13.06.299 от З.Э.
Второй штурм Чёрного замка
Беспокойно меряя шагами двор, где мы с моим отрядом расположились на отдых, я заметил, как заработавший подъёмник выпускает раз за разом из себя навьюченных чем-то увесистым братьев.
Присмотревшись, понял, что они тащат ещё скорпионы. Видимо, удалось снять со Стены.
- Куда вы их? - тормознул я пробегавших мимо меня. Вытерев обильно текущий пот, один из братьев ответил, показывая в сторону юго-западной башни:
- Туда. Марш сказал ставить в амбразуры, будем вдоль стены стрелять.
Проводив их взглядом, я покачал головой. Нет, всё же первый стюард определённо не зря занимает свою должность. Владея информацией о имеющихся силах и средствах, Марш способен грамотно их распределить. А я вот вспомнить, сколько в районе Чёрного замка стреломётов и других осадных машин, сроду бы не смог, хоть убей. Не работал с ними, хотя в дозор, пусть нерегулярно — хватало и других обязанностей, — но заступал. А теперь, похоже, получится дополнительно усилить защиту стен. Что ж, думаю, при удачном попадании тяжёлая стрела скорпиона сможет не только снести с лестницы взбирающегося противника, но и саму лестницу опрокинуть.
Тут подбежал гонец от кастеляна с коротким сообщением:
- Они идут.
- Сколько и где? - придержал его я.
- Везде, — устало ответил дозорный. Поднял на меня тусклый, ничего не выражающий взгляд. - Больше десятка.
По четыре лестницы на каждую из стен крепости. Элементарный подсчёт давал совсем уж смешную цифру обороняющихся на каждую из них. Приняв решение, я ткнул пальцем в трёх первых попавшихся на глаза рекрутов, говоря:
- Ты, ты и ты — идите к стенам и наблюдайте, в бой не ввязывайтесь. Как только вам покажется — даже просто покажется! - что братья не справляются, мигом назад ко мне. Поняли? - дождавшись кивка, махнул рукой: — Идите, — после чего присел на выпирающий у основания донжона каменный выступ, приставив двуруч рядом с собой к стене здания.
Предоставленные сами себе, мои бойцы занимались кто чем. Кто-то обсуждал бой у ворот, делясь впечатлениями, кто-то правил лезвие меча. Несколько из них, завалившись на брусчатку, подложив руки под голову да прикрыв глаза, попросту дремали, следуя мудрому правилу всех времён и всех армий: солдат спит — служба идёт.
Достав из сумки на поясе флягу, я отхлебнул разведённого водой вина, хорошо утоляющего жажду, и смежил веки, стараясь выкинуть лишние мысли из головы. Права пословица: хуже нет, чем ждать да догонять. Особенно когда где-то там бьются твои товарищи, а ты сидишь и чего-то ждёшь. И пусть я прекрасно понимаю, зачем всё это нужно, но облегчения данное знание мне не приносит.
Резкие щелчки стреломётов, сливающиеся в недовольный гул крики и прочие шумы боя вскоре стали доноситься до нас, и спокойно сидеть я уже не смог. Поднявшись, закинул меч на плечо, хмуро посматривая по сторонам. Рекруты тоже подобрались, стряхивая сонное состояние и подтягивая поближе оружие.
Резко сотрясший воздух слитный вопль ярости десятков глоток, раздавшийся со стороны ворот, заставил меня замереть, напрягшись, но моего наблюдателя не было, и я постепенно успокоился. Похоже, Маршу удалось расстроить какие-то планы врага. Может, лестницу сбить или ещё что.
Томительное ожидание потянулось снова, заставляя меня всё сильнее мучиться. Так что появление моего рекрута — одного из троих, отправленных наблюдать за обстановкой — я воспринял почти с облегчением.
- Запад! - заорал он, махая руками. Подхватившись, мы бегом бросились за ним, немилосердно грохоча сапогами.
"Там Робб", — припомнил я на бегу. Времени на объяснения не было, и понять, насколько плоха ситуация, нельзя. Оставалось действовать по ситуации и соображать побыстрей.
