Четвертый опыт Выбегаллы (ознакомительный фрагмент)

Четвертый опыт Выбегаллы

Вступление

Эта повесть была написана под влиянием книги "Миры братьев Стругацких. Время учеников", одобренной Борисом Натановичем, в которой были собраны рассказы, как бы продолжающие жизнь героев Стругацких. У меня тоже к этому времени накопились кое-какие мысли. А эта книга дала мне столь необходимый толчок для реализации их на бумаге.

Миры братьев Стругацких, это для меня не знакомые имена и фамилии, а прежде всего сама уникальная атмосфера. Эту-то атмосферу я старался добросовестно передать в своем произведении — иначе это был бы не мир Стругацких. И мне это не удалось. И тогда я пошел на крайние меры — взял несколько цитат из "Понедельника".

Не судите строго.

* * *

Я был доволен, дней мне не хватало, и жизнь моя была полна смысла.

(А. Привалов)

Неожиданное предложение

Этот обед ничем не отличался от предыдущих — Слава с Корнеевым увлеченно играли в шахматы, тщательно записывая все свои победы и поражения, Володя Почкин меланхолично курил, сидя на подоконнике, Роман Ойра-Ойра в дальнем углу разминался в магии, превращая табуретку в букет цветов и обратно, Эдик Амперян проникновенным голосом разговаривал по телефону с хорошенькой девушкой Майей, а художник нашей газеты Саня Дрозд учил всеобщего любимца попугая Фотончика говорить "каррамба!". Я же вместе с очаровательной практиканткой Стеллочкой занимал второй в этой комнате подоконник, вдвоем сочиняя новую острую статью для нашей стенгазеты. Короче говоря, кругом были приятные дружные люди, увлеченные интересным делом. Все были счастливы, веселы и жизнерадостны, и ничего не предвещало начала тех невероятных событий, которые в скором времени перевернут размеренную жизнь нашего института.

В комнату осторожно заглянул Янус Полуэктович. Близоруко оглядев притихший зал, он задержал свой взгляд на нашей паре.

— Э-э, Александр Иванович, — обратился он ко мне, сразу выдав в себе У-Януса. — Мы с вами вчера не разговаривали?

— Нет, — привычно ответил я, на всякий случай слезая с подоконника.

— Тогда, если вас не затруднит, как только вы освободитесь, зайдите ко мне, — виновато, словно извиняясь, сказал шеф и аккуратно прикрыл за собой дверь.

— Хорошо, — успел кивнуть я, даже и не подозревая о дальнейшем.

— Александр Иванович. У меня к вам будет небольшая просьба, — осторожно начал У-Янус, когда я вошел в кабинет директора.

— Слушаю вас, — с готовностью отозвался я, приняв умный и внимательный вид, подобающий данной ситуации.

— В настоящее время профессор Выбегалло запланировал новый эксперимент.

Я на всякий случай кивнул.

— Не сочтите за труд, проконтролируйте, пожалуйста, его ход. Я боюсь, как бы не было новых эксцессов.

Я недоуменно поднял глаза.

— Эксперимент, как мне кажется, обещает быть интересным. Не хотелось бы, чтобы он сорвался.

— Хорошо, Янус Полуэктович. Вот только не совсем понятно, что я буду должен делать?

— Если вас не затруднит, предложите свои услуги профессору. Он тщеславен и, как мне кажется, не откажет.

— Ну и что тебе сказал наш директор? — спросил грубый Корнеев, поймав меня в коридоре.

— Представляешь, он мне предложил принять участие в новом эксперименте Выбегалло, — удивленно проговорил я, еще не успев отойти от услышанного и совершенно, поэтому, не обижаясь на Витьку.

— Ого?! — протянул Корнеев, засунув руки в карманы и покачиваясь с пятки на носок. — У-Янус зря говорить не будет — все-таки ему ведомо будущее... Интересно, что за всем этим скрывается? Кстати, ты не знаешь, что на этот раз задумал наш гениальный умник?

