Голос

Володя Злобин

В пустой белой комнате был человек. Люди давно жили по сто сорок и больше лет, но мужчина, полулежавший в медицинском кресле, постарел раньше времени. Длинная седая борода, тлеющий под мохнатыми бровями взгляд. Ему бы в прошлые века, в пещеру или нору, а он – космонавт, элита человеческой породы. Тем более Иона Брихничев первым из людей установил контакт с инопланетной цивилизацией, сумев к тому же вернуться обратно.

И всё же он молчал.

Иона отказывался отвечать на вопросы и ещё в полёте уничтожил все собранные им данные. Брихничев не без некоторого сомнения объявил, что если он поведает правду, то, ни много ни мало, Земля погибнет. Космонавта сразу же отправили на обследование, но ничего подозрительного не обнаружили. Брихничев был возбуждён, учащённый пульс гонял в его голове неспокойные мысли, но кто, пролетев от звезды к звезде, чувствовал бы себя иначе?

На всякий случай Иону поместили в карантин. Боялись неизвестных вирусов, бактерий, паразитов, даже гипноза или подлой технической наживки, которую могли внедрить в человека, чтобы уничтожить потенциально враждебный мир. Именно так учёные истолковали слова Брихничева о принесённой им опасности. Но многочисленные опыты ничего не выявили. Иона Брихничев был и оставался человеком с человеческой же микрофлорой кишечника.

– Иона, здравствуйте, – мягко сказал появившийся голос.

– Здравствуйте, – кивнул Иона.

– Полагаю, – также мягко продолжил голос, – вам по-прежнему не хочется узнать, что произошло на Земле и нечего рассказать о том, что происходит снаружи?

Иона промолчал.

– О вас говорит вся планета. Вы герой, Иона. Ваша память хранит великие знания. Пожалуйста, поделитесь ими, пока их не приказали добыть силой. Помогите нам. В конце концов, вы потратили на этот полёт всю жизнь. Неужели вас это не волнует?

Старец устало качнул головой. Сказанное было правдой. Но то, что знал Брихничев, развеивало эту правду как пшено – ветер, и то, что этим пшеном было самое важное в истории человечества путешествие, подтолкнуло Иону к ответу.

– Меня заботит лишь то, что я не смог покончить с собой. Это стоило бы мне больше, чем жизнь, но, вероятно, могло бы всех нас спасти.

Неожиданно голос сменился. Он стал ветхим, но властным.

– Вы не имеете на это никакого права, Брихничев! Если вы сами всё не расскажете, мы вскроем вам череп! Вы слышите, Брихничев!? Череп! – и голос вновь потеплел, – Простите, Иона. Как видите, не все верят в любовь к ближнему. Тем более в нынешние тёмные времена. Вы точно не хотите знать, что творится на Земле?

– Что было, то и будет, и нет ничего нового под звёздами.

– Вы стали верующим, Иона.

– Один человек сказал, что смысл мира должен лежать вне его, ибо в мире всё есть как оно есть, а значит истинная ценность может находиться только за его границами. Вы думаете, что я вернулся с другой планеты и от другой звезды. Но это не так. Я пришёл из-за пределов смысла.

Раздалась приглушённая ругань. В помещении, откуда в сотый раз допрашивался Иона, шла невидимая борьба. Победивший в ней голос был грозен.

– Брихничев, вы подлец! Мы полвека горбатились ради этой экспедиции! Вы сожгли в космосе триллионы! Триллионы! Кто знает, быть может из-за того, что мы так безрассудно вложились в этот фарс, сегодня всё полетело к чёртям. И вы... вы... сознательно уничтожили записи, изображения, пробы грунта, семена, артефакты, даже образцы их ДНК... всё, что имело для человечества хоть какую-то ценность! Вы даже свою память подтёрли! Вы взяли и растоптали труды двух поколений землян! Мы вам этого не простим! Никогда! Не думайте, что вы останетесь безнаказанным. Вы правильно сожалеете о том, что не смогли убить себя. Теперь ваш мозг наш. И мы вас вскроем, Брихничев! Вскроем!

Бороду Ионы раздвинула печальная улыбка.

– Тогда мир окончится. Вы все умрёте. Всё умрёт.

– Иона, послушайте! – пробился тихий голос, – Единого человечества больше нет. Технологического скачка не произошло. Мы раздроблены и обозлены. Войны, катастрофы – всё, что нам так долго пророчили, наконец, случилось. Единственная скрепляющая нас идея – вы, Иона. Вы обязаны нам помочь.

– Нет! – с раздражением выкрикнул старик, – Я принёс вам конец и ничего сверх того.

