Глава 13.
Арон поднял голову на робкий стук в дверь. Вот она приоткрылась, светловолосый паж протиснулся внутрь, словно не мог открыть шире и войти нормально, испуганно замер у порога. Сколько раз он приходил сюда? Три? Больше? И с каждым разом его страх все усиливался.
— Да не съем я тебя, — Арон вздохнул, жестом веля мальчику сесть. Тот подчинился, но опустился лишь на самый краешек стула, словно готовясь в любой момент вскочить и убежать.
— Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя Дар? — Арон решил не тратить время на вступление и сразу перешел к тому, для чего позвал ар-Корма.
— У меня? — судя по несчастному выражению лица, парень решил, будто над ним собираются жестоко подшутить. Ответ ясен.
— У тебя. Не будь Дара, ты бы не сумел коснуться вчера шара Истинного Света. И, не будь твой Дар Темным, Свет бы тебя не обжег.
Паж вздрогнул и отрицательно затряс головой.
— Ты со мной не согласен? — для вида удивился Арон. — Тогда проверим еще раз. Знаешь, что это такое? — северянин вытянул вперед руку, воплощая нужный образ. Возможно, существовал и другой способ, но прежний Тонгил не счел нужным упомянуть о нем в дневнике.
Воздух вокруг ладони Арона потемнел, дымка сгустилась и приобрела очертания змеиного тела. Змея — Арон не взялся бы сказать, была ли она всего лишь творением магии или же перенеслась сюда из другой реальности, — свила тело в тугие кольца. Потом распрямилась, освобождая его руку из захвата, и медленно поплыла по воздуху к Риену.
— Так ты знаешь, что это? — повторил северянин.
— Да, — не отводя взгляда от полупрозрачной сущности, прошептал паж. — Змея Тьмы.
— Отлично, — тоном довольного учителя проговорил Арон. — Значит, должен помнить: она, если ей позволить, сразу при проявлении начинает убивать Светлых магов.
— А обычных людей? — жалобно спросил юноша.
— Ты не обычный, — Арон усмехнулся.
Змея приблизилась к пажу и повисла в воздухе. Сейчас Арон мог поклясться, что существо действительно было живым: он ощущал его доброжелательное любопытство, направленное на юношу. Однако младший ар-Корм чувств змеи не разделял: сидел напряженный, насмерть перепуганный.
Змея скользнула ближе, уже ничем не напоминая тень, — обычная тварь из плоти и крови. Обвилась, словно ласкаясь, вокруг запястья мальчика, скользнула выше, обняла черными кольцами за шею. И исчезла.
— Убедился? — поинтересовался северянин. Но юноша лишь отрицательно затряс головой:
— У меня не может быть Темного Дара, — прошептал, не глядя на мага. — Меня проверяли.
— Ну конечно, — Арон с благодарностью подумал о замечательной книге в черном переплете, где прежний Тонгил предусмотрительно описал подобный случай.
— Конечно, тебя проверяли, но прежде кто-то успел запечатать твой Дар. Ты можешь и не помнить, ведь это делают даже с младенцами. Вероятно, твои родители не желали иметь в своей семье Темного.
— Это невозможно! — младший ар-Корм осмелился вскинуть голову и посмотреть магу прямо в глаза. — Если бы у меня был Темный Дар, его не стали бы запечатывать! Отец бы меня просто... — голос юноши оборвался, а глаза испуганно округлились.
— Что-то вспомнил? — мягко поинтересовался Арон, удерживая взгляд пажа.
— Мне исполнилось... Я не помню, сколько... — юноша сглотнул и попытался отвести глаза, но отчего-то не получилось, а неожиданно обретенное воспоминание рвалось наружу. — Мама... графиня... повезла меня в столицу. В странной комнате сидел незнакомый старик. Он... делал что-то... что-то непонятное. А потом я заснул... И забыл об этом...
— Своей матушке ты обязан жизнью дважды, — сделал вывод Арон.
— Но это... это все равно невозможно! — несчастным голосом проговорил паж.
