— Мои тебя не замучили? — Хаук присел на край стола, оглядел не очень большую комнату, светлую скорее из-за белой, "под известь", краски стен, чем благодаря небольшому окну в глубокой (стены главного корпуса были почти полутораметровыми) нише.

— Чем? Оба вкалывают, как каторжные, — я рассмеялась, вспомнив, как каждое утро Пол и Сол приходили, брали гору книг, причём в основном исторических и археологических исследований по местной тематике (у нас в библиотеке и такое было), и до обеда словно исчезали, спрятавшись в углу и что-то выискивая в этих самых книгах.

— Что ты им за задание дал? Неделю уже вкалывают, головы от талмудов не поднимают.

— Важное, — парень не шутил, и ответил так, как мог — контора-то не обычная, секретность здесь хоть и не явная, но всегда подразумевается. — Ничего, в выходные опять анализировать пойдут.

— Пойдут... — я отложила стопку новых брошюр, данные о которых уже ввела в каталог. — А потом тебе придётся их разнимать, как две недели назад.

Хаук усмехнулся, вспомнив ту историю. Эти друзья-товарищи — Пол с Солом — на самом деле иногда на выходные любили "проанализировать" бутылочку чего-нибудь покрепче лимонада, и периодически вляпывались в забавные истории. Алкашами они не были, да даже любителями спиртного — иначе в конторе бы не работали, — и знали, что, где и с кем можно делать, поэтому всё обычно заканчивалось смехом. Но две недели назад они, будучи уже в состоянии "анализа ситуации", решили вызвать на дуэль на кулачках двух ребят из отдела быстрого реагирования, бывших вдвешников. Двойная дуэль проходила на площадке между находившимися рядом с нашей "свечкой" гаражами, поэтому посторонних там не было. Зато явились Хаук с Попом и Лаки, и надавали оплеух всем четырём, при этом Хаук с Попом урезонивали вдвешников, а Лаки — наших аналитиков, благо, все они были уже здорово раскисшими. В результате мы с Фо лечили всю компанию, а в понедельник все семеро "дуэлянтов" "светили" полусошедшими синяками.

— Тебе что-то нужно? — Я взглянула на физика, он кивнул:

— Да, хотел пригласить тебя в кино, на новый фильм Уиллкотта.

— Не смогу, — я вздохнула. — У меня сегодня медкурсы, сама Фо контролирует, как учусь. Если только завтра, даже послезавтра — завтра ведь тир, а Поп трясёт не хуже Фо.

— Завтра я дежурный по корпусу, — вздохнул уже Хаук, — а послезавтра тоже в тир, Поп из меня душу вынет, если я ему норматив не сдам. Вам, девушкам, легче: хоть раз в мишень попадёте — уже хорошо, а мне нужно выбивать не меньше "восьмёрки". Тогда в субботу?

— Давай, — я кивнула, краем глаза заметив выходившую из "особого" архива заведующую. Хаук тоже увидел её, вскочил, кивнул:

— Добрый день, Маргарита Васильевна.

— Здравствуйте, Саша, — заведующая архивом была единственной в конторе, кто не признавал наших "уличных кличек". В остальном она совсем не походила на привычную библиотекаршу или сотрудницу архива, и в её послужном списке первой стояла запись "лаборант-испытатель", а местом работы — та самая, первая зона. После развала института, а потом и страны, Мара, как её звали близкие друзья, а за глаза — и все мы, — помыкалась без работы, и устроились вахтёром в какую-то фирму, причём слово "вахтёр" маскировало реальную должность вполне себе нормального охранника с правом ношения оружия. Никто тогда и подумать не мог, что худощавая скромная "вахтёрша" — отличник военной подготовки, лейтенант в отставке, причём со связями в милиции. Несколько "братков", пытавшихся было "отжать" у фирмы часть прибыли, быстро отправились в места не столь отдалённые, правда, полежав перед этим на больничных койках — Мара была отличным стрелком. Но и самой "Овчарке", как её тогда прозвали, желательно было сменить место жительства — "братки" не простили ей профессионализма. В это время как раз началась заварушка на Урале, и новое правительство стало спешно собирать разогнанных было "прислужников тоталитаризма", как только что "величали" бывших работников института. Мару вызвали одной из первых — у неё был опыт и научной, и боевой деятельности. Она переехала, не задумываясь, несколько лет кидалась в самые опасные зоны на Урале, потом попала в перестрелку с сепаратистами, и была вынуждена оставить столь любимую ею работу. После долгой реабилитации Мара добилась разрешения вернуться в контору, но уже не в отделе быстрого реагирования, а заведующей архивом, и приехала на родину, работая с тех пор в нашем филиале конторы.

