Из-под изодранных кроссовок разлетались мелкие камешки. Хлоя шла вдоль путей, не разбирая дороги. Блеклый закат цеплялся за верхушки далекого леса, пахло чем-то механическим, машинным маслом, темнотой и хвоей.
"Чертова ночь, проклятая ночь, — подумала Хлоя. Внутри резкий и угловатый, словно нож, багровый туман колыхался посреди моря воспаленной, пылающей памяти. — И проклятый закат, и этот ублюдочный лес, воняющей дерьмом и безнадегой. Чтоб его уже сжег кто-то к чертовой матери. Я бы только порадовалась".
Вокруг нее не было ни единого человека — щебневая насыпь вдоль старой железнодорожной ветки в обе стороны была совершенно пустынна. Вечер одевал воздух в мутную шаль, приглушал звуки. Хлоя словно внезапно оказалась в мире, который покинули все обитатели. От вида этого неподвижного черного мира хотелось плакать. Но еще больше хотелось плакать от себя самой.
"Меня не приглашают на танцы, потому что все, что я умею — это махать кулаками, — подумала она. — Мои движения — конвульсии тонущего человека, нелепые пляски в кромешной тьме. Даже когда я обнимала его — был это Элиот, или кто-то еще? багровый туман скрывал детали — это выглядело словно мертвые руки вокруг последнего выжившего астронавта на медленно гибнущей космической станции."
Она остановилась и вытащила из кармана толстовки смятый косяк. Зажигалка нехотя дала искру, опалившую брови, легкие сквозь полупрозрачную бумагу разодрал резкий дым. Хлоя закашлялась. Дешевое дерьмо, купленное задешево. Запомни на будущее, дурочка — хорошее никогда не достается задаром. А если вдруг и досталось, проверь: не собирается ли оно вонзить тебе чертов нож в спину. Впрочем, даже так, скорее всего, будет уже поздно.
"Меня не приглашают на танцы, и я тупо стою в стороне, подпирая стену. Или может, это стена подпирает меня, старая подруга. Вот кто не предаст и не оттолкнёт. Не исчезнет. А не пошло бы все на хер?"
Приближающаяся тьма протягивала робкие щупальца, наполняла пространство, словно вода, впитывающаяся в песок, делая его тяжелым, рыхлым. Возможно, опасным. Она была всюду — неспешная и всемогущая, и сердце, не заслужившее этой тьмы, рвалось наружу, раня само себя об острые ребра.
"К черту, к черту. Мир ясно дает понять, что я ему не нужна. Я слишком несовершенна — ну, да, а кому, на хрен, нужно совершенство? В мире нет любви, нет привязанности, и к черту его. Это уже не имеет значение. Ничто не имеет значения. Плевать на все. Да."
Рельсы — темные блестящие нити, ведущие в никуда — легонько задрожали. Приближался поезд, редкий гость на заброшенной узкоколейке. Но Хлоя не свернула в сторону, наоборот, легким летящим движением вскочила на вибрирующий металл. Раскинутые в стороны руки ловили последние частички тепла, словно черные блестящие вороньи крылья.
"Любовь — это всегда паника и боль, и разочарование, или только когда один из нас сидит на заборе, лениво глядя на то, как второй мечется по закрытому на засов скотному двору? Сумрачные поцелуи на моем смертном ложе, но даже тогда мне было плевать. Мне не нужен никто, и все врут, и мы все — будто сломанные инструменты в распадающемся оркестре, берущие фальшивые ноты."
Вибрация нарастала, к ней присоединился монотонный грохот; вдали, за границей зрения, где темнота властвовала уже безраздельно, вдруг замелькали резкие белые огни — коллаборанты-светляки, ставшие на службу железному человечеству.
Одна посреди звенящей пустоты, ночь словно наполнена острым стеклом, белые маски мертвых лиц, внутри которых лишь туман, ничего, кроме тумана — по крайней мере, хочется на это надеяться. Ни к чему думать, что за масками и в самом деле может скрываться кто-то. Или что-то.
"Это будто идешь по ночной улице, и фонари разбиты, и фонари не горят — и улица освещается только синими отблесками телевизоров из окон полуночников. Их черные силуэты стоят у окон, распахнутые глаза ловят первые признаки рассвета с истекающего тьмой горизонта. Плевать. Все, что есть в их глазах — остается там. Им с этим жить. Не мне."
