Одиннадцатая глава
... Осторожно поглядывающий на хозяйку лачуги, которая, едва уступив ему место рядом с Лирейн, легла в уголке, на скамье при низенькой печке, и крепко уснула, Керней сидел и с тревогой размышлял: "Кто очнётся в теле Лирейн? Кого вызвала старуха? Вернётся ли сама Лирейн? Или в теле окажется Ирина? И знает ли старая некромантка о том, что душа в этом теле не своя, не родная? А что знает этот проходимец Лиам? — Он склонился в сторону, чтобы разглядеть в открытом дверном проёме "проходимца", который тоже спал, прислонившись к дверному косяку. — Доверилась ли ему Ирина, когда он позвал её на выступления? Или она не стала ему ничего говорить? Девушка-то вроде серьёзная... Нет, скорее всего — нет. Она не сказала ему..."
... Ноги вязли в плотной трясине, холодной и тяжёлой. Девушка мёрзла. Дрожь от промокшей одежды, облепившей тело, то и дело сотрясала её мелкими точечными волнами, из-за которых судорожно сжимался живот и которые снова и снова заставляли предпринимать попытки выдраться из цепкой жижи. Но каждое отчаянное движение только ещё глубже погружало её в трясину. Кричать нельзя — это она твёрдо знала. Услышат — и тогда не жить сразу. А пока ещё есть минуты — хотя бы на надежду выжить. Она попыталась ухватиться за кривое деревце, которое едва разглядела во мраке. Надо получить хоть какую-то опору, чтобы потом лечь на поверхность трясины и перекатом подтянуться к берегу... Как это деревце очутилось рядом? Везде темно. А как она разглядела его? Осторожно, боясь сломать ненадёжный ствол, потянула его к себе. Гнилая древесина треснула сразу... Холод вкрадчиво подступил к бёдрам. Своих стоп она уже не чувствовала... Всё. Больше никаких мыслей. Паника поднималась к горлу задушенным криком... Внезапно на голову и плечи обрушилась ледяная вода, и девушка, сжавшись от внезапного водопада, резко оглянулась. Нет, это не вода. Это крик. Зовущий. Кто-то звал её по имени... Откликнуться? А если это враг?
— Разве у меня есть враги? — Она с трудом заставила шевелиться онемелые губы.
— Много! — весело отозвались за спиной.
Ошпаренная страхом от неожиданности, девушка попыталась обернуться. Но трясина теперь больше походила на жидкий, но быстро и уверенно застывающий бетон. Да и что можно разглядеть в кромешной тьме?..
— А ты позови на помощь! — злорадно предложили ей.
Она моргала и жмурилась, изо всех сил стараясь разглядеть того, кто прятался в темноте и просто издевался над ней.
— Кого... — прошелестела она в чёрную мглу.
— Того, кто носит тебя на руках, — подсказали уже с другой стороны.
— А мы посмотрим, сумеет ли он тебя вытащить! — расхохотались за спиной.
— Вы его... — начала девушка. И замолчала. Не хотят ли его поймать на неё? На ловушку с нею, с приманкой?
— Да, мы его... — ехидно ухмыляясь, ответили ей.
— Но он всё равно твоя единственная надежда, — спокойно объяснили ей.
— Как и ты — его! — зло хихикнули за спиной.
— Если успеешь дозваться... — намекнули сбоку.
Она опустила голову, и дыхание перехватило: пока с нею разговаривали (или отвлекали внимание?), трясина исподтишка поднялась до груди. И тогда девушка выдрала из жадной грязи руки, которые невесть когда в них затянуло, и что есть силы, срывая голос, закричала:
— Бринда-ан!
... Бриндан собирался на занятия. Машинально совал в учебную котомку сменный костюм для репетиций, в тысячный раз сверялся с расписанием, чтобы положить нужные учебники, а не те, которые складывал, а затем с досадой вынимал. Голова шла кругом. Где же Лирейн? Докопались ли полицейские-маги, куда она пропала? И... жива ли она? Узнает ли он что-нибудь о ней, когда приедет в академию? когда на пороге его апартаментов появился дворецкий и, склонив голову, поинтересовался:
— Что сегодня предпочтёт для поездки молодой господин? Лошадь? Карету?
Парень уставился на него. До сих пор Бриндан углубленно раздумывал о своём, а теперь неожиданным вопросом его выбили из колеи, и потому он не совсем понимал, кто перед ним и чего от него хотят. А потом дошло, но... Мужчины сильно вздрогнули, когда одно из настенных зеркал внезапно с грохотом упало на пол, разбившись вдребезги. Остолбенев, оба глазели на суховато звенящие разлетающиеся осколки, пока Бриндан не охнул от боли и не затряс рукой, вновь не сразу сообразив сбросить браслет. А сообразив, буквально пару секунд смотрел на сияющие ослепительным светом звенья от цепочки, вкрапленные в валяющийся на полу браслет. И на магическую нить, сиявшую так сильно, что слепила глаза.
— Карету! Быстрей!
... Старая Триса бесшумной тенью переместилась к лежанке с девушкой, выведенной из краёв тьмы. Её фамильяр заснул, не заметив, как старая некромантка наслала на него заклинание усталой дрёмы. Старуха мягко опустилась рядом с ним и столь же невесомо опустила ладонь на его уродливые отростки по всей поверхности тела-головы... И закрыла глаза, вчитываясь во всё то, что знал фамильяр.
