Дзёдзюцу. Часть вторая

7*

Катсухико пребывал в легком и радостном настроении по дороге к дому Исида Отогору. Он ощущал себя ребенком в преддверии Рождества, предчувствуя интересный сюрприз в подарок. За окном машины тянулась широкая степь, изредка попадались маленькие деревца и длинноногие аисты, прогуливающиеся вблизи болот.

— И что ты такой оживленный, Ито-кун? — Дружески обратился к нему Икко Рану, его заместитель.

Катсухико задумался, стоит ли во время встречи придерживаться официального обращения или лучше повести себя естественно. Неформальная обстановка могла бы заставить любого собеседника расслабиться и раскрыться, но только не Отогору. Конечно, Катсухико обычно предпочитал держать своих оппонентов в постоянном напряжении и контролировать обстановку, но в этот раз, пожалуй, он готов был признать, что сегодняшний соперник ему ни в чем не уступает. А своего будущего партнера по бизнесу Ито-сан считал в первую очередь соперником. Это помогало не расслабляться. И весьма поднимало боевой дух и настроение. Катсухико любил напряженную обстановку, каверзные диалоги и хитроумные недомолвки. В такой атмосфере он чувствовал себя, как в родной стихии.

— Катсухико! — Икко дотронулся до плеча сидящего за рулем директора. — У тебя такой вид, как будто мы уже победили в номинации года. И не гони так, ты не на трассе "Формулы один"! К счастью... Нашему и всех гонщиков мира.

Серо-зеленые глаза мужчины действительно светились торжеством. Он предчувствовал скорый успех.

— Мы в нескольких шагах от победы, Рану-кун. К тому же эта номинация для меня совсем не главное... Главное то, что мы почти что получим во владения вторую после нашей сильнейшую фирму по выпуску одежды в городе!

— Эй... Я же тебе говорю, не гони! Ты и здесь слишком спешишь... Пока что "Ичибан" принадлежит Исида-сан.

— Ну, это пока... Но Отогору мужчина уже не молодой... Да и здоровье у него не важное. — Ито зловеще оскалился. — А нам бы не помешал филиал...

— Черт, о чем ты говоришь! — Вмешался Ворико Едзи. — Нельзя быть таким циничным...

— Да ладно вам... Поверьте, не я один так думаю. К тому же, сто против одного, что Отогору не раз желал мне скорой и мучительной смерти. А может быть и нет... В любом случае, я шучу. — Посерьезнел модельер.

— Мне так не показалось...

Катсухико молча пожал плечами. Да, он циничен и бесчеловечен... Но разве в этом мире может вести кому-то другому?

Резко крутанув руль вправо, Ито обогнал впереди идущую машину и еще сильнее нажал на педаль газа. Судя по мелькающим за окном уютным загородным домикам, они почти что прибыли на пункт назначения. Нужно было придать лицу официозное выражение и отнестись к встрече со всей серьезностью.

Кано проснулся и сразу же почувствовал ломоту во всем теле. Сказывалась ночь в неудобных брюках из грубой ткани и жестком свитере. Часы показывали без десяти минут одиннадцать. У Исида было ровно десять минут, чтобы привести себя в порядок и гордо предстать перед глазами врага в самом достойном виде. И в идеале нужно было включить в этот возмутительно короткий отрезок времени глажку помявшихся за ночь брюк, расчесывание длинных спутавшихся волос и утренние гигиенические процедуры. Кано вскочил с постели, в смятении прошелся по комнате, вернулся обратно к своему футону, сел на него и замер в глубокой задумчивости. Потом со вздохом поднялся, стянул с себя свитер и накинул на плечи скромное вчерашнее кимоно.

Его отец не простил бы ему появления перед гостями в клетчатых штанах и розовом свитере...

— Охайо годзаимас... — Сквозь зубы процедил художник, появляясь в гостиной.

Он заставил себя вежливо поклониться. На него с интересом воззрились друзья Ито Катсухико. Сам же модельер скользнул по нему равнодушным взглядом, поклонился в ответ и, кажется, снова обратил все свое внимание к Отогору-сама, сидящего во главе стола. Кано с неудовольствием заметил, что его это слегка задело.

