Петербургский пленник (полная версия)

Петербургский пленник

(полная версия)

Николай Ф. Васильев

Часть первая

Глава первая, в которой герой повествования обнаруживает портал

Дело было вечером, делать было....

Нет, дел-то у Дмитрия Николаевича Лазарева (кандидата геолого-минералогических наук, 40 лет от роду, отца двоих детей, мужа красивой женщины) было, в принципе, полно: позвонить Игорю в Москву с целью зондажа его студенческого житья-бытья, потом Вике тайком от жены (близился срок платы за квартиру, которую снимал ее малоденежный бой-френд), прогулять уже поскуливающую Пуму (добродушную черную немецкую овчарку 10 годков), купить попутно в универсаме бутылку "Цинандали" с целью более естественного подката под бочок к Марине (у нее наверняка подъем чувств в связи с приближением месячных и пропуск им этого момента чреват последствиями).... Но это ближе к ночи, а до того надо, надо посидеть над ненавистной докторской диссертацией....

Уже гуляя с собакой по заснеженному парку, Дмитрий Николаевич вновь устремился мыслями к своей диссертации. Тема ее была вполне достойной и даже злободневной ("Основные особенности тектонических движений ЮЗ обрамления Сибирской платформы в неопротерозое и их роль в локализации золотого оруденения"), но дело в том, что все эти особенности были изложены им с соавторами в серии статей и в докладах на конференциях давным-давно. Ныне интересы Дмитрия Николаевича сместились к вопросам локализации нефти и газа — хоть и на той же ЮЗ окраине платформы, но в мезозойскую эпоху. Однако директор НИИ земной коры на него наехал: "в институте доктора мрут и мрут, скоро останемся с одними кандидатами, немедленно оформляйте свою работу по золоту в виде докторской, иначе мне придется переадресовать ее кому-то из Ваших соавторов". Дмитрий Николаевич поморщился: соавторы его, увы, своих идей не имели и, как говорится, клевали у него с ладони, выпускать их в доктора — совсем науку профанировать.... Пришлось взяться за ненавистное ему оформительство — к тому же идей вполне "остывших".

— Вот и оформляю по сей день, — с унынием попенял себе Лазарев. — А тут еще сегодняшний скандал....

Он вспомнил яростное лицо директора НИИ, который шлепал об стол оттисками его, Лазарева, статей и буквально вопил:

— Это что!? Вы совсем забыли, где работаете и кто Вам деньги платит? Диссертации как не было, так и нет, а он статейки на вольные темы пописывает! Ладно еще вот эта под названием "Роль нефти в тектоническом строении Земли" — хоть и бред, но геологической тематики. Но Вам же лавры Менделеева понадобились, и Вы тиснули "Матричную таблицу периодической системы элементов"! И где? В Интернете! То есть, в научный журнал ее не приняли! Но время-то, время сколько Вы на эту галиматью потратили! А в довершение всего мне принесли сегодня вот это!!

Зевс (вспомнил Лазарев заглазное прозвище их директора) с удвоенной силой шлепнул новой статьей и с отвращением прочел ее название: — "Чернышевский. От Лаврова до Набокова: предтеча революции или заемный утопист?". Автор Д. Н. Лазарев. Этот Лазарев — тоже Вы?! Боже мой, я готов сойти с ума! А Вы.... Ты, Митенька, уже с него сошел! Ты-ы, основная надежда на будущее института.... Не я ли тебя на руках носил и в мыслях прочил на свое место? Вот дурак так дурак....

Лазареву так и осталось неясным, кого директор счел дураком: его или себя. Оправдываться в тот момент он не стал (хотя мог многое сказать в защиту и себя и роли дилетантов в научном познании мира), да гневный Зевс ему и не позволил: выдворил из кабинета со словами: "Идите. И о-очень подумайте, как жить и что творить дальше".