Выскочив к стене, я сразу же пробежался глазами по гребню, на котором сновали дозорные, и чуть успокоился, видя, что сильного прорыва не случилось — только в одном месте воинов противника не успели скинуть вовремя, и сейчас они начали накапливаться, оттесняя братьев всё дальше. Болтоновских солдат было уже с десяток точно, и выстроив подобие стены из щитов, они прикрылись от наших лучников. Ещё не критическая ситуация, но уже опасная.
Крикнув арбалетчикам стрелять по ним залпами, я с первыми двумя десятками, взбежав по лестницам, подпёр дозорных с двух сторон, останавливая продвижение противника. Тех уже набралось десятка полтора, когда свистнувшая стрела скорпиона снесла очередного перебиравшегося через парапет врага, а залп арбалетов, прошив щиты насквозь, буквально выкосил их ряды, сходу ополовинив. Оставшихся без прикрытия тут же начали выщёлкивать лучники, и добили мы их уже копьями, восстановив контроль над участком стены.
Увидев невдалеке Старка, кивнул ему и, получив ответный кивок, отвёл своих обратно вниз. Новых прорывов не намечалось, а значит, нужно было возвращаться к донжону.
Но стоило нам только выдвинуться туда, как нас нашёл второй из моих наблюдателей. И увидев его посеревшее лицо и лихорадочный взгляд, я тут же понял: случилось что-то очень плохое.
- Восток... - только и смог вымолвить он, как я уже взревел, заставляя бойцов буквально сорваться с места:
- Бегом!
Когда мы оказались у восточной стороны крепости, я осознал, что дело действительно плохо. Болтоновцам удалось прорваться на стену как минимум с двух лестниц, сметя дозорных, и сейчас они рубились уже с лучниками во внутреннем дворе.
"Где Кассель?" — каким-то участком сознания пытался понять я, обшаривая взглядом окрестности, другим же почти на автомате отдавая приказы:
- Строй! - и десяток моих щитоносцев с ходу, буквально тараном, стеной, не снижая темпа, ударили, опрокидывая не ждавших нас врагов. Вокруг лежали десятки убитых и раненых, вперемешку дозорные и болтоновцы. Мы буквально шли по их телам. Здесь дошло до "собачьей свалки", когда чуть ли не зубами вцеплялись друг другу в горло. Но ужасаться не было времени. Тесня щитами и не забывая бить копьями поверх их, мы пытались загнать противника обратно на стену, чтобы дать выжившим дозорным чуть отойти и перегруппироваться.
Защёлкали арбалеты, слегка проредив врага. Но тех было слишком много, и первоначальный наш успех грозил обернуться сначала шатким равновесием, а затем и склонением чаши весов в сторону более многочисленных солдат Рамси.
Рыком разгоняя адреналин по телу, я буквально прыгнул вперёд, широким замахом снося невысокого противника перед собой. Матерясь, заработал клинком, расчищая себе дорогу. Арбалетчики, завидев мой прорыв, тут же пустили болты в толпу на подъёме. Воспользовавшись этим и срубив тяжёлым мечом ещё пару противников, я смог наконец ступить на первую ступеньку лестницы. Первую из двух десятков таких же, что нужно пройти, чтобы добраться до гребня стены.
Этот подъём дался нам дорого. Хорошо, что мы успели выдавить их из двора. Ещё чуть-чуть, и перевес был бы на их стороне.
Арбалетчики, стреляя залпами, здорово помогали против скоплений противника, не раз и не два спасая положение. Но неся потери, враг собирал кровавую дань и с нас. То, что я не получил ни одного серьёзного ранения, я считаю самым настоящим чудом. Рядом со мной падали, заливая камень стены и деревянный настил кровью, другие дозорные, а я всё рубился — зло, неистово, — уже не думая ни о чём кроме того, чтобы убить, разорвать, уничтожить следующего врага, и следующего, и ещё одного...
Пот заливал глаза, дыхание с хрипом вырывалось из моего горла. Я почти удивился, когда под ногами оказался твёрдый камень. Казалось, ступени деревянной лестницы не закончатся никогда. Когда меч просто вырвало из моих рук, я, ударив шлемом в ощерившуюся бородатую морду, выхватил абордажник, насаживая противника на него. Когда в очередном теле застрял и он, то я с неистовством дровосека принялся рубить всех топором. Шлем гудел словно колокол от сыплющихся на него ударов. От одного из них меня едва не нокаутировало, практически свалив, а шлем слетел, открывая ничем не защищённое лицо.