Я пожал плечами.

— Ну ладно, иди, ищи своего светилу.

Я поднялся на шестой этаж и заглянул в лабораторию Выбегаллы, которого, впрочем, там не оказалось. Но зато в дальнем углу я заметил Эдика, о чем-то весело беседующего со Стеллочкой.

— Молодые люди, — строгим тоном проговорил я. — Выбегалло не пробегалло?

Стеллочка прыснула, а Эдик шутливо нахмурил брови, мол, мешаешь, старик.

Я им весело улыбнулся и неторопливо пошел в бухгалтерию, справедливо решив, что если профессор в институте и не у себя в лаборатории, то значит только там.

Так оно и оказалось, и я мысленно поздравил себя с победой логического мышления, основанного на знаниях некоторых слабостей данного индивидуума.

Выбегалло, как обычно в тулупе и валенках, стоял у кассы и слюнявил пальцами только что полученные деньги.

— Амвросий Амбруазович, извините, что отвлекаю, — вкрадчиво начал я. — Но я слышал, вы начали подготовку к новому грандиозному эксперименту?

Выбегалло аккуратно спрятал деньги за пазуху и внимательно посмотрел на меня белесыми, ничего не выражающими глазами.

— Не просто грандиозному, величайшему — мон шер, — сказал он.

— А можно поинтересоваться, в чем будет его суть?

— А вы не знаете?

— Нет, — покачал я головой, как можно удрученнее.

— Странно, странно, — с сомнением покачал головой Выбегалло. — Впрочем, ладно, отчего бы и не поделиться с молодежью...

Он засунул правую руку за подкладку и принял подобающую позу.

— Есть мнение, — начал он снисходительным тоном, — что для дальнейшей работы на тернистом пути определения — что же такое счастливый человек, в дополнение к трем предыдущим моделям необходимо создать четвертую модель — самого идеального, с точки зрения человечества, человека. Поясняю, если вы не до конца уяснили мою мысль — собрать из богатой истории все положительные черты, которые приписывались тем или иным положительным персонажам, и сделать такого индивидуума. Тем самым мы получим богатый материал для последующего изучения.

Компрене ву?

Я пожал плечами.

— Но ведь мужчинам приписывают одни качества, а женщинам — другие. Мне кажется, нельзя их так просто скрещивать между собой.

— Вы, как я вижу, недопоняли, — сказал профессор надменно. — В этом и состоит суть эксперимента — создать универсального идеального человека.

Я представил себе это существо и мне стало не по себе. Я решительно не понимал, чем я-то могу быть полезен в этой очередной авантюре Выбегаллы, но тут меня осенила одна идея.

— А давайте я пропущу все это через машину. Обработаю, так сказать, по последнему слову техники.

— А что, идея хорошая, — неожиданно с легкостью согласился Выбегалло и как-то по-отечески посмотрел на меня. — Надо и последние достижения техники привлекать, не все же по старинке работать.

Работа над образом.

Идея на самом деле оказалась интересной и, как ни странно, сильно меня увлекла.

Естественно, ни о каком скрещивании мужчин и женщин я и не помышлял. А заинтересовала меня возможность создать этакого со всех сторон положительного человека, естественно — женщину (как-никак я все-таки мужчина!). И поначалу все казалось таким простым и понятным. Но когда я стал заносить в базу данных черты женского характера, которые, как я считал, соответствуют ее положительному образу, я вдруг заметил, что не такое это на самом деле простое дело, как казалось на первый взгляд.

Во-первых, черт на самом деле оказалось много. Я считал, что положительной женщине должны быть присущи одни качества, Витька думал про другие, а Эдик — про третьи. Зачастую они не совпадали. А во-вторых — здесь было два разных направления — внешность и физические данные (походка, гибкость, движения рук и головы) и ее внутренний мир.