Вернувшись домой, Дмитрий Николаевич сунул "Цинандали" в холодильник (под морозилку), налил Пуме остывшего супчику из общей кастрюли, принял со всей тщательностью душ, подравнял ножницами небольшую бородку и усы, облачился в свежий домашний халат и проследовал в свою комнату, к столу, на котором царил его ноутбук. Открывая файл с диссертацией, он промахнулся, и на экране вдруг возникла недавно скачанная из "Самиздата" фантастическая повесть Ильина "Уровни Эдема". Слегка ухмыляясь, Д.Н. пробежал глазами уже читанную страницу, вздохнул завистливо ("Эх, мне бы какой портал обнаружить в дали дальние...."), закрыл и через минуту стал вчитываться в свою последнюю писанину.

Вдруг в темной комнате (Лазарев для большей сосредоточенности всегда работал без наружного освещения) будто фонарик мигнул. Он поднял взгляд в подозрительном направлении и, к своему большому удивлению, обнаружил махонький квадратик света посреди комнаты, на высоте своего роста. Он встал, подошел к квадратику (2х2 см примерно), глянул в него и оторопел, увидев (будто через дырку в заборе) освещенную солнцем чужую комнату! Не веря себе, он стал осматривать ее интерьер, смещая голову то влево, то вправо, то приседая, то вставая на цыпочки и, наконец, сел на диван, слегка тряся головой. Общее впечатление, сложившееся у него, походило на кадр из фильма, действие которого происходит в 19 веке: венские стулья, стол, застеленный плюшевой скатертью, шелковый абажур над столом, накрывший подвешенную керосиновую лампу, портьеры в обрамлении входной двери, гардины, крашеный суриком деревянный пол, фикус в углу, наконец! Что это за чертовщина!

Тем временем в комнату почти неслышно вошла Пума и глухо заворчала, глядя в сторону того же квадратика. Дмитрий взял собаку за уши и прижал к себе, призывая к спокойствию, потом подошел к окошечку в чужой мир и тотчас отшатнулся: странная комната уже не была пустой! По ней в раскачку, с тряпкой в руках пятилась молодая бабенка в каких-то чунях и ситцевом сарафане, подоткнутом к поясу до обнажения полных икр, то есть мыла пол. Когда Дмитрий вновь поглядел с опаской в окошечко, баба уже развернулась и двигалась с тряпкой в обратном направлении — видимо, протирала намытую часть пола. При этом ее полные груди мотались из стороны в сторону под ситчиком сарафана так резво, что Дмитрий Николаевич вдруг покраснел, ощутив внятную эрекцию.

— Вот же зараза.... — подумал он. — К жене бы так воспылать.... Зараза! Но что это такое? Что за явление природы? Неужели портал? Как? Для чего? И нельзя ли его расширить?

— Ага, расширь, — едко ухмыльнулась вторая половина сознания. — Потом шасть туда и сразу эту бабенку за титьки бери. Пока она сомлевши будет.... Вот только доведется ли обратно домой попасть....

Когда Д.Н. опять подошел к упорно не закрывающемуся окошечку, бабы в комнате, слава богу, уже не было. Тотчас в душе его проснулся естествоиспытатель, и тестирование окошечка началось. Опыты с карандашом показали, что физико-механических границ окошечко не имеет и воздействия на карандаш никакого вроде бы не оказывает. Горошинка, брошенная в него, укатилась по полу в угол и исчезла из виду, но фантик, сложенный из листочка бумаги, так и остался лежать на полу. Надо было запустить туда живность. На ум сразу пришел таракан, но Марина их давно повывела. Лазарев мысленно пробежался по соседям и всех их отбраковал. Впрочем.... На первом-то этаже есть жилец, похожий на алканавта. Неужель и у него тараканов не водится?

Спустя двадцать минут кандидат наук вернулся в свою квартиру с живым смачным рыжим тараканом, уже обвязанном длинной ниткой (вязал тот самый мужичок, которому Лазарев обещал потом рассказать о сути своего эксперимента). И вот таракан спускается из окошечка, достигает пола и резво бежит по нему к ближайшему плинтусу — но нитка не столь длинна, пожалуйте обратно. Дав живности побегать в чужом мире минут пять, Лазарев вытащил ее, осмотрел при свете торшера (энергичный типчик, вон как лапками сучит) и спрятал в заранее приготовленный спичечный коробок — пусть полежит, вдруг помрет?