"Конец? Это конец?" — появилась вялая мысль, пока я сползал по парапету вниз. Но чьи-то руки утащили меня назад, а передо мной выпрыгнуло несколько дозорных, яростно заработавших копьями.
- Командир?! - я увидел перед собой лицо одного из своих рекрутов. - Командир?!
- Живой, — выдохнул я, очумело мотая башкой. Попытался подняться, но меня повело, замутив, и вырвало желчью. Сплюнув и утерев губы тыльной стороной перчатки, я на одной силе воли привстал, держась за стену и пережидая головокружение. Коротко бросил: — Меч.
- Командир...
- Я сказал "меч"!
Почувствовав в своей ладони рукоять протянутого оружия, плотно обхватил её и, найдя откатившийся шлем, водрузил его на голову обратно.
Сколько длился бой? Может — минуты, может — десятки минут. Мне же казалось, что прошла целая вечность до того момента, как прозвучал рог, трубящий болтоновцам отступление. Выбив меч из рук воина передо мной, я не удержал и свой, слишком сильно размахнувшись. Но, зарычав, не стал искать другого оружия и просто прыгнул на врага, обрушиваясь всей своей массой. Схватив его за голову обеими руками, принялся остервенело долбить ту об стену. Почувствовав, что тело обмякло, отпустил голову и, схватив его за край кольчуги у горла и пояс, с яростным клокотанием вздёрнул и, сипя от натуги, поднял над головой. Не знаю, что за силы нашлись в тот момент у меня, но сделав пару шагов к краю, я буквально швырнул тело со стены вслед отступающим солдатам Рамси, а затем просто рухнул вниз на подогнувшихся ногах, кое-как удержавшись от того, чтобы позорно не распластаться на камнях. Оказавшись в сидячем положении, я привалился к парапету. Оглядевшись, понял, что это был последний вражеский солдат.
"Неужели мы отбились?" — обессиленный, я сидел и всё никак не мог поверить в эту простую мысль.
В воздухе стоял тяжёлый и густой запах крови и смерти. Сколько здесь полегло — я не хотел даже считать. Всё завалено трупами: стена, лестницы, двор. Сотня, может. Даже скорее всего. Вряд ли меньше. Стоны, мат. Выжившие добивали раненых солдат противника, искали своих. Парочка братьев, подойдя, помогла встать и спуститься вниз. Сил не было даже поднять руку, и конечности безвольными тряпками висели вдоль тела. Хрипло каркнув, чтобы сняли шлем, я устало прикрыл глаза, давая прохладе подступающего вечера коснуться лица.
А затем принесли тело Родрика. Его нашли среди трупов на стене. Видимо, он до последнего бился там, в первых рядах, стараясь не пустить врага со стены во двор к лучникам. Там и погиб, как настоящий воин.
Из рекрутов моего резерва мы не досчитались девятерых, а от оборонявших стену братьев на ногах осталось всего человек пятнадцать из пятидесяти.
На других участках наши потери были не столь велики, там противнику прорваться не удалось. В общем счёте братьев двадцать, но и это было для нас тяжёлой потерей. Около семидесяти человек в итоге. Сколько-то из них оправятся от ран, но не слишком много — с учётом средневековой медицины и качества ухода, каковой мог быть организован в Дозоре. В строю осталось человек сто двадцать, может, чуть больше.
Марша ранило стрелой в руку, и его, перебинтовываемого, я нашёл в лазарете. Робб остался цел — на западной стене парни на скорпионах удачно пристрелялись и постоянно сбивали штурмовые лестницы, так что потерь там после первого отбитого с нашей помощью прорыва считай и не было.
Но самым плохим известием стало то, что Рамси и не подумал отступить. В наступающих сумерках его войско всё так же стояло лагерем в пределах видимости и уходить не собиралось.
Старк, что долго сидел подле тела Родрика — своего винтерфеллского наставника и друга, — встав, нашёл меня взглядом — я стоял чуть поодаль, не став беспокоить, — и сказал, отметая наши слабые надежды на передышку до утра:
- Он не будет осаждать крепость долго. Ждите ночного штурма.