Он не сводил с Катсухико взгляда, правда, разглядывая мужчину незаметно, из-под прикрытых ресниц. На себе же он чувствовал постоянный взгляд Рану-сан, который откровенно рассматривал художника так, что даже искушенный мужским вниманием Кано почувствовал что-то, отдаленно напоминающее смущение. Ито-сан же ни разу не повернул головы в его сторону. Он, как и Едзи-сан, главный стилист "Махоу", был поглощен деловой беседой, доводя своим сосредоточенным и серьезным лицом Кано до тихого бешенства.

"Неужели его совершенно не трогает мое присутствие"?? — Удивлялся Исида.

Сам он при виде модельера почувствовал, как кровь ударяет в виски, сердце падает куда-то в большой палец ноги, а в желудке полыхает фейверк. И от этой мысли ему было так же обидно, как и от того, что он сидит перед этим мужчиной в самой наипростейшей одежде и с волосами, убранными в хвост на затылке.

"Если бы я хотел создать неформальную атмосферу, я бы предложил гостям пиво". — Подумал Кано.

— Ито-сан, простите за нескромный вопрос, но вы ведь родились не в Японии? — Сделала Арако первую попытку перевести нудный разговор о работе в приятную беседу, подобающую чайной церемонии.

Катсухико кинул на нее быстрый, но пронзительный взгляд, как будто решая, стоит ли отвечать на этот вопрос.

— Да, я до тринадцати лет жил в Англии. Мой отец родом из Солсбери, а мать родилась в Токио и приехала учиться в Лондон. Там они и познакомились.

— Но... Сейчас вы в Японии?

"Красивая женщина" — Отметил Ито с профессиональной точки зрения, как привык отмечать моделей на показе его новых коллекций. — "Кано похож на нее и своей внешностью, и своими жеманными манерами".

— Да... Сейчас я в Японии. Мне всегда была интересна эта страна. Куда интереснее, чем Англия.

— Ито-сан, вы посчитали, что в Токио открыть свою компанию будет легче, чем в Англии? — Отогору интересовали только профессиональные качества его гостя.

— Скажем так... У меня были на то обстоятельства. — Катсухико глянул в пол. — Веские причины...

Кано заинтересованно глянул в сторону модельера, почувствовав привкус тайны в его фразе.

— И культура какой страны вам кажется ближе?

— Я терпимо отношусь к проявлениям обеих культур. — Пространственно объяснил Катсухико, чем заработал еще один одобрительный взгляд Отогору.

— Но вы ведь знакомы с традициями нашей страны?

— В некоторой мере...

— Но о ритуале чайной церемонии вы просто обязаны были слышать. — Заключила Арако, широко улыбаясь, довольная тем, что умело смогла вывести разговор на нужную тему.

— Мне даже довелось в ней как-то поучаствовать. — Ито не смог не улыбнуться в ответ. — Однако, вынужден заметить, что исконные традиции Азии постепенно уступают место Европейским новациям. Сколь это не прискорбно...

— Мы будем очень рады, если вы согласитесь разделить с нами чаепитие. Мы с мужем с огромным уважением относимся к обычаям наших предков и, может быть, проведение нашей церемонии не будет включать в себя абсолютно всех правил чайного ритуала, но мы надеемся, что это поможет нам немного расслабиться и поговорить о делах более отвлеченных, чем работа.

— Вы говорите о тядзи*?

— О несколько упрощенной версии тядзи...

— То есть, через дверцу для собак** вы нас пролезать не заставите? — Засмеялся Катсухико совершенно искренне.

У Кано от его смеха внутри что-то сжалось. Словно от обиды... Казалось бы, будто он был недоволен тем, что этот мужчина мог быть таким открытым и дружелюбным с кем-то, но только не с ним. И о том, что вражду с ним он начал первым, Кано в тот момент не думал. Но и не гордиться своей матерью в тот момент он тоже не мог. Арако, как и ее сын, могла найти подход к любому человеку и в любом случае жизни была несравненно обаятельна и мила. Отогору, кажется, тоже был доволен своей женой.