Свет сделался ослепительным, два белых глаза как-то сразу выросли в сотне футов от нее — поезд вырвался из-за поворота. В нос ударила смесь сгоревшей смазки, горячего металла, пара и чего-то еще, чего она не могла определить. От грохота заныли зубы. Девушка остановилась на путях, раскинув руки, словно распятие. Самокрутка догорела и распалась на крохотные теплые искры, согрев на миг окоченелые ладони.
Состав несся, поливая синюю тьму фонтанами огня от стопорящих колес, но все равно слишком быстро для того, чтобы успеть затормозить. Как ее жизнь. Как вся ее чертова жизнь.
В последний момент Хлоя легко шагнула вбок. Полы куртки хлестнули по металлическим бокам локомотива, ее чуточку повело в сторону. Сердце скакнуло к горлу, во рту мгновенно образовался кислый дизентерийный привкус. Зачем она отступила? Чего испугалась? Откуда в ней так много дерьма?
"Вот как это бывает — вы лежите в постели поздним утром, на влажных, пахнущих сном простынях, перебрасываясь жестокими фразочками, ссорясь и тут же мирясь, и это больно — любить, и ты знаешь это, и я тоже знаю. Любить — больно, и сердце болит от самого этого знания, от предчувствия неизбежного."
Над лесом, укрытым только что рожденной ночью, расцветало воронье карканье. Вороны любят свалки, любят мертвую плоть. А как насчет мертвых мыслей и чувств?
"И ты смеешься, целуя мою шею, и примиряюще говоришь, что все наши ссоры — ерунда. Потому что все мои дурацкие, глупые, бессмысленные слова, мои наивные угрозы — просто дешевка. И я никогда не смогу без него. Без него мне будет незачем."
Она не шла больше — бежала, спотыкаясь о щебень и гравий, и он разлетался от ее кед, словно шрапнель во время обстрела. Ее глаза были распахнуты, но в них блестели не слезы — осколки минувшего, распавшееся раненое прошлое, никак не желающее умирать. Она будто догоняла уходящий поезд, словно стараясь вернуть то, что так и не случилось когда-то, то, что она пропустила, отмахнувшись, как от очередной романтической ерунды. Но перед ней ничего больше не было.
Уже не было.
"Мы трахались всего однажды — холодный утренний свет, комната словно после взрыва, два остывающих кусочка вселенной по обе стороны кровати. Презерватив в унитазе. Я чувствую себя заменителем, словно сон после плохого сна, чтобы смыть дурные воспоминания, и моя спина — лишь эрзац ее спины, и его руки гладят ее, не находя того, что искал.
Не узнавая.
И ты говоришь, что тебя тошнит. Что ты, должно быть, съел что-то не то, но мы оба знаем, что это просто оправдание. И я хочу, чтобы ты наконец сказал, чтобы пообещал, что это был последний наш трах, а отныне..."
В напряженную темную тишину вплелся новый звук, словно рычание далекого, но опасного зверя. Хлоя задрала голову — впереди маячило здание старой фабрики, переделанной теперь в неформальный ночной клуб для опасных парней. Отбросов, если уж говорить откровенно. Небритых ребят, полных пива и наркоты, смеющихся над шутками про блевоту и смолящих сладкие самокрутки. Дно под самым дном Аркадии-Бэй.
Вполне подходящая компания.
"Хотела, чтобы ты просто пообещал, что это был последний раз, а отныне все, что будет между нами —
Но только в рот словно набилось битого стекла, и я задыхалась, как рыба, выброшенная на берег, словно выброшенный на берег кит, так что я просто отвернулась на другой бок и заснула, а когда проснулась, этих мыслей уже не было. Они ушли. Впитались в мою пустую голову, прошли сквозь нее, как вода сквозь песок, и больше не возвращались."
Хлоя спрыгнула с насыпи и направилась на звуки тяжелых гитарных рифов. Где-то вдали, словно сам собой, загорелся костер. Судя по всему, выступала вполне профессиональная группа. Неужели "Фаерволк"?
В вышине кружили вороны. Кружили и сталкивались в голове мысли. Разбивались. Разлетаясь осколками.
Пропадая.
"Мой длинный язык — мое проклятие, так что я просто промолчала тогда, чтобы не сказать лишнего, но понимаешь, я была неправа. Я просто хотела попросить, умоляла тебя сказать одно —
Дать обещание, что это был наш последний трах, а отныне, все, что произойдет между нами, будет, будет...
Любовью".
Она протиснулась между тесно стоящими мотоциклами, оказалась на парковке и решительно тряхнула головой. Багровый туман рассеивался. Чем бы ни было ее временное помешательство, оно прошло и исчезло.
С прошлым было покончено.