Он сел было вновь на диван, обдумывая следующие ходы, но тут в комнату заглянула сияющая улыбкой Марина:

— Митенька! Это ты для меня "Цинандали" купил? Какой ты все же умничка....

На этом о портале пришлось до утра забыть.

Глава вторая, в которой хронопутешественник бодро топчет булыжники старого Питера

Собираясь утром спешно на работу (почти проспали, конечно!), Лазарев заскочил в свою комнату, но квадратик обнаружить не смог. Открыл спичечный коробок, поглядел удовлетворенно на сученье тараканьих лапок, бросил внутрь горстку хлебных крошек для пропитания первопроходца и покинул квартиру. Утренняя прогулка Пумы лежала на товароведе Марине, которой в силу позднего открытия ее универмага можно было понежиться в постели еще.

Зато с работы Д.Н. ехал в своем "Дастере" заметно волнуясь. Он проанализировал ситуацию с порталом и осознал, что вызвал его мысленно сам, когда произнес те слова после прочтения фрагмента "Уровней Эдема". О том, что за существо оказалось способно создать портал, забубенный атеист пока старался не задумываться. Значит, придется вызвать портал снова.... О том, чтобы не вызывать его во избежание обрушения уютного домашнего мирка, естествоиспытатель тоже не подумал. Было у него одно опасение: лишь бы Марина раньше времени домой не вернулась....

Проделав все необходимые домашние процедуры (но без переодевания в халат) Дмитрий Николаевич выключил в своей комнате свет и, внутренне трепеща, произнес сакраментальные слова: — Эх, вот бы снова открылся портал в дальние дали.... И вперил взор в предполагаемую точку. В этаком напряжении он постоял с минуту и уже всплыли на заднем плане его сознания циничные слова "С обломинго тебя, Митяй", как вдруг световой квадратик возник-таки посреди комнаты! Дмитрий Николаевич приник глазом к окошечку и недоуменно заморгал: вместо ожидаемой вчерашней комнаты его взору представилась набережная большой неласковой реки свинцового колера.... Он посмотрел с пристрастием на гранитную облицовку набережной, на силуэты зданий противоположного берега и опознал и реку (Нева) и город (Питер, конечно, причем осеннею порой). Судя по тому, что он видел перед собой Адмиралтейский шпиль, а также фрагмент металлического моста (Николаевского, вероятно), точка обзора находилась на набережной Васильевского острова (недалеко от его альма матер, то есть Петербургского горного института). Минут через пять Лазарев пришел к выводу, что наблюдаемая жизнь относится к 50-60-ым годам 19 века: пароходы по реке вовсю снуют, но авто еще нет, а дамы пока носят платья с кринолином. Мост же Николаевский (он помнил) был построен в 1850 г.

— Однако что это за портал, — с неудовольствием подумал Дмитрий, — нельзя ли эту дырочку расширить до двери или хотя бы окна? Впрочем, — спохватился он, — пусть сначала увеличится до размеров яблока....

И сосредоточился на этом желании. Квадратик мигнул и скачкообразно расширился до заказанного размера! Лазарев счастливо рассмеялся: слушается "существо", идет навстречу!

— А теперь закрыть портал, — скомандовал он. И окошко в старый Питер готовно закрылось.

"Хм, а если попробовать открыть его недалече, например, в наш парк и время задать наше? А там сделать переход и попробовать открыть назад, в квартиру? Иначе толку от этого портала будет немного....".

Сказано-сделано. Портал вновь открылся и именно в том укромном уголке парка, который Д. Н. представил. Правда, на высоте 2 метров над землей. По голосовой команде окошечко спустилось до уровня пояса, а по другой развернулось в рост Лазарева. Он хотел было шагнуть в проем, но вдруг в него метнулась незаметно подкравшаяся Пума и стала носиться по снегу.

— Пума, ко мне! — грозно потребовал хозяин и овчарка, сделав дополнительный круг, впрыгнула в квартиру.