Женщина внесла в комнату вазу с композицией из цветов, установила ее на столе и разложила тканные шелковые салфетки с рисунками горных пейзажей. На них она поставила несколько подносов с особой "чайной" едой — кайсеки, состоящей из риса, супа и легкой закуски. Еще через несколько минут в воздухе раздался запах благовоний.

— Первое разжигание угля? — Поинтересовался Катсухико, с интересом наблюдая за этими манипуляциями.

Процесс церемониального действа его увлек.

— Вы неплохо ознакомлены с традициями Японии.

— К сожалению, скорее теоретически. Но вы заставили меня почувствовать себя робким туристом. — Катсухико снова засмеялся и Кано опять почувствовал, как изнутри его точит злость.

"Но я ведь не ревную?.. К собственной то матери"? — Ужаснулся Кано.

Хотя, он сам понимал, что это была не ревность, а скорее необъяснимая жажда внимания со стороны модельера. Тот опять заставлял художника выпустить свои чувства из-под контроля. Это уже начало порядком раздражать. Да и Рану-сан не сводил с него заинтересованного взгляда, что тоже не могло не напрягать нервную натуру Кано.

— Мой сын отлично разбирается в истории искусства нашей страны. — Неожиданно заговорил Отогору и Кано вдруг понял, что до этого его отцу просто нечего было вставить в разговор. — Я думаю, что он не разочарует нас познаниями в творческой ее части.

"И снова он переводит стрелки на меня". — Грустно понял Исида-младший. — "Ну что же поделать...".

— Ото-сан, вы меня слишком высоко цените. — Кано добавил в голос немного сарказма... но совсем чуть-чуть. Скорее по привычке, чем по своей прихоти. Мои познания довольно скудны... И касаются лишь одной небольшой доли поэзии и, конечно, изобразительного искусства.

— Мой сын художник. — С такой небывалой гордостью произнес Отогору, что сам художник чуть не задохнулся от возмущения. — И скоро он будет работать в моей фирме. Он своеобразен, но весьма талантлив, надеюсь вы оцените это, Ито-сан, позволив ему поработать в проектировании Наших новых моделей. — Он сделал упор на слово "наших".

— О, разумеется, Исида-сан, разумеется.

Кано вспомнил, как сладко и вместе с тем остро звучало в его устах обыденное "Исида-тяаан", относящееся непосредственно к нему и зажмурился.

— Исида-кохай, расскажи что-нибудь о своих задумках? Вы давно занимаетесь моделированием одежды? И насколько вам это интересно?— Впервые за день обратился к нему Ито.

При этом мужчина произнес эти несколько слов таким проникновенным голосом, как будто интересовался, практикует ли Кано оральный секс и насколько сильно ему это нравится. Художник почувствовал, что краснеет и мысленно проклял тот день, когда подошел к Катсухико в одном из гей-баров.

— Ну-у... — Кано понял, что в кои-то веки пребывает в растерянности.

— Вы, наверное, давно работаете в фирме вашего отца?

— Я... — Он снова чувствовал себя рыбой, попавшей в сети Катсухико.

— Мне очень хотелось бы ознакомиться с вашими работами. Это возможно?

— Зимняя муха...

— Что?

— Зимняя муха

Так и вьется вокруг меня —

Одни мы в доме... — Продекламировал Кано задумчиво.

— Кано... — Его отец, расслабившийся было и поверивший, что на его сына можно положиться, оторопел от его неожиданной наглости. — Что такое ты говоришь??

— Это Гёдай. Мы же заговорили об искусстве? Вы хотели, чтобы я блеснул своими познаниями, ото-сан... Я подумал, что ответить на все вопросы Ито-сан разом я не могу... поэтому я решил просто переменить тему. Вы позволите?

