В окно барабанил летний ливень, стараясь привлечь внимание к серости сырого дня, проходящего в череде прочих дней за стеклом. Он был неназойливым, но нудным в своем желании, а когда совсем обижался, то стучался громом и извергался молниями, заставляя вторить ему сигнализацией припаркованных внизу машин. Он барабанил, наводя на тоскливо-печальное настроение, освещаемое мягким светом люстры и бросающее раздражение на стены в виде теней от большого телевизора.
Я валялся на собранном диване, держа в руках пульт и щелкая по каналам. Под головой удобно лежала мягкая подушка, притягивая и не отпуская не хуже сильного магнита.
Комната была наполнена запахами еды и древесного дыма. На живот прыгнула Масяня. Иссушенный кошачий скелетик, обтянутый желтым пергаментом мумифицированной кожи, потерся и руку и начал мурчать, погасив зеленые искорки в пустых глазницах.
Наш шеф-повар и по совместительству маньяк-палач-убийца Цида стоял у небольшого бара нарезая тонкими пластиками рыбу на суши. Рыба была свежайшая, даже еще шевелила жабрами, когда двухметровый садист орудовал тончайшими ножами. Сидящую за письменным столом Настю постоянно передергивало от такого зрелища, отчего она стала потребительницей молочной продукции и овощных салатов.
Девушка была единственным человеком в нашей компании, старательно нанося выжигателем на деревянный приклад письмена глаголицей. Колдовской силы в ней было немного и приходилось пользоваться вот такими рунными костылями для чародейства.
Сидящий напротив нее Станислав холодным, как вечная мерзлота, взглядом рассматривал финансовую смету своего оружейного магазинчика, аристократично держа прямую спину. Иногда он слегка наклонял голову в ноутбуку и щелкал пальцами по клавиатуре.
С большого дубового шкафа периодически доносились звуки пришедших сообщений. Хрупкая Либида вела переписку, флиртуя с пятью или шестью абонентами одновременно. Она расстелила там спальный мешок и валялась на животе перебирая ловкими пальцами по позолоченному смартфону. Ей вообще было безразлично с кем флиртовать и с кем спать, с мужчиной или женщиной — такова ее суть.
— Скажи пожалуйста, — заговорила Настя, обращаясь ко мне, — а почему на тебя крест не действует. Ты же демон.
Я убавил звук на телевизоре, и посмотрел на девушку, сверяющую написанные мной в тетрадке символы с теми, что она перенесла карандашом на дерево приклада автомата.
— А что мне их бояться?
— Ну, это же символ божий.
— Это партбилет в партию любителей повтыкать свечки перед картинкой. Вот ты же не будешь бояться, если кто-то будет в трамвае размахивать корочками ветерана труда. Можешь уступить место, если своя задница не дорога, не более. Так и здесь.
— Но ведь за ними стоит бог.
— Я тя умоляю. За кем? За полоумными бабками, которых жирные свиньи в рясах запугали узаконенными суевериями? За модной молодью, что считает церковь эдаким социальным трендом?
— За батюшками.
— Там верующих еще меньше, чем среди убогих прихожан. Я так тебе скажу. Священники — это люди, которые привыкли абсолютно ничего не делать и получать за это огромные, необлагаемые налогом деньги и лайки в виде поклонения даунов. Если хочешь верить, тебе посредник не нужен. Это как перекуп при торговле машинами. Они торгуют религией, выдвигая это в бренд. Поставь себе иконку в углу и радуйся.
— А Бог?
— Он устал от нашего вечного срача и давно махнул рукой. То христиане объявят крестовый поход, то мусульмане джихад, то китайцы тащут своего вислоухого по всему миру. А самое главное, что гибнущие с именем великого на устах, по сути просто грабят другие народы, обогащая материально своих духовных наставников. Не из-за веры войны идут, из-за золота. Так всегда было.
Настя замолчала, опустив руки.
— Но больше всего, — продолжил я, — они грабят свой собственный народ, считая его тупым быдлом.
— Ну, все же церковь...
— Да, красивые иногда домики бывают. Люблю в новых городах посмотреть чего понастроили. Есть в них эдакий дух средневекового невежества, дремучего и беспросветного. Уважаю искусство. А если по большому счету, то я не трону того священника, который действительно утоляет душевную боль страждущего. Такие психотерапевты бедно живут, зато честно. Им лексусы не на что купить, они на церковных свечках не экономят, пожертвования пускают на благотворительность. Глупости это, но зато они никому не мешают, пылятся в глухих деревнях. А то представь, священник возомнил себя выше человека. Вот это прелесть. Он и из ДТП со смертельным итого выйдет сухим из воды, и педофилия ему с рук сойдет. А потому что деньги. Он насобирает с тупых баранов капусты и отдаст продажным депутатам, судьям и просим. И все рады, кроме семьи покойного. А того и вовсе суицидником запишут, чтоб не отпевать, чтоб не трудился этот убийца на коленочки вставать перед картинкой с придуманным святым. Нету бога в наших церквях, нечего мне бояться.
— А может, его и вовсе нет? — тихо пробубнила Настя.
— Есть. Если есть демоны, есть и Он. Только извратили все люди. Души церковникам продают, что не лучше демонов. Жадные, продажные, только и умеющие истерично вопить о том, во что сами не верят, лишь бы деньги капали. Вот и весь сказ.