Простите, долго всё объясняю, но уж больно люди у нас колоритные, если приглядеться. А Маргарита Васильевна — о, её уважают все, и даже Пётр Анатольевич к её советам прислушивается. И никто никогда не обсуждает её нелюбовь к прозвищам — она до сих пор не забыла "Овчарку", да и тех "братков" четвертьвековой давности. Теперь же она внимательно и немного неодобрительно смотрела на нас с Хауком. Тот ещё раз кивнул заведующей и убежал к себе в отдел. Мара проводила его взглядом, и обернулась ко мне:

— Ната, вы кокетка! Столько хороших парней вокруг вас увиваются, а вы всем от ворот поворот даёте. Не девочка ведь уже, и голова на плечах есть, а...

— Простите, дорогая Мара, но и вы не безупречны, — из "общего" отдела архива вышел Павел Иванович, отвечавший за "открытую" часть документации. — Вы тоже долго "амазонкой" были, а за вами весь институт бегал. Приглашаю вас, дамы и девицы, на чай — уже вскипел.

Павел Иванович галантно указал на дверь своего архива, где мы обычно чаёвничали, и улыбнулся. Он тоже был единственным и неповторимым, как и все сотрудники конторы. Невысокий, очень немолодой — ему было уже за семьдесят, — он выглядел, словно пришёл из другого времени: неизменный берет, светло-серая, в тончайшую полоску, рубашка, обязательная вязаная безрукавка с узором из ромбов, идеально отглаженные брюки и чуть стоптанные — ему так было удобнее — ортопедические ботинки. И снова не стоит обманываться: забавный вид профессора-"божий одуванчик" соответствовал реальности не больше, чем Маргарита Васильевна — традиционной библиотекарше. Причём дважды не соответствовал. Во-первых, Павел Иванович был капитаном в отставке, перешедшим работать в секретный институт ещё в конце семидесятых, и уже там защитившим докторскую (кандидатскую он защитил ещё в армии). Отличный физик, в девяностых он, к сожалению, не смог освоить быстро менявшуюся вычислительную технику, и верхом его возможностей стал электронный каталог. Такое бывает, особенно когда человек десять лет не работает по специальности. Но это совсем не означало, что Павел Иванович "сдал позиции", просто он перешёл на более спокойные "рубежи", фактически являясь соавтором многих работ наших физиков. Второе несоответствие вида и реальности — от рождения светловолосый и голубоглазый, с идеальной дикцией и русскими именем-отчеством, был он чистокровным евреем самой лучшей "разновидности" — весёлым, никогда не опускающим руки, честнейшим бессребреником и добрейшим человеком. Я до этого, так получилось, с евреями не сталкивалась, и первое знакомство с их представителем меня порадовало.

В закутке "открытого" архива на самом деле всё уже было готово для чаепития: электрический самовар чуть пыхтел паром, в вазочке высилась горка из нескольких видов печенья, на столе стояла коробка конфет, в "хохломской" сахарнице искрился рассыпчатый сахар (ни Мара, ни Павел Иванович не признавали кускового сахара: "нельзя взять столько, сколько нужно, или несладко, или переслащено"), чуть посвёркивали позолотой фарфоровые чашки и блюдца. Роскошь такого чаепития до сих пор была для меня непривычной: всюду, где мне приходилось работать, люди обычно пользовались дешёвыми кружками, а об остальных предметах сервировки и не вспоминали, лишь на кафедре института, в котором я училась, преподаватели устраивали подобные чаепития, но далеко не каждый день. Павел же Иванович, как старший из нас, давно ввёл эту традицию, и к нему на чай заскакивали и руководители отделов, и Пётр Анатольевич.

