить тебя по лесу, от них спасая? Ответишь, нет?
Нависнув, тот загибал пальцы:
— Семён — сдох, дома — нет... Целый год, ты понимаешь, мы обживали то место — скотину завели, быт наладили... Чтобы вот так, в один миг?! А ты серишь под кустом, козёл, и имел всё это!!! Зачем мы тебя три часа пёрли по лесу, говори? Ну?!..
Я молча слушал, глядя в огонь. Наверное, стоило что-то ответить, среагировать на "козла" в конце концов... В другое время и другом месте пятая доля сказанного, к тому же перед девчонкой, тянула бы на выбитые зубы. Но сейчас я просто ждал, когда парень изойдёт истерикой. Всё ещё ощущая безумную слабость в теле.
— Появился тут, колдун... Подожди, тварь!
Он сделал несколько быстрых шагов. Воткнув палку в землю, скинул куртку, нацепив на остриё. Разъярённо обернулся:
— Давай!
— Андрей, умоляю... — съёжилась Машка.
— Молчи, дура! Давай, говорю! — он чуть отступил.
Опешив, я только и выдавил:
— Чего — давай?
— Свали палку! Как ты в избе всех завалил! Ну же? Покажи мастер-класс? Или тебе нужен фактор? Дополнительный?
Говоря это, он скинул с плеча ружьё. Щелчок взводимого курка заставил время замедлиться... Кулаки непроизвольно сжались — в ладонях снова зажгло!
— Хватит!
Фигура Макара резко встала между нами. Грозный, в драном полушубке, на фоне леса тот напоминал больше какого-нибудь Емелю Пугачёва из Капитанской дочки. Впрочем, учитывая место, где я очутился...
— Погоди, Ндрей, не буянь. Хватит Сеймёна. — он повернулся ко мне. Нагнулся. — Ты сделай, как он просит, — ласково попросил он, — Покежь нам. Как валил.
Происходящее стало напоминать театр абсурда. Точней, театром являлся я, а в партере застыли трое зрителей. Один из которых держал наведённое в меня ружьё.
"Сделай то, значит, не знаю что? — плохо сознавая свои действия, я поднял руки. — Покежь, говоришь?.." — протянул я их в сторону куртки. Андрей отскочил с линии огня, едва не свалившись — на лице его я успел увидеть испуг. Макар быстро отступил, девушка торопливо отползала...
Закрыв глаза я представил, как жжение бежит по венам, пучком концентрируясь в ладонях — точь-в-точь как ощущал это там, в заимке! Пучок энергии нестерпимо рвал кожу, вырываясь вовне, и крепко зажмурившись я выпустил его на волю одним усилием! "На, держи!!!.."
Мне показалось, что на месте палки должна образоваться гигантская воронка — таким мощным чувствовался тот разряд.
Обессиленный, я откинулся на спину, тяжело дыша. Открыл глаза. Куртка висела на месте, никакой воронки не наблюдалось в помине. Ничего не произошло...
— Их еть... — Макар помог мне подняться. — Не вышло.