— Ах ты пси-ина, — потрепал ее Дмитрий Николаевич за уши. — Вижу, что с тобой все в порядке. Ну, пойдем вместе побегаем. А портал пока закроем....

Последующие дни были заполнены у Лазарева (помимо обычных занятий) подготовкой к визиту в Петербург 19 века. Самым канительным делом стало изготовление на компе и принтере документа эпохи императора Николая Павловича, удостоверяющего личность. Слава богу, в интернете нашлось свидетельство о выходе некоего поручика в отставку — с него и слепил себе подобие на плотной бумаге с гербом (ее подбор и изготовление — отдельная песня!). "А может и пару ассигнаций тиснуть? Впрочем, поймают за руку, не отмажешься, ну его к бесу. Лучше прикупить у нумизматов металлических рубликов и копеек той поры да раздобыть карманные часы с маркой "Swiss Made" на продажу. Хотя я ведь не собираюсь там подолгу жить, вечерком строго домой. А вообще-то надо взять отпуск....".

С одеждой у него проблем не было. Тут кстати пришелся шерстяной костюм-тройка темно-синего цвета, который Дмитрий Николаевич почти не носил, а также низкие коричневатые сапоги-мокасины. Его черное пальто с пуговицей под горлом тоже было натуральным, тонкого сукна. К нему в тон подходило кепи с наушниками. Еще повязать галстук (в обиходе пренебрегал), взять перчатки, белое кашне, трость-зонтик — и вперед, на улицы старого Питера!

Выход он наметил на вечер пятницы (здесь вечер, там-то будет день), решив открыть портал в том же парке. Жене сказал, что договорился устроить со своими приятелями вечерушку на даче (с преферансом и, конечно, выпивкой). Та милостиво кивнула, зная, что в той компании дам не бывает, да и алкоголем они давно не злоупотребляют. И вот уже привычное заклинание и портал открылся посреди лабиринта из желтоцветных деревьев, крестов, оградок и узких дорожек, то есть, как и было задумано, на Смоленском кладбище Петербурга. Дмитрий Николаевич вышел из него, огляделся и, не увидев поблизости людей, велел закрыться. Потом пошел в юго-восточном направлении, попав в итоге на Малый проспект.

Погода в этот день была солнечной, хотя и с неприятным северным ветерком. Малый проспект, как и в современном Петербурге, был не слишком оживлен, и хронопутешественник перешел на проспект Средний. На этой улице движение было не в пример активнее: разнообразные повозки, влекомые одной или двумя лошадьми, катили одна за другой, средь них кареты и коляски с тонно одетыми пассажирами привилегированных сословий. Еще больше людей было на тротурах проспекта, а также в боковых "линиях" — они, само собой, были одеты кто во что горазд, но преимущественно просто или даже плохо. Лазарев выглядел на их фоне со своим кепи, кашне и зонтом, пожалуй, вызывающе. Впрочем, все встречные девушки и женщины поднимали на него глаза, и в них Дмитрий Николаевич читал одобрение его внешности, а то и готовность к знакомству.

Кроме разглядывания фемин попаданец успевал фиксировать названия лавочек и магазинов по обе стороны улицы, досадуя, что в них отсутствуют стеклянные витрины. Вдруг в глаза ему бросилось название "Часы", он тотчас вспомнил о своем "швейцарском хронометре" и вошел внутрь лавочки. Вот здесь стеклянная витрина уже была, вернее, был длинный стол, имевший вместо деревянной крышки стеклянную. В столе лежали, естественно, часы, все сплошь карманные, но довольно разнообразные: по размерам и форме (от луковиц с кулак до миниатюрных медальонов), материалу корпуса (золото, серебро, бронза, сталь и даже хрусталь!), а также по циферблатам. Разными были изготовители и, конечно, цена: от нескольких рублей до нескольких сотен. Сопоставив имеющиеся экземпляры со своим, Дмитрий Николаевич заскучал: за часы в стальном корпусе больших денег не получить. Он поднял голову от стола и только тут увидел собственно часовщика, сидяшего напротив витрины, с неизменной лупой на лбу.