— Прошу вас, — Павел Иванович придвинул стул сначала Маргарите Васильевне, потом мне, и лишь затем сел сам. Дальше была уже моя работа — аккуратно и красиво разлить по чашкам чай.

Пока я возилась с напитком, Мара продолжала несколько наигранно возмущаться нехваткой в нашей конторе девушек. Это было верно — только Фо и я считались "невестами", а все остальные представительницы "слабого пола" давно уже являлись замужними дамами, что и неудивительно: из девяносто пяти человек коллектива всего девятнадцать женщин, считая даже пожилую сухорукую уборщицу.

— Ната, ну скажите, что же за поколение у вас? Чем вам эти трое не нравятся? Всем ведь хороши, а ни одна девушка на них внимания не обращает! — Мара имела в виду Хаука, Попа и Лаки, действительно не пользовавшихся вниманием девушек. Спокойные и ответственные, они были слишком заняты работой, слишком серьёзны и отстранены, чтобы девушкам было с ними комфортно. Вот Пол с Солом — да, душа компании и мечта девушек, по ним вздыхали многие подруги Фо и Кью.

— Ну почему вы отказали Саше? — допытывалась у меня Мара. Я пожала плечами:

— Не отказала, но сегодня у меня курсы, и вы первая мне выговор сделаете, если пропущу их, про Свету вообще говорить не буду — съест.

— Ната, нельзя так, вы ведь всю жизнь одна проживёте!

— А вы, Марочка, во сколько семью завели? — ласково напомнил Павел Иванович. Заведующая замолкла, потому что на самом деле замуж вышла после сорока, что, впрочем, не помешало ей родить двух "оболтусов", старший из которых учился в десятом классе, а младший закончил начальную школу.

Я слушала Мару и Павла Ивановича, и молчала — они оба забыли, кто я и откуда, и что мне нужно вернуться в свой мир. Парни же просто взяли надо мной шефство, чтобы я не чувствовала себя одинокой и чужой. Точно такое же шефство взяли на себя и Фо с Кью, периодически таская меня в магазины, обсуждая журналы и модную музыку. Последняя была для меня совершенно непривычна: не старомодные мелодии, которые, вроде бы, должны были соответствовать носимой в этом мире одежде, но и не попса и рэп моего мира, а что-то иное, столь же энергичное, как музыка моей родины, но намного более мелодичное, с вменяемыми текстами песен.

— Ната, вы опять витаете в облаках? — перебил мои мысли Павел Иванович.

— Простите, задумалась, — улыбнулась я.

— О родине? — понимающе кивнул он. — Потерпите немного, наши учёные уже поняли принцип работы прибора Миши, да и его самого, надеюсь, скоро найдут живым и здоровым.

Павел Иванович был лично, хотя и не очень близко, знаком с тем самым учёным, из-за которого я оказалась в этом мире: Михаил Петрович когда-то учился у друга Павла Ивановича.

— Вы ведь знаете, над чем он работал? — Маргарита Васильевна протянула мне чашку, прося ещё чаю.

— Практически нет, в последние годы мы не общались, — Павел Иванович тоже протянул мне чашку. — Насколько знаю, он разрабатывал одно из предположений опекуна вашего, Ната, друга Лаки. Простите, Мара, но в данном случае "кличка" этому молодому человеку ближе, чем "официальное" имя. А работа Миши... Была такая теория, не подтверждавшаяся расчётами и экспериментами, но и не опровергавшаяся ими, её отчасти поддерживал дед Лаки: что только один раз произошёл реальный перенос поверхности между пространствами — в том, довоенном эксперименте. Все же действия исконников вызывают не смещение пространства, как такового, а временную материализацию возможных вариантов прошлого и будущего, которым не нашлось места в реальной Вселенной.

— Да, Лаки мне о таком говорил, — я потянулась к коробке с конфетами. — Но люди? Я? Мой мир?!