* * *
13.06.299 года от З.Э.
Третий штурм Чёрного замка
Я взглянул на застывший передо мной ряд. На двадцать рекрутов, что ещё оставались в строю. Тени от горящих факелов метались на их лицах, а за моей спиной всего в паре десятков метров от нас слышался равномерный гул ударов, от которых каменная кладка стены дрожала и начинала сыпаться.
Дождавшись ночи, Рамси атаковал вновь. Вот только теперь мощный таран разбивал саму стену...
Они стояли молча. Пережившие уже два штурма, готовые стоять насмерть. Рекруты... Да какие к черту... Никто больше их не был достоин клятвы дозорного. Боевое крещение — вот как это называется с незапамятных времён.
Разом надвинувшиеся сумерки, неверный свет, ветер, что раздувал плащи да гулял меж каменных стен, и двадцать воинов передо мной. Витязи, богатыри, пусть и не богатырского роста. Чувство нереальности происходящего захватывало меня целиком.
Выдернув из ножен меч, я с силой воткнул его остриём в щель между камней брусчатки. Издав возмущённый звон, тот чуть завибрировал, обижено качая рукоятью, но я уже обхватил её обеими руками, а голос мой разнёсся по двору, перекрывая даже удары тарана:
- Здесь нет чародрев, и септа не раскроет вам двери. Но нет сильнее обетов, чем те, что даны перед ликом Неназываемого. И если вам суждено повидаться со Смертью, так встретьте её в лицо, как братья Дозора! На колено!
Все двадцать, как один, слитно опустились передо мной.
- Мечи!
И двадцать клинков с шелестом покинули ножны.
- Слушайте мою клятву и будьте свидетелями моего обета!
Они повторяли за мной, и казалось, само время остановилось, чтобы выслушать их. Молчаливые братья в круге света были нам свидетелями. Все, кто остался и готовился принять последний бой. Даже десяток легкораненых, кто мог самостоятельно передвигаться и держать в руке меч, покинув лазарет, в этот миг встали на защиту крепости.
Стоило последним словам обета раствориться в ночи, и я, оставив меч торчать в камне, подошёл и крепко обнял каждого из новых братьев.
Обернувшись, увидел, что молодой король, которому Донал успел поставить и закрепить новую рукоять "Льда", опираясь на достающий ему до плеча валирийский меч, одобрительно смотрит на нас. Попрощавшись с верным соратником, он наотрез отказался уходить из крепости по Стене, как и пятерка тех, что пришли с ним в Чёрный замок, — всё, что осталось от многочисленного эскорта. И сейчас Робб тоже готовился встретить врага, пробивавшего в стене проход. В нём не было страха, он готовился умереть с честью.
Встретившись взглядом и с раненым в руку, но тоже оставшимся кастеляном, в его глазах я увидел отблески похожих чувств. И чёрт возьми, мне это нравилось! Нравилось, что вокруг не трясущееся обоссавшееся стадо, а готовые умереть, но не сдаться, настоящие воины, люди с большой буквы.
Вспомнив слова легендарной испанской коммунистки Долорес Ибаррури: "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях", — я решительно дёрнул ремни плаща. Сбросив его, с помощью одного из братьев расшнуровал и сдёрнул кольчугу.
- Сэм? - дёрнулся ко мне Марш, когда я снял и дублет, оставаясь в одной полотняной рубахе поверх штанов.
Чуть улыбнувшись ему, я подставил тело холодному, вмиг ожёгшему ветру, что легко проникал сквозь ткань. Сделав пару шагов, с силой выдернул свой двуручник. Положив лезвие на ладонь, замер, собираясь с мыслями.
Когда я наконец заговорил, то делал это не только от себя, но и от Сэма Тарли, в чьём теле оказался. Думаю, в этот момент, где бы он ни был, он испытывал бы те же самые чувства.
- За моими плечами сотни поколений славных воинов. Я их плоть от плоти и кровь от крови. И сейчас все они смотрят на меня...