Витька, просмотрев мои записи, обозвал меня дураком и сказал, что такой объем описаний красивых женщин, который заключен в мировой истории, обработать просто физически невозможно. А если и получится сделать это, скажем, к старости, то ответа все равно не будет — не может одна единственная женщина удовлетворить всем вкусам и условиям. Да и сам знаешь, хлопнул он меня по плечу напоследок, в разные эпохи были разные критерии красоты — вот, например, первобытные люди очень любили толстых женщин, чтобы в голодное время было чем питаться. Дурак ты, Витька, сказал я, обидевшись, и ушел искать Эдика Амперяна.

Эдику моя идея поначалу понравилась и он тут же на листочке бумаги стал составлять список критериев, по которым должен, по его мнению, проходить отбор, но скоро сдался и сочувственно посмотрел на меня.

— Может, зря все это? — спросил он чуть виновато. — Не связывайся с этим. Все равно у Выбегаллы ничего путного никогда не выходило.

— Знаешь, — ответил я, находясь под магическим обаянием неземного видения, которое получится в результате этого эксперимента. Это же мечта всех мужчин, идеал женщины. — Жалко отдавать такую хорошую идею и в такие руки. Я все-таки попробую.

— Как знаешь, — пожал плечами Эдик. — Только учти, что по-настоящему красивая женщина — это не только внешность.

— Да, знаю, — кивнул я, уходя.

Целыми днями я пропадал в нашей библиотеке, собирая фотографии, книги (в том числе и фантастические!), картинки, отрывки из кинофильмов, выискивая в них критерии женской красоты, а также описания самых красивых женщин мира, начиная, наверное, с египетской царицы Нефертити. Большей частью меня интересовали те черты, которые особенно выделяли восхищенные поклонники — движения рук и головы, походка, выражение глаз, умение вести себя, наиболее привлекательные черты

характера — чтобы все это обобщить как во внешний образ, так и во внутренний. Сидя у библиотечного телевизора я часами наблюдал за показами мод, восхищаясь красотой манекенщиц и стараясь мысленно запрограммировать походку этих красивейших созданий. Перелистывая тонны журналов, я выбирал фотографии самых красивых женщин, и только тех, которые привлекали меня с первого взгляда, сразу бросались в глаза, и пытался найти в них те черты, которые делали их такими необычными...

Вся эта работа поглотила меня настолько, что я перестал ходить на обеды и просиживать свободное время с друзьями, предпочитая перекусывать пирожками прямо в библиотеке. А также я, сославшись на большую загруженность, отказался на приглашение Стеллочки и Эдика в субботу выехать с палаткой на озеро.

И каждую ночь во сне меня с завидным постоянством посещали умопомрачительные женщины, не давая мне покоя. Они приходили по одиночке и целыми группами, они садились у изголовья кровати, странно смотрели на меня, что-то говорили тихими голосами, гладили меня по голове, и уходили. А утром я бежал к столу, чтобы записать и эти черты женской красоты, и в бессилии опускал ручку — у меня не оставалось никаких воспоминаний, как же конкретно они выглядели! А только твердое знание того, что они были невероятно красивы.

Такая самоотверженность и самопожертвование не прошли даром и результат не замедлил сказаться — к середине следующей недели я накопил гигантский материал описаний и изображений красивейших женщин планеты. Осталось только все это обработать, обобщить и получить соответствующий результат — идеал человека, как надеялся профессор Выбегалло; идеал женской красоты, как надеялся я, впрочем, совершенно не представляя, как же она будет выглядеть, и что из всего этого получится.

И я пересел за компьютер.

Днями и ночами я мучил несчастную машину, но... алгоритм не вырисовывался, программа у меня не шла и я был злой и раздражительный. Заметив это чуткие ребята стали обходить меня стороной, а при встречах в коридоре вежливый Эдик Амперян лишь сочувственно кивал головой, а грубый Корнеев всем на удивление проходил молча, подозрительно при этом меня разглядывая.