— Почему? — догадываясь, что именно услышит, спросил Тонгил. И действительно услышал:
— Я не могу оказаться Темным! Я ведь не чудовище! — в голосе ар-Корма звучала мольба, словно юноша действительно ждал, будто маг согласится с ним и признает: Риен никак не может оказаться отвратительным носителем Темного Дара, ведь у него для этого слишком чистая, светлая и потому непригодная душа.
Ничего такого Арон не сказал, только молча покачал головой. Он прекрасно понимал, что испытывает сейчас парень.
— Не попади ты ко мне в замок, — произнес северянин, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно, — твой Дар еще долго бы не проснулся. Может, и никогда.
— А его нельзя снова усыпить? — с отчаянной надеждой спросил младший ар-Корм.
— Шансов не больше, чем вернуть вылупившегося птенца в скорлупу, — Арон хмыкнул пришедшему в голову сравнению. — И от твоего желания здесь ничего не зависит... Значит, любящий отец убьет тебя, если узнает о Темном Даре? — уточнил он вырвавшуюся у Риена фразу.
Тот вздрогнул, но ответил:
— Я не знаю. Других наследников у отца нет. Но...
— Но лучше ему не знать столь шокирующую новость, — закончил Арон. Устало вздохнул, поймав взгляд мальчишки, полный отчаяния.
— Что я должен делать, чтобы отец не узнал? — спросил тот обреченно. Должно быть, живое воображение уже подсказало юноше некоторые варианты.
— Ничего, — Арон пожал плечами. — Будешь жить в замке, как прежде, — и добавил, прекрасно понимая, какие именно мысли больше всего не дают юноше покоя:
— Для постельных утех ты мне не нужен — не в моем вкусе. Ступай, — Арон махнул рукой в направлении двери. — И старайся реже попадаться мне на глаза.
Мальчишка вскочил на ноги, но любезным разрешением воспользоваться не поспешил:
— Вы возьмете меня в ученики?
— Что? — в этот раз пажу удалось по-настоящему удивить Арона.
— Раз я Темный?
— Делать мне нечего — учеников брать, — буркнул Арон. — Да и возраст у тебя неподходящий. До пятнадцати лет ученик или не доживает, или становится подмастерьем.
— Тогда что со мной будет? — жалобно спросил Риен.
— Не знаю, — раздраженно произнес Арон, действительно не представляя, как ему поступить с заложником, у которого обнаружился Темный Дар. — Боги подскажут. Когда-нибудь. А теперь иди.
— Да, господин, — юноша поклонился и пошел к выходу, но в дверях вновь замер. То ли потрясение стало тому виной, то ли сегодняшнее доброжелательное поведение Тонгила, но страх Риена перед грозным Темным магом изрядно уменьшился. Либо же младший ар-Корм вспомнил: отношения между носителями Темного Дара определялись жестким набором условий, и убийство одним другого из прихоти считалось неприемлемым. К своим Темные всегда относились лояльнее, чем к простым людям, и уж тем более чем к Светлым. Кроме того, Риена заметно мучил некий вопрос:
— А если я начну магичить? — в голосе юноши прозвучал ужас.
— Если подобное произойдет, немедленно приходи ко мне, — Арон вздохнул. — Найду тебе какого-нибудь учителя. Но вряд ли это случится в ближайшие пару месяцев.
И про себя понадеялся, что пример, описанный прежним Тонгилом, где у "распечатанного" мага врожденная сила начала искать выход только через полгода, подойдет и Риену. У Арона без того хватало забот.
* * *
*
Сразу заняться проблемой любопытного Ресана не удалось: встреченный стражник оказался посланцем Тонгила. Мэа-таэля желали видеть.
— Допрос проведешь ты, но в моем присутствии, — Арон выглядел таким усталым, словно случилось что-то более серьезное, чем эти глупые покушения. Но как полуэльф ни напрягал память, никакой крупной неприятности припомнить не мог.