— О, я думаю, Ито-сан с удовольствием отвлечется от деловых проблем. — Пришла ему на помощь мама. — Право, вы, наверное устали от служебных разговоров? Мне кажется, что даже таким представительным мужчинам, как мой дорогой муж и вы, следует иногда позволять себе отдых.

— О-о... — Протянул Катсухико, будто бы потерявшийся на долю секунды... Но тут же его глаза снова сверкнули интересом и он повернулся в сторону Кано. — Разумеется, меня всегда интересовали Японские поэты. — Соврал он, не моргнув глазом.

— И художники, я не сомневаюсь, тоже. — Не сдержался Кано.

— И художники — в первую очередь. — Протянул Катсухико тихо, подперев рукой подбородок и, нависнув над столом, вытянулся в сторону Кано.

Кано мог понять, когда он играл на нервах у людей и вызывал беспокойство у его родителей, но, когда на его глазах то же самое проделывал кто-то другой...!

— А что вы думаете о хокку Басё? — Кано склонил голову набок, приобретая поразительную схожесть с попугаем-какаду.

— Я мало думаю о хокку, уважаемый Исида-кохай. В основном я думаю о том, как делать деньги. Простите, что я опять о наболевшем. — Прижал руку к груди Ито, обращаясь к Арако. — Поговорить о делах мы еще успеем...

— Вы очень многое потеряли, если не читали сборники "Манъёсю".

— Это же великая книга, самая древняя поэтическая антология? — Впервые, наверное, за весь разговор подал голос Икко Рану.

— Да, верно. — Кивнул Кано, недовольный, что в их, почти что личную беседу, с Катсухико встрял кто-то еще.

— В нем представлено множество различных форм стихов, это же настоящий памятник литературы, который включает в себя четыре с половиной тысячи стихотворений.

— И я не удивлюсь, если окажется, что наш уважаемый художник знает их все наизусть. — Ухмыльнулся Ито, стараясь, однако, чтобы его голос звучал как можно более уважительно. — Вы порадуете нас чем-нибудь еще?

— Сказать не могу я...

Но слова, что тебе не скажу,

Бурей волнуют грудь.

Им не дано исхода.

Остались лишь в сердце моем. — Кано понимал, что, пожалуй, начинает переступать черту, за которой последует извечное: "У отца больное сердце!", но остановиться не мог.

— Очень красиво. — Криво улыбнулась Арако. — Чьи это стихи, Кано?

— Аривара Нарихира. А вот еще...

Осень. Я занемог.

Но, может быть, нынешний вечер

Завтра мне станет мил.

— Пожалуй хватит, Кано... — Встрял отец, которому неожиданный ажиотаж сына доверия не внушал.

— Ну, вот еще, последнее. — Кано поднялся из-за стола и вытянул вперед левую руку, правую прижав к груди. —

Всего-то: гость

Прислонился к откосу двери

В моем доме,

И сделался храмом дом.

Сумрак весенний.

— Я подам рисовые пирожные... — Пробормотала Арако, исчезая за складной перегородкой.

За столом повисла тишина.

— Я польщен. — Катсухико поклонился в вежливой Японской манере. — Жаль, что сейчас зима, а не весна.

— Я знаю множество хокку и танку о зиме, хотя мне милее осень...

— Не надо! — Не выдержал Отогору. — В смысле, я думаю, что Ито-сан не слишком интересна эта тема...

— Отчего же? Я, конечно, равнодушный финансист, но и ничего святое мне не чуждо. — Пожал плечами Ито. И почему его так увлекала самая простая беседа с этим парнем? — А почему же осень?

— Я родился осенью. Осенью можно много грустить и плакать и это не будет выглядеть неестественным и лишним... Осенью многие болеют и умирают... То есть, я хочу сказать, что это пора отдыха. Да, я люблю осень и цветы...

— А еще, наверное, гравюры и художника Кацусика Хокусай? — Добавил Ито, улыбаясь.

Сегодня он поклялся себе, что и не посмотрит в сторону сумасбродного художника... Сейчас же ему казалось, что они оба находятся на какой-то своей, особенной волне и не желают слышать никого вокруг.