Говоря это, я вспоминал своих предков там, на Земле. Прадеда — пограничника, командира Красной Армии, погибшего на границе с Китаем в тридцатые. Прапрадеда, что прошёл всю Империалистическую. Деда, который подростком пытался сбежать на фронт в Великую Отечественную, а затем, пойдя в армию, почти пять лет отслужил в авиадивизии имени трижды героя Советского Союза Покрышкина. А сколько ещё моих предков, чьи имена не сохранила история, погибли, защищая свой дом, свою Родину? Сэм, я думаю, вспоминал бы своих, не менее славных и грозных...
Да, я не родился здесь, но Дозор успел стать моим домом.
В глазах предательски защипало, но это были слезы гордости за собственный род.
- Их сила — в моих руках, их дух — в моём сердце, и этот огонь в груди будет пылать вечно!
В этот момент по стене с громовым треском пробежала огромная вертикальная трещина от самого верха и до земли. Целые пласты кладки стали отваливаться, расширяя проход.
Крутанув меч, я срывающимся голосом воскликнул:
- Так пусть этот бой будет таким, что сам Воин спустится с небес, чтобы взглянуть на него!
Звериный рёв вырвался из глоток дозорных, что вместе со мной подняли к небу руки, потрясая оружием. И когда враг ворвался в крепость, окончательно обрушив кусок стены, мы, хрипя от душащей горло нечеловеческой ненависти, лавиной бросились на него.
Лязг оружия, свист стрел, хрипы, вопли, мат. И сплошной поток озверелых солдат Болтона. Двуручник порхал в моих руках невесомой бликующей полосой и, казалось, пел, врубаясь в податливые тела. Это трудно описать — те чувства, когда видишь раззявленный в немом крике рот врага, видишь, как он с прорубленной шеей, сипя и булькая, оседает, щедро плеская тебе в лицо горячей кровью. Как из вспоротого живота другого вываливаются наземь осклизлые кишки, а тот, словно безумный, визжа от ужаса, пытается запихнуть их обратно и резко замолкает, заваливаясь назад, когда копьё пробивает ему переносицу, глубоко погружая наконечник в мозг.
Я резал, резали меня — в первые же минуты боя моя рубаха оказалась вся исчерчена кровавыми полосами. Боли не было — она придёт потом... если будет это "потом", а пока порезы отдавались лишь лёгким жжением, которого я не замечал.
Свистнула стрела, обдав потоком воздуха, пройдя у самого лица. Я размахнулся снова, но тут от резкого удара нога подломилась, мгновенно немея, и падая назад, я увидел, как из глубоко прорубленного бедра толчками выплёскивается тёмная, почти чёрная в слабом свете полыхающих то здесь, то там факелов, густая кровь.
"Венозная, — находясь в каком-то ступоре, отметил разум, до конца ещё не осознавший произошедшего. - Артериальная била бы фонтаном и не такая тёмная бы была".
- Командир ранен! - завопил кто-то знакомым голосом, и вновь не дав меня добить, сильные руки утащили назад, за сомкнувших ряды перед противником дозорных.
Борясь с накатывающей апатией, я непослушными руками развязал ремень штанов, попытался подсунуть под ногу ниже раны. Мне помогли, и я зашептал пересохшими губами:
- Затяни. Туже. Ещё...
"Смысл? - снова заползла в голову непрошеная мысль. - Всё одно добьют".
Сцепив зубы, отогнал её подальше. Нет уж, я ещё повоюю! Хоть одного да смогу за собой утащить. Посмотрев окрест, увидел чей-то валяющийся меч и, шипя от боли в раненой ноге, потянувшись, подтянул его к себе, положив рядом. Боль медленно, но верно усиливалась, туманя разум, расползалась вверх и вниз от раны, словно ногу методично заливали кипящим маслом. Сердце молотом билось в груди, стало не хватать воздуха, и я заглатывал его пересохшим ртом.
"Теперь — точно конец", — пришла... уже не мысль, а так, констатация факта.
Но тут вдруг откуда-то издалека и вроде бы сверху послышался странный скрип и удар, а за стеной чуть в стороне, в паре десятков метров от пролома вспыхнуло целое зарево зелёного огня.
Многоголосый истошный крик сгорающих заживо людей поднялся к небу. По камням в проделанной бреши и за ней застучали тяжёлые стрелы скорпионов.