Они спустились по лестнице следом за стражником, несущим факел. Еще двое воинов из Стаи шли следом — на случай, если пленники начнут буянить. Магические ошейники и цепи — это, конечно, хорошо, но оборотни, особенно после заклятий на боль, могли вырваться. Прецеденты были.
Когда они вошли в первую камеру, Вольный, уже в человеческом обличии, сидел на полу, обхватив голову руками. На их приход оборотень не отреагировал, даже не пошевелился, словно бы не услышал.
Арон остановился в некотором отдалении от пленника, кивнул Мэа-таэлю.
— Поговорим по-хорошему? — поинтересовался у оборотня полуэльф, осмотрительно встав на таком расстоянии, чтобы при рывке тот не смог его достать.
— Поговорим, — оборотень поднял голову и встретился с Мэа-таэлем взглядом. — Теперь без разницы.
Рассказ оборотня оказался прост и краток: витязи Гиты не вырезали его родной клан полностью, а многих захватили живыми. Под угрозой казни его семьи Волк принял имя раба Гиты и принес богине клятву верности. Он был не первым, кому это предложили, и видел, как поступили с семьями отказавшихся.
Вместе с еще двоим Волками, поставившим спасение родных выше чести, оборотень присоединился к отряду. Жрецы Гиты наложили на них заклятия, обязавшие оборотней напасть на Тонгила сразу, как увидят. Жрецы опасались: если промедлить, то маг почует угрозу.
Приди Тонгил к Вольным после восхода луны, как предполагалось, у оборотней, на пике их силы, увеличенной жрецами, был бы шанс. Тогда остались бы живы их семьи. Но теперь, узнав о провале плана, слуги Гиты уничтожат всех...
— И ты поверил, что они не сделали бы этого в любом случае? — поинтересовался Мэа-таэль.
— Они поклялись именем богини, — устало ответил оборотень.
— Гита — самая вероломная из богинь, — впервые за все время заговорил маг. — Дословно выполняя клятву, она обязательно находит способ ее нарушить. Как именно звучало их обещание?
Оборотень посмотрел на человека, которого несколько часов назад пытался уничтожить:
— Они поклялись не убивать мою семью и отпустить всех на свободу, как только ты умрешь.
— Вот как? — Арон криво усмехнулся. — Они действительно могли бы отпустить твою семью на свободу — в глубину пропасти или посреди соленого океана. Ты ведь никак не оговорил безопасность родных? Нет? А еще жрецы Гиты любят накладывать заклинания, не убивающие прямо, но способные привести к медленной смерти от вполне естественных причин. Например, в сотни раз ускорив старение...
— Откуда тебе знать? — недоверчиво спросил оборотень.
— Так умер мой отец, — после паузы ответил маг.
— Ты никогда прежде не рассказывал о своих родителях... — неуверенно начал Мэа-таэль, когда, закончив обход новых заключенных, они поднялись на башню. Маг пожал плечами, не глядя на него:
— Не самая приятная тема.
— Ты говорил, что осиротел рано, и детство у тебя было не из легких. И никогда не упоминал ни отца, ни мать — только учителя, который подобрал тебя в Киретском княжестве во время Синей чумы...
— Что еще я говорил о своем детстве? — пустым голосом спросил маг.
— Да почти ничего, — полуэльф вздохнул, и, решившись, добавил. — Арон, ты последние дни на себя не похож. Что случилось?
Маг молчал очень долго, и Мэа-таэлю уже стало казаться: вовсе не ответит. Но тот отозвался — словно бы через силу, все так же глядя куда-то в сторону, будто разговаривая с проемом окна:
— Случился неудачный эксперимент. Очень неудачный.
— И...? — полукровка боялся даже представить, что именно Арон мог счесть "неудачным экспериментом", слишком уж рознились понятия "неудачности" у мага и нормальных людей. Стоило только вспомнить событие полугодовой давности, когда вышедшая из-под контроля эмеаль Земли до основания разрушила южную башню, а Арон лишь пожал плечами и назвал это "досадным побочным эффектом". Башню, кстати, закончили отстраивать совсем недавно.
