— Центральный Бруклин закрыт на бессрочный карантин, — объявил прилизанный диктор в телевизоре. — Зафиксированы массовые признаки Болезни. Установлены блокпосты, проверяются все. По заверению мэра города, Корнелиуса ван Стинвика, вспышка будет удержана под контролем. Нет ни малейших оснований для паники.
Том со стуком поставил чашку на блюдце. Центр Бруклина... что же будет с Гарри? Сколько он себя помнил, его друг всегда жил в Проспект Хайтс, на Истерн Парквэй. Это хоть и внутри карантинной зоны, но совсем рядом с Бушвиком, а оттуда рукой подать сюда, до Квинса... может быть, дорогу еще не перекрыли? Нельзя, чтобы Гарри остался в том проклятом районе. Том не может позволить себе потерять еще одного друга.
Трясущимися пальцами он набрал знакомый номер. Долго никто не брал трубку; Том то и дело утирал внезапно вспотевший лоб, но оставался на линии.
Щелчок. Соединение.
— Слушаю.
Том даже не успел обрадоваться: с голосом у Гарри определенно было что-то не то.
— Алло? Дружище?
— А-а-а... Томми-ган. Привет, парень.
Земля ушла у него из-под ног. Гарри невозможно было узнать; его голос словно плавился в телефонной трубке, уже искаженный трансформацией. Ошибки быть не могло.
— Ты... Гарри, ты что это...
С той стороны прозвучал прерывистый металлический вздох.
— Да, братишка, да. Я подхватил эту дрянь. У меня Адова Хворь.
— Господи! — он чуть не дал петуха. — Я только услышал, что в вашем районе вспышка, и сразу решил... Как же это...
— Проснулся позавчера, и сразу понял — это она. — Голос сделался уже почти неразборчивым, он булькал и клокотал. — До самого вечера на что-то надеялся, горстями жрал парацетамол, идиот... Вчера еще держался, а сегодня... ну, ты сам слышишь.
— И что теперь будет, Хэнк? — Том спросил это почему-то шепотом.
На той стороне то ли всхлипнули, то ли усмехнулись.
— Карантинные команды будут проверять дом за домом. Найдут меня... Если все зайдет не слишком далеко, отправят в Центр, будут колоть вакцины... да только это без толку. Адову Хворь хоть лечи, хоть не лечи — результат всегда одинаков. Ну, а если я уже успею превратиться... тогда сам знаешь. Помнишь, что случилось с Диком?
— Не говори так, — Том проглотил комок в горле. — Вакцины ведь работают, они говорят, что...
— Они много чего говорят, Томми. Но мы все знаем правду. Меня больше заботит другое. Инкубационный период Болезни — дней семь, наверное?
— Вроде бы так, — осторожно ответил Том.
— Ну да. Не припомнишь, когда мы виделись в последний раз?
— На прошлой... черт. — Тома пробила дрожь. Одно дело — сочувствовать, пусть и искренне, подхватившему заразу другу. Совсем другое — понимать, что и ты сам... что даже ты... Он представил себя, лежащим на полу кухни, задыхаясь, выпуская изо рта, носа, глаз липкую пузырящуюся слизь, шепчущим "помогите" чужим потрескавшимся голосом. И это еще в самом лучшем случае.
В худшем же он станет одним из них. Да, он больше никогда не заболеет, его тело изменится, словно покрытое невидимой прочной броней, а разуму откроются невообразимые горизонты. И больше никогда он не станет прежним. Черт возьми, да могут ли эти твари, Резистенты, вообще называться людьми?
— Да, — сказал Гарри на том конце трубки. — Ты был последним не заболевшим из нашей троицы. Том, Дик и Гарри. А теперь мы все разом оказались в этой жопе.
— Не причисляй сюда Дика!
— Ладно, не буду. Велика ли разница? Нас обоих ждет одно и то же — меня чуть раньше, скорее всего, завтра-послезавтра, тебя еще через пару дней. Хочешь, позвоню тебе после того, как все закончится, расскажу, как это было? Если не забуду, конечно.
— Не нужно, — Том с ужасом понял, что у него немеет горло. Это был первый признак Болезни. Она все-таки добралась до него, чертова шлюха. — Прощай, Гарри. Не поминай лихом.
— Прощай, старик.
Гудок. Разъединение.
Том замер с телефонной трубкой в руке. Побледневшее лицо могло бы сойти за театральную маску. Так значит, вот как все начинается. Он заражен. Болезнь вырвалась из оцепленного района. Скоро поднимется температура, потом начнет меняться голос, затем он свалится без сил, способный только наблюдать, как ломает и корежит его тело, как перестраивается, трансформируется его организм, становясь строительной площадкой для чего-то другого. Чего-то нового.
Откуда, из каких темных веков, или с чьего космического корабля обрушился на человечество этот кошмарный недуг? Чьи быстрые ноги принесли его нынче в мягкую, благоприятную среду Нью-Йорк-Сити? Он не знал. Все, что было известно — это симптомы и исход, всегда одинаковый, тут Гарри был прав.
В ближайшие дни Тома, каким его знали многие годы, не станет. Все его мысли, весь разум займет одна бьющаяся и пульсирующая мысль. Болезнь. Адова Хворь. Или, как ее называют здесь чаще всего —
Простуда.
