Сказка Шахрияра о неприкрытой душе
О, великий и прекрасный, сверкающий и благоухающий, неповторимый и необъятный, призрачный и реальный град Lib-town! Да будут благословенны твои дворцы и храмы, бульвары и проспекты, улицы и переулки, площади и парки! Счастья и здоровья твоему властителю и жителям твоим!
Слушал я твою песенку, о сладкоголосое чудо, и дивился неверности рассказа. Кто создаёт красоту не может её уничтожить, ибо он творец! Не поднимется рука учёного мужа рвать, не опустится нога его, чтобы топтать... Да простит Аллах ему его прегрешения! К тому же пред очами своей возлюбленной! Не так всё было.
Призвали садовника и приказали пересадить услаждающий глаз в другое место, где бы он не нарушал картины сада, не был песчинкой, попавшей под веко караванщику, ведущему свой караван сквозь пустыню жизни.
Не понравилась мне твоя песенка. Плохой у неё конец. Спела бы ты ещё чего-нибудь? Может лучше получится? Да не обидят тебя слова мои! И хоть не умею я так, как ты, однако послушай и ты мою сказку.
Давным-давно, когда звёзды светили ярче, когда воздух был напоён эфиром, когда птиц и зверей было так много, что и не счесть, когда реки Сейхун и Джейхун были полны рыб, а на суше тварей разных, когда первый шурейх правил законы на земле, расписывая их каламом, данным ему самим Аллахом (да благословит его деяния всевышний), за далёкой горой Каф, В царстве Тизерия, в небольшом городе Фахну жил достойнейший человек, и имя ему было Ахмед Румсул-мухамед Хасан ибн Аль-ибп-дураид.
Шёлл как-то он по галерее, к товару приценивался, с купцами торговался, на людей любовался. А надо сказать, что души у живущих в те времена были чистые да прозрачные, а потому не носили тогда одежд верхних, к чему? От кого прятаться? Аллах всевидящий свидетель слов моих.
Видит девушка стоит вся в одеждах разноцветных из шёлка Баальбековского, руки и ноги в браслетах золотых да серебряных жемчугами усыпанные, волосы шалью ночной по спине льются вперемешку с лентами разными, в маленьких розовых ушках серьги с камнями блестящими. Только личико одно и не спрятано. Глаза — две звезды в небе тёмном, брови — крыла птицы неведомой, губки — кораллы нежные, шейка лебединая, кожа снега белее. И стоит эта красавица на самом видном месте. Подошёл к ней Ахмед и спрашивает:
— К чему, красавица, в одежды разные вырядилась? От кого душу прячешь?
— Не прячу я душу. — Отвечала девушка. — А одежды разные для красоты надела. Али не нравится?!
Окинул её взглядом муж достойный, и молвит:
— Странно как-то говоришь ты, не как мы. А одежды твои и впрямь красивы, да только душа всегда красивей. Зачем её под одежду прятать?
— Да чем же тебе не нравится одежда моя? Смотри, какая красивая!
И пошла по кругу, будто по воздуху поплыла. Одежды вкруг ног стройных вьются, браслеты с серьгами сверкают миллионами огней, волосы по ветру стелятся! Загляденье одно.
Залюбовался Ахмед красотой невиданной и спрашивает:
— А зовут-то тебя как, свет очей моих?
— Гуссат-аз-Заман. — Отвечала девушка.
— Одежды твои великолепны, значит, душа бриллиантом блистать должна. Почему же ты скрываешь её? Почему не позволяешь любоваться ею?
— Знать одежды мои не по-нраву, коль к душе тебя так тянет. — Огорчилась красавица, и вскинула йеменский взор свой на человека.
И поник Ахмед под взглядом этим, сник, в миг, забыв о чём спрашивал, что волновало. Топчется на месте, мнётся, спросить боится.
— Что притих, любопытствующий вали?— спрашивает девушка, с соломоновой печатью на светлом лике своём.
— Скажи, о елей моего сердца, не из племени ль ты Бену-Узра? Не обман ли глаз моих? Не видения ли банджи? Да накажет меня Аллах за подобное сравнение!