– Брихничев! – голос потяжелел, – если вы ещё раз скажете нечто подобное, то, клянусь, я прикажу достать ваш мозг через прямую кишку! Я с самого начала знал, что ваши предостережения лишь уловка. Вы мягкий, как глина, и чужаки сумели надавить на неё. Вы боитесь, что мы их колонизуем? Выкачаем все ресурсы? Поэтому тянете время? Бьюсь об заклад, вы щедро отсыпали им знаний о нас! Лучше бы мы нагрузили ваш корабль бусами! И всё же, что вы в них нашли? Обаяние примитивов? Почувствовали себя этнографом? Как жаль, что мы не могли послать двухместный челнок... Крепкий офицер с пистолетом решил бы все наши проблемы.

– Он бы не решил ни одну, – вздохнул Иона и уже с закрытыми глазами добавил, – а вот пистолет мог бы.

– Иона! Вы лучше нас знаете, что люди в космосе – это романтическая глупость. Проще и быстрее послать машину. Но первым открыть другую расу должен был человек. Это вопрос крови. Иначе было нельзя. Космос это всегда религия, человек в нём утоляет свой трепет. Узнав о существовании ещё одного обитаемого мира, вся Земля трудилась в едином порыве. Когда вы отправлялись в путь, вы были лучшим из лучших, символом человечества, но когда вернулись, стали чем-то необходимым – его надеждой. Отказываясь говорить, вы лишаете нас большего, нежели то, от чего пытаетесь уберечь.

На лице Ионы промелькнула неуверенность. Он затравлено оглядел белую комнату.

– Вы лишаете нас веры, Иона, – прошептал голос.

Иона напряжённо смотрел в одну точку. Ремешки вжимали старика в медицинское кресло.

– Мы хотим заново поверить. За эти годы мы поняли, что вера иссякает раньше, чем чистая вода или воздух. Вами тоже движет вера, Иона. Иначе вы бы убили себя. На самом деле вам хочется проверить то, что вы узнали. Вам любопытно, Иона, а значит вы всё ещё человек.

– Вера начинается с сомнения, – нехотя согласился Брихничев.

Старец напряг ещё сильное тело, растягивая охватывающие его ремни. Кресло зажужжало, ослабляя хватку. Космонавт размял затёкшие конечности. Под седыми бровями зажглись ясные, ничем не помутнённые глаза.

– Хорошо... В конце концов, с любопытства всё когда-то и началось.

– Мы слушаем, Иона, – голос умело скрыл ликование.

Немного подумав, Иона Брихничев стал говорить.

– Они похожи на нас. Настолько, что в них можно было бы разглядеть наше прошлое. По крайней мере, они уже бились над загадкой атома и знали, что на других планетах могут жить подобные им существа. Наверное, это и было самое важное. Похожесть всегда вызывает одинаковые чувства: хвастовство, обиду, поиск различий. Мы видим того, кто напоминает нас самих, и начинаем сравнивать, гордиться, завидовать. Они сразу поняли беспомощность своих технологий и бросились впечатлять искусством. Возможно, я стал первым из людей, кто проверил, что оно не имеет границ и первым же, кому захотелось их вернуть. Сперва ты полон восторга, но со временем начинаешь различать знакомые жесты, звуки, цвета. Появляется раздражение: то, что простительно при переезде в другую страну, кажется преступным, когда тебя греет другая звезда. Конечно, многое всё равно удивляет. На одном континенте они до сих пор живут в громадных грибах, что-то вроде наших деревьев. У них вообще циклопическая флора – воздух пресыщен кислородом, много влаги, жара – сущий карбон со всеми его обитателями. Представляете влияние громадных скорпионов и пауков на культуру? Одно из их классических музыкальных произведений называется 'Пир многоножки'. До сих пор мурашки по коже. Или народная забава: лазание по хвощам. Раньше так проходили инициации – юноши, залезшие на самый верх, становились мужчинами. Сейчас это просто развлечение, но однажды к одному из таких хвощей приковали пророка. Когда его пожирали заживо, пророк плакал над тем, что чудища не ведают что творят, и просил беснующуюся толпу не ожесточаться на чужаков. Это не единственное религиозное учение на планете, но, вероятно, благодаря нему меня вполне сносно приняли. Хотя воинственности им тоже не занимать. На одном из парадов они грохотали из пушек и со свирепым видом скакали мимо меня на шестилапых созданиях, что-то вроде наших альпак или лам. Эти животные умеют карабкаться по плавунам, но выглядят миролюбиво, – нежные чёрные глаза в белом пушке. Поэтому на морды надеваются маски с клыками или тряпичные шлема, изображающие черепа, нечистую силу, что-то ещё... Такие милые и добрые животные, а они на них в бой... впрочем, кони ведь тоже добрые? Понимаете... у них всё 'что-то вроде'. Почти всему я могу найти сравнение, но при этом чувствуется, что они – другие. У них иная судьба. При всей похожести мы разные и разные абсолютно.