И вот наконец наш старенький Алдан-3 выдал долгожданный результат. Читать все это было невозможно и я еще раз проверил программу, но все в ней оказалось правильным.

В сильном смущении я отнес толстую пачку распечаток профессору Выбегалло, который однако, быстро пробежав глазами первую страницу, пришел в необычайный восторг.

— Это же просто шармант, экселент какой-то... — приговаривал он, причмокивая губами. — Это вы, батенька, услужили. Не ожидал, не ожидал...

И работа в его отделе, все еще пахнущим селедкой с прошлого эксперимента, закипела с новой силой.

Признаться и мне не сиделось на месте, и я несколько раз на дню проходил по шестому этажу мимо их дверей, не решаясь войти из-за стойкого рыбного запаха — бедные сотрудники с ошалевшими глазами привыкли уже ко всему и ничего не замечали — и с замиранием наблюдал сквозь приоткрытые двери за их быстрыми торопливыми движениями, и за тем, как они, внимательно выискивая что-то в распечатках, программируют новенький, только что с завода, автоклав, в то время, как молодые сотрудницы с обреченными лицами, засучив рукава, ведрами наполняют его нутро питательным раствором противного цвета и запаха.

А один раз, когда в лаборатории никого не оказалось, я осторожно подошел к автоклаву и благоговейно заглянул в мутное круглое окно в сильнейшем желании увидеть результат своей работы... и поспешно отпрянул в сторону — что-то белое, жуткое и бесформенное колыхалось в зеленоватой полутьме.

Больше я на этот этаж не поднимался.

Тягостное ожидание.

Сгибаясь под тяжестью увесистого чемодана, я бодрым шагом дошел до машины и аккуратно положил его в багажник.

— Ну что ж, Шура, держитесь, — сказал У-Янус на прощанье, уезжая в командировку и впервые похлопав меня по плечу. Я онемел, но он сел в машину и уехал, так больше ничего и не сказав.

С недобрым предчувствием я вернулся в институт. Ведь А-Янус еще не вернулся с симпозиума! И без директора в двух лицах сразу стало как-то по-домашнему неуютно.

Сегодня наши коридоры были на удивление пустынны — пронесся слух о скором вылуплении нового выбегалловского кадавра и все слонялись по шестому этажу, желая воочию взглянуть на Богиню Любви, Афродиту и Идеал женской красоты в одном лице, как уже успели окрестить это существо.

— Да ты что, — говорил кто-то насмешливо. — Женский идеал в представлении Выбегаллы — увольте, на это чудо я и смотреть-то не рискну...

— Да нет, говорят, что описание запрограммировал лично сам Привалов на своем компьютере. А вот, кстати, и он. Саня! — закричали мне. — Иди сюда.

Я подошел, смущаясь под откровенные любопытные взгляды.

— Это правда, что ты приложил свою руку к этому, с позволения сказать, опыту? — спросили меня с ехидцей.

— Правда, — еще больше смущаясь ответил я.

— И как тебя угораздило? — еще более ехидно полюбопытствовало все то же лицо.

— У-Янус попросил, — ответил я.

Немая пауза, заполняемая лишь легким гудением автоклава и криками Выбегаллы — Сюда, сюда это ложи! И заклятие не забудь, а то молодежь ныне шустрая, вмиг все растащит!..

— Тогда конечно, — посочувствовали мне. — Просвети любопытных, как же она будет выглядеть?

— Сам не знаю, — честно признался я, разводя руками. — Такая абракадабра... Я ничего не понял.

— Значит, страшилище, — уверенно заметили в толпе. — Как и все выбегалловские гомункулусы. Надо готовиться к очередной катастрофе.

И народ согласился с этим утверждением, хотя и предположил, что, возможно, и не будет таких разрушений, как было в последний раз.