— Как много вопросов?! Да вот ответы на них больно дороги. — Усмехнулась Гуссат-аз-Заман. — Не боишься ль стать Бедуинским колпаком?
— Моё копьё не ломается от первого набега. Оно покрепче Самхарских будет. — Самоуверенно отвечал Достойный муж.
— Как знать!.. — Многозначительно усмехнулась красавица, и молвила: — Веди меня в дом свой, там и поговорим.
И взял за руку девушку Ахмед Румсул-мухамед Хасан ибн Аль-ибп-дураид. И ввёл в дом свой. И не видел с тех пор никто достойного мужа. Только через несколько дней вышел из ворот дома его некий человек весь в одеждах завёрнутый, статью своей на Ахмуда похож, походкой и голосом, да вот лицо совсем другое. Бывало торгуется на базаре, сбросит купцу цену, а лицо так и сияет будто Дирхем, а не сторгуется, так краснее Фельса. Дивится народ, но спрашивать не торопится.
И вот однажды опять на той же галерее, почти на том же самом месте, увидели все девушку красоты неописуемой, не скрывающую душу свою под одеждами разными. Увидел её и человек с лицом меняющимся, словно день и ночь. Подошёл, близко, молчал долго, а потом и вопрошает:
— А чего ты душу свою не прячешь, красавица?
— А для чего мне её прятать?— Удивилась девушка. — Или не красива? Или с червоточинкой?
— Да нет. — Смутился человек. — Всё красиво. Хрустально чисто. Потому и спрашиваю.
— Не понимаю тебя, странный человек. — Недоумевала девушка. — Зачем красоту, данную всевышним при рождении, прятать под одежды душные?
— А ежели кто плюнуть захочет да ненароком в тебя попадёт?— Усмехнулся человек.
— Что говоришь ты такое?!— Воскликнула девушка. — Кому в голову придёт плевать привселюдно? Ведь есть для этого "Комната отдохновения"?!
— Не всегда она рядом оказывается, а потому проще под ноги сплюнуть, нежели искать её. — Ответил толи Ахмед, толи ещё кто.
— Странные речи ты говоришь, муж непонятный. — Отвечала ему девушка.
— Кому странные, а кому обычные. — Возражал ей человек. — Лучше скажи мне, как зовут тебя, красавица дивная?
— Зовут меня Нузхат-аз-Заман. — Отвечала девушка.
— Пойдём в дом мой, там и поговорим. — Предложил человек.
— Не ходи. — Загомонили люди вокруг. — Ахмед пошёл с одной такой красоткой да пропал.
Но девушка и не собиралась никуда идти. Она посмотрела на человека очень внимательно и заговорила:
— Ахмед Румсул-мухамед Хасан ибн Аль-ибп-дураид, сними лицо не своё, верни прежний вид свой. Стань самим собой. К чему тебе обман? Зачем душу от людей спрятал?
И подивились окружающие словам странным, и зашептали тихо промеж себя. А человек, бывший когда-то Ахмедом, поднял руку свою к лицу своему и снял с него маску благочестия, и другой рукой надел другую маску гнева и злобы.
— Вот! смотрите!"— Воскликнул он. — Видите, как просто! Зато никто и никогда не плюнет в душу! Никто и никогда не сможет обидеть! Никто и никогда не узнает истинного состояния души моей! А ты, осмелившаяся открыть обман всем, будешь жестоко покарана за дела свои. И будет так отныне с каждым, кто пожелает жить с душой распахнутой, не защищённой одеждами разными.
И сказав так, трижды плюнул, сей человек, в душу, в сердце и в лицо девушке ядом змеи гремучей. И достигли плевки цели своей. И потемнела душа девичья, затрепетало сердечко нежное в судорогах жестоких, и покрылось лицо дивное коростой жуткой...
С тех пор все женщины востока прячут свои лица под паранджой, завёртываясь в изар, и открывают свои лица лишь самым близким.
Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед посланник Аллаха.
Шахрияр