Иона остановился, переводя дух.

– Первоначальные сведения мы получили, но почему вы уничтожили остальные?

Старец вздрогнул. Ему стоило больших сил произнести.

– Потому что мне принесли одну книгу.

– И там, очевидно, было написано то, что вас так поразило?

– Да...

– И что же вы там вычитали, Брихничев? – насмешливо спросил голос.

– Самое поразительное, что я не прочитал ничего нового. Книга была древняя. Но то, что там было написано, оказалось ещё древней.

– Рожайте уже, Брихничев! Что там?

Космонавт бездумно смотрел перед собой. Он боялся продолжать.

– Иона... – попросил голос.

Проверяя, не дрогнет ли от сказанного земная твердь, старец заговорил.

– В книге было написано: 'В начале было слово'. А ещё: 'Аз есть Альфа и Омега'. И 'Не мир я вам принёс, но меч', 'Ибо все из Него, Им и к Нему'... 'Ад, где твое жало? Смерть, где твоя погибель?'. И это: 'Если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?'. И существо было, умывающее руки, и местной рыбой накормили пять тысяч таких же существ. И вообще – всё было. Понимаете? В точности – всё.

Иона стал шептать сбивчиво, почти невнятно.

– Я не знал, зачем мне дали убедиться в правильности... опытным путём. Я не мог этого объяснить. Но теперь я знаю ответ... И боюсь озвучить его.

– Это интересно, – голос уже получил нужную справку, – но, Иона, разве вы не слышали, что структура переживания религиозного опыта, в сущности, одинакова для всех людей, ну... и им подобных? Тем более, вам переводили с инопланетного языка, переводили впопыхах и наверняка наш искин использовал для этого наш же человеческий оригинал? Поэтому что же вас, собственно, так поразило? Почему что-то подобное не могло возникнуть у похожего на нас вида?

– Вместо фиников и колосьев были другие растения, но суть, мысль, сами слова – те же самые. Хотя нет. Не те же самые. Единственные. Те же, что и здесь. Более того... те же, что и везде.

Седая голова сникла. Густая борода, просолённая космосом, разметалась по груди.

– Когда я понял это, то чуть не умер. У меня остановилось сердце. Может оно и вправду остановилось, но потом пошло. Вот почему они оказались так близко и так похожи на нас! Вот откуда такая ничтожная разница в развитии! Я понял всё. Кроме одного. Зачем мне это открылось.

Иона заплакал. Это не были слёзы отчаявшегося человека. Так плачут, когда не могут вместить.

– Просто... вы понимаете... это такая вещь, которая идёт от доверия. Её нельзя проверить. Нельзя доказать! Вот закон всемирного тяготения можно, а это нельзя. На этом всё держится. А я... я истину проверил. И тут же обесценил весь смысл, ведь если все будут знать, то будут верить, будут хорошими... то есть развеется вообще всё. Верить нужно из недоказанности. Верить на свой страх и риск. Вот в чём смысл. Отправившись обратно, я вышел из сна и стал молиться. Намалевал образа на экранах, с которых вы за мной подглядывали. Бил поклоны о палубу. Мне было страшно, но вам должно быть ещё страшней. Это объясняет всё: что было первопричиной, что ждёт после смерти, как надо жить, что в начале, как появились мы... Не нужно вопросов. Не нужно никуда летать. Вы сказали, что в моей голове великое знание, но знание ли это? О, нет! Я получил откровение. Вы ведь понимаете, когда оно даётся?

– Перед концом? – бесстрастно спросил голос.

– Откровение – это слова для смертного одра. Старея, я каялся и размышлял, но только когда Земля стала разрастаться из точки, я вдруг всё понял. Какой же ужас меня обуял! Но я не справился. Простите...! Я должен был умереть!

Всхлипнув, Иона замолк.

– Брихничев, твою мать! И это всё? Ты что, дурак? Как ты вообще в лётный отряд попал? Даю тебе последний час. И это не образное выражение! Мы ждём всего один час! И не тебя, Брихничев. Мы ждём, когда подготовят операционную. Пора проверить твой бред. Отбой!

Ремни взвизгнули, стянув тело. Рука почувствовала укол. Старик безразлично повернул голову от одной белой стены к другой. Мир за ними не переставал существовать. Под полом нарастало гудение, напитывающее медицинское кресло. Впрыснутое лекарство замывало ум. От ремней затекла спина, и проваливающийся куда-то Брихничев слабо пошевелился. В намеченный миг тишину разъял белый звук.

Голос сказал:

– Приготовься, Иона.

[Наверх]