— Люди... В том и дело, что в реальности к нам попадают только люди. Миша придерживается мнения, что действия исконников вырывают из других миров, или Вселенных, если хотите, только людей, и что основные методы воздействия исконников не соответствуют тем фактам, которые мы знаем о первом эксперименте. Мара, вы ведь хорошо помните первую зону? И все данные по ней? Каким количеством энергии могли располагать наши предшественники? В лучшем случае это соответствует тому электричеству, которое сейчас потребляет один дом-"свечка". И какой был результат? А техника исконников выкачивает электричество целого города, и не может сделать ничего, кроме кратковременной материализации призраков и блокады.

— Вы преувеличиваете, — Маргарита Васильевна чуть поморщилась.

— Не я, это теория Миши, — Павел Иванович отставил пустую чашку. — Он думает, что можно переносить сюда не участки иного мира, а установить... "проложить тропинку" между мирами, если позволите образное выражение. Как видите, он оказался прав. Простите, Ната, я сейчас говорю о теории, а для вас это — жизнь. Но теорию Миши сейчас разрабатывают ведущие учёные страны, так что...

— Теория — это теория, — Мара тоже отставила чашку. — А меня интересует жизнь. И люди. Я всё же не могу понять, чем вам наши ребята не нравятся.

— Нравятся, — мой ответ был честным: местные парни мне на самом деле нравились, тем более Хаук, Поп и Лаки, и я тоже не понимала, почему девушки сторонятся их. Даже доброжелательная ко всем Кью, принимая Попа, несколько напрягалась в компании Хаука и Лаки. Лишь Фо без особых заморочек дружила с этой троицей, а с Попом вообще могла по-детски подраться из-за диванной подушки или добавки к ужину, правда, с Лаки, и тем более с Хауком она себе таких вольностей не позволяла, да и они не особо стремились к детсадовским дурачествам, хотя посмеяться тоже любили. В нашей компании.

— Так если нравятся, то... — заведующая не договорила, потому что в примкнутую на время чаепития дверь постучали. Пора было возвращаться к работе. Мара пошла открывать, я собирала для мытья посуду, Павел Иванович отошёл к привычной для него старомодной (и надёжной) картотеке, перед этим взглянув на меня:

— Не волнуйтесь, Ната, всё образуется.

* * *

Медицинские курсы проходили не в конторе, а на базе мединститута, для всех желающих, и включали в основном помощь раненым, действия при инсульте, инфаркте и эпилепсии — это были основные последствия нападения исконников. Ходили на них многие, как от организаций, так и самостоятельно, поэтому группы были довольно большие, а занятия проводились с понедельника по четверг, утром и вечером — по два в неделю на каждую группу. Моими однокурсниками были разные люди: две старшеклассницы, бабушка-вахтёр, несколько воспитательниц из детских садов, два весёлых парня с завода — слесари, кажется. Такая популярность курсов объяснялась просто: уже полгода не было атак исконников, и люди, имея опыт подобных затиший, боялись, что после долгого спокойствия пойдёт целая череда новых нападений. Поэтому все мы уже три месяца занималась перевязками, наложением шин, жгутов, аптечками для сердечников и тому подобными вещами, и вскоре должны были сдавать зачёт, причём принимали его не "для галочки", а по-настоящему, и несколько страдальцев сдавали его уже по второму-третьему разу. Я надеялась, что всё смогу сдать с первого раза, сама, и помощи у Фо не просила, а она, ещё в первый день занятий быстро и чётко, в своей манере, сообщив, что могу обращаться за консультациями в любое время, посчитала свои обязанности выполненными, но исподволь наблюдала за мной, на самом деле готовая сразу же прийти на помощь. Всё это время я так и жила у неё, поскольку квартира для меня пока не освободилась: сотрудница конторы вышла замуж ещё год назад, но по каким-то личным причинам переехать к мужу не могла — кажется, не хотела слишком часто сталкиваться со свекровью. Я же, хотя и чувствовала себя несколько неудобно — стесняю ведь Фо, — но и не особо расстраивалась, потому что необычный характер Светы меня совсем не напрягал, а жить вдвоём было легче — всегда кто-то придёт пораньше и успеет ужин приготовить.

123 ... 678

↓ Содержание ↓