Триса привычна к несчастненьким девицам, которых порой приволакивал её непутёвый внук, как негласно они договорились между собой называть свои отношения. Как привычна была к десяткам бездомных котят и щенков, которые он притаскивал в лачугу, будучи сердобольным мальчишкой. Ей часто приходилось успокаивать его девиц, которые попадали в неприятное положение, а внук из-за этого терял деньги, на которые они могли жить. Впрочем, потерянные деньги его не смущали. Он легко зарабатывал и легко тратил их. Она знала, что Лиам быстро откликался на чужие несчастья, так что в любой таверне ему могли в три счёта наплести небылиц о плохом здоровье родных или о трудностях с деньгами. И, если в расчётах с теми, кто заказывал ему выступления, он был твёрд и умел настоять (опять-таки из-за своих танцовщиц и музыкантов) на своём, то разжалобить его мог любой прощелыга.
Но на этот раз всё случилось иначе. Лиам привёз девушку, чья душа оказалась... чужой. Старуху-некромантку это так поразило, что она не сразу сумела сориентироваться, каким образом вытащить эту самую душу, прилипшую было к телу, как к своему, из странствий по тёмным царствам и вернуть... И, едва девица всхлипнула, начиная дышать, некромантка прогнала события назад, чтобы увидеть всё и понять. Что именно она хотела узнать, Триса чётко бы и сама не сказала, но наблюдать пришлось многое.
Она узнала, каким образом девушку чуть не убили. Три девицы, избивавшие её, впали в неконтролируемую ярость, а придя в себя, сочли, что всего лишь попинали конкурентку в учёбе и чувствах. Это открытие Трисе было не так интересно, как промелькнувший в памяти самой злобной девицы образ молодого мужчины, странно знакомого некромантке. Только было старуха пожалела, что не может отчётливо его разглядеть, как вдруг успела заметить тот же образ в памяти избитой девушки.
Магический круг семи заканчивал введение души в тело, и Трисе пришлось отказаться от попыток провести собственный поиск, пока ритуал не прекращён. Потом приблизиться к пострадавшей девице поневоле не позволил Лиам, который неожиданно привёз в лачугу ещё и фамильяра девицы. И тут вся усталость Трисы мгновенно взорвалась: вокруг этого магического существа Кернея всё прямо-таки кричало о его связи с Маровыми болотами!..
В какую историю влип на этот раз непутёвый внук?
Круг семи, закончив ритуал воскрешения, разошёлся
И тогда старухе-некромантке пришлось выждать, пока все вокруг не успокоятся. Успокаиваться никто не хотел: ни Лиам, ни фамильяр. Слишком шустрыми оказались. И поговорить им, видите ли, хочется у лежанки бедной девицы, и языки почесать о том, что произошло и почему... Пришлось слегка поколдовать, чтобы не мешали утолить личное любопытство. Первым задремал Лиам. Неудивительно. Всю ночь не спал. Затем начал задрёмывать Керней...
Приоткрыв рот, Триса считывала с фамильяра девицы такое, что почувствовала громадную потребность вновь созвать круг семи. Созданное сильнейшим магом, существо носило на себе три смертельных проклятия, опять-таки связанных с Маровыми болотами. Но его создателю сброс проклятий на магическое существо не помогал. Но что оказалось ещё интересней — фамильяр оказался носителем не только проклятий. Внутри него едва заметно просвечивала странная магическая фигура, близкая к пентаграмме, вписанной в другую фигуру, и смутно знакомая Трисе. Решив, что чуть погодя она соберёт круг семи, старуха продолжила поиск всего, что окажется любопытным, а возможно — и нужным.
Первое, что Триса сообразила: Маровы болота появились не сами по себе и не оттого, что там прошлась Мара. Нет, они были искусственно созданы человеком, очень сильным магом, чью смутную фигуру удалось рассмотреть внутри той же пентаграммы. А вот завязаны болота... Когда нос Трисы, которая постепенно, сама того не замечая, склонялась к фамильяру, чтобы лучше понять, коснулся мягких отростков Кернея, старуха опомнилась и выпрямилась. Осторожно сняла ладонь с его странного, уродливого тела, а затем мягко вложила свои костлявые пальцы в ладонь лежащей девицы, переплетая их с тонкими девичьими. Образ молодого мужчины вспыхнул перед глазами некромантки так ярко, что мгновенно впитала портрет худощавого темноволосого парня и сузила глаза.
Поймала. Рассмотрела. Узнать в чертах, более собранных по-юношески, чуть размякшие черты верховного мага, когда-то приближённого к трону короля, легко. В королевстве обычный люд не знал, что маг отдаёт свою жизнь, чтобы остановить проклятое болото, грозящее уничтожением страны. Знали маги — даже те, что занимались бытовой магией в самых низах общества. Но об этом помалкивали даже самые болтливые: не ровен час накличешь беду и на себя, лишний раз помянув Маровы болота... Старуха скривила губы, нехотя ухмыляясь. Цепочка некоторых событий стала ясней: верховный маг умирал, отдавая свои силы на ограничение Маровых болот, и к той же участи покорно готовился его