— Ты ведь не умираешь? — не выдержал Мэль.
— Нет, — маг хмыкнул. — С чего ты взял? У меня всего лишь провалы в памяти.
Глава 14.
— Провалы в памяти, — повторил Мэа-таэль, чувствуя, как становятся на место разрозненные части мозаики. — Почему ты не сказал раньше?
Маг тихо и совсем на себя не похоже вздохнул:
— Откуда я знал, можно ли тебе доверять? Я и сейчас...
— Ты меня три раза спасал, — проговорил Мэль, понимая: на человека, забывшего о прошлом, несправедливо обижаться, но жгучую обиду все равно чувствуя. — А еще я тебе должен жизнь брата. Арон, духами предков клянусь, я тебя не предам!
— Верю, — после паузы кивнул маг.
— Что именно ты помнишь?
— Отрывки, — маг пожал плечами. — А иногда я не помню, а просто знаю... Мэль, у меня есть дети?
Полукровка вздрогнул:
— Ты это у меня спрашиваешь?!!
— Больше не у кого, — Арон криво улыбнулся.
— Ты никогда не упоминал при мне, — полуэльф хмыкнул от мысли, пришедшей в голову следом. — От мальчиков детей не бывает.
Маг рассмеялся, на этот раз вполне искренне:
— Данный факт мне известен, о мудрейший из мудрых! Но разве это значит, что в моей жизни никогда не было женщин?
— Были, конечно, — признал Мэа-таэль. — Но прежде отеческих порывов я за тобой не замечал. Хотя... — от внезапно появившейся идеи полуэльфу стало очень не по себе.
— Да? — полюбопытствовал Арон.
— Ничего, потерял мысль, — пробормотал Мэа-таэль, на самом деле изо всех сил стараясь от означенной мысли избавиться. Конечно, Арон Тонгил — Темный, но неужели для восстановления памяти он способен принести в жертву собственного ребенка?
Потом они почти до утра сидели в покоях Арона, и полуэльф рассказывал о прошлом. Не все, конечно, и даже не десятую часть тех мелочей, из которых состоит жизнь любого человека, но достаточно, чтобы жадный блеск в глазах мага чуть поутих и поток его вопросов уменьшился.
Все встало на свои места, нашлось объяснение всем неправильностям в поведении мага; только вот, когда полуэльф уже входил в свои комнаты, перед мысленным взором внезапно и четко проявилась картина:
Арон Тонгил и черноволосый мальчик лет десяти идут по темным переходам подземелья, по коридору, ведущему к лабораториям мага. Мальчик шагает беззаботно, взгляд у ребенка невинно-доверчивый, бесстрашный. Вот он поднимает голову, что-то спрашивает у Арона, и Мэа-таэль замечает, как сильно они похожи: маг и этот ребенок. Арон кивает, улыбается и распахивает перед сыном дверь самой страшной из лабораторий — той, откуда люди никогда не возвращаются живыми...
* * *
*
В монастыре Ресан привык выстаивать долгие службы, часами петь священные гимны и читать бесконечные молитвы на гортанном языке древней Аккеи. Но Темная магия, пропитавшая каждый угол замка, давила на юношу: если утренние чтения Ресан еще сумел выдержать, то к вечеру сил почти не осталось.
Чтец начал запинаться уже в первую четверть часа, а потом у юноши и вовсе сел голос. Тар Аримир недовольно хмурился, но изменить ничего не мог, и в конце концов отослал Ресана, строго настрого велев тому лечить горло. Великая Солнечная неделя только начиналась, и, если в другие дни бог Света мог простить небрежение молитвенным долгом, то в свою святую седмицу был строг.
Освободившись, Ресан некоторое время побродил по восточному крылу. Выходить на галерею, ведущую в основное здание, он не рискнул: теперь там стояли два мрачных стражника. Побродил, а потом вернулся в еще пустую комнату для слуг и завалился спать, загадав проснуться вскоре после полуночи. Невидимка внутри него умел безошибочно отмерять время сна и никогда не ошибался.