Неужели? Я поднял голову вверх, на миг даже забыв о боли. Тарт?! Но как он смог? Похоже, ему удалось как-то повернуть боевой требушет и передвинуть его на этот край Стены, после чего он ударил бочками с диким огнём прямо по скопившимся за стеной у пролома солдатам Рамси. И скорпионы — видимо, они их сняли с новобранцами где-то дальше по Стене и сейчас прицельно били залпами сверху по подсвеченным огнём целям.
Дикий огонь вспыхивал ещё дважды, последний раз — далеко, как бы не в самом лагере Болтона, вот только после этого с диким скрежетом и скрипом многотонная деревянная машина — высотой больше двадцати метров, — не удержавшись, соскользнула с края Стены и рухнула вниз, заставив землю подо мной буквально подпрыгнуть.
На том краю её держало глубоко вмороженное в лёд основание. Тарту пришлось попросту его вырубить, чтобы переместить, но закрепить на этом краю нормально уже, видимо, не получилось. Впрочем, похоже, этого хватило. На Чёрный замок больше никто не нападал. И в наступившей тишине я вдруг понял: мы победили!
Откинувшись назад, я разжал ладонь, державшую меч, и внезапно осознал, что плачу. Слёзы стекали по моим щекам. Горькие, скупые, они текли, оставляя внутри тяжёлое, гнетущее чувство. Всё, что скопилось в моей душе за весь этот долгий, невозможно долгий день, нашло выход в двух влажных дорожках на лице.
Но тут тело вновь залихорадило, бросая то в жар, то в холод. Нога пульсировала болью и ощущалась одним толстенным, горящим в огне бревном. Ко мне подбежали, что-то спрашивая, вот только я не мог понять, что именно. Куда-то понесли. Ткнувшееся в губы горлышко фляги и полившаяся в горло влага чуть прояснили сознание, и я понял, что меня отнесли куда-то в казарму, а вокруг — мои бойцы. Я хотел подсчитать, сколько их осталось, но не смог. Хотел спросить, но понял, что едва ворочаю языком и начинает накатываться странная слабость.
"Нет! Я не хочу! Не хочу умирать! Мы же победили!" — рванулся из меня безмолвный безотчетный крик. И вдруг словно ледяная волна выплеснулась откуда-то изнутри, взрывом прокатившись по телу, холодом вымывая боль. Такая... знакомая, уже пару раз спасавшая меня... и чуточку иная. Защипало в ранах, вспыхнуло и занемело в ноге.
Я услышал, как слитный изумлённый вздох разнёсся по комнате. Не веря ощущениям, осторожно коснулся порезов на груди, но неожиданно под пальцами хрустнула тонкая ледяная корочка, а под ней обнаружился тонкий бугорок шрама от затянувшейся словно по волшебству раны. Хотя "словно" тут явно лишнее. Ничем иным, кроме как волшебством, такое исцеление назвать нельзя. Медленно, ожидая вспышки боли, сев на столе, на который меня положили, под треск осыпающихся с груди ледышек, я посмотрел на сантиметровой толщины ледяную нашлёпку на бедре, что скрывала самую серьёзную мою рану. Боли не было.
Секунду помедлив, ударом кулака разбил её. Когда и под ней оказалась красная, слегка воспалённая, но всё-таки уже не кровоточащая линия с плотно стянутыми, словно склеенными краями, я уже не удивился. Оторвав от неё глаза — больно уж чудно всё это выглядело, — я наконец решился взглянуть на бывших рекрутов, которых перед последним штурмом собственноручно посвятил в дозорные, что всё так же молчаливыми статуями стояли вокруг.
Я совершенно не знал, чего ждать от них теперь, после того как они увидели проявление сверхъестественных сил, да ещё и такой природы. Кем они меня посчитают: монстром, демоном, отродьем Зимы и Ночи?
Но взгляды их — тех двенадцати, что окружали меня сейчас — не были испуганными или ненавидящими. Они были серьёзны и молчаливы. А затем эти люди просто преклонили колено, не отводя от меня глаз.
Спустившись и осторожно встав ногами на пол, я глубоко вздохнул и устало, но твёрдо произнёс:
- Встаньте...