Не подвел он и в этот раз.
Остальные слуги крепко спали, не потревоженные пробуждением юноши. Ресан тихо сполз на пол и вытащил из-под койки с вечера приготовленный дорожный мешок, одел лямки. Выскользнул за дверь. На галерею юноша идти поостерегся, вышел через двор к той башне, на которую днем ему показал мальчишка. Обходной путь оказался намного длиннее; впрочем, на то он и обходной.
И во внутреннем дворе восточного крыла, и дальше было безлюдно. Больше всего Ресан опасался нарваться на особую стражу Тонгила — его оборотней, которые стерегли замок ночами, когда стражники-люди спали. Но пока светлые боги миловали.
Впереди выросла башня — громада с черными провалами окон. Ресан достал из мешка лунник — белый камень, светящийся в темноте, сжал в руке. И двинулся вверх по пустой, без единого стражника, лестнице; на третьем этаже свернул в темный коридор и пошел, отсчитывая двери.
Вот и нужная. Если только его не обманули...
Несмотря на глубокую ночь, дверь отворилась прежде, чем костяшки пальцев юноши во второй раз прикоснулись к ее темному дереву. Выпустила широкую полосу света и явила Риена — изрядно вытянувшегося за последние месяцы, потерявшего прежний загар и более бледного, чем хотелось бы Ресану.
При виде гостя лицо младшего ар-Корма утратило остатки румянца.
— Ты что здесь делаешь? Да еще в таком виде? — выдохнул он испуганным шепотом.
— Я за тобой, — последовал твердый ответ.
Риен выглянул в коридор, и, убедившись, что никто за ними не наблюдает, втащил гостя в комнату. Тщательно запер дверь и развернулся, прижимаясь к деревянной поверхности спиной. С обреченным видом посмотрел на черноволосого и приглушенно воскликнул:
— Ох, Росана, ну нельзя же быть такой дурой! Или ты хочешь втравить нас всех в еще худшие неприятности?
* * *
*
Риен тоскливо смотрел на сестру, столь на себя непохожую, затянутую в мужской костюм, да еще с этими черными волосами, и пытался не думать о том, что теперь с ними обоими будет. В том, что будет непременно, юноша не сомневался — Тонгил знал обо всем, творившемся в его замке. Но даже если, чудом богов, Росане повезет стать исключением, обязательно вмешается проклятый полуэльф...
— В жизни не поверю, что отец тебя отпустил, — вздохнул Риен. — Сбежала?
Росана независимо пожала плечами:
— Ну да.
Было странно смотреть на худого паренька с разворотом плеч, совсем не подобающим изящной девушке, с мальчишеской плоской грудью, и сознавать: это действительно его красивая вредина-сестра.
Только лицо осталось почти прежним.
— Амулет личины? — уточнил Риен без особой надобности. Девушка кивнула.
— Сними, а? — попросил юноша. — Не могу тебя в этом облике видеть, не по себе как-то.
— Понимаю. Я себя за последние недели девушкой перестал... перестала ощущать, — Росана расстегнула сережку с каплей жемчужины — такие носят многие юноши с четырнадцати лет — сняла с шеи подвеску, потом тонкий обруч кольца. И, наконец, вынула из воротника рубашки маленькую, почти незаметную иглу с утолщением на конце.
— Амулет на четырех якорях? — с невольным уважением проговорил Риен. Сестра усмехнулась:
— На пяти, — и распустила крохотную, из одной пряди волос на виске, косицу, вынув из нее тонкую серебристую нить.
Облик потек, меняясь: сузились плечи, проявились изящные бедра, а на груди красноречиво приподнялась рубашка. Посветлели волосы, став того же оттенка, что и у Риена.
— Ну как, теперь обнимешь? — поинтересовалась Росана, умудрившись каким-то образом соединить в вопросе ехидство с любовью и заботой о нем, Риене. А потом сама со всхлипом повисла у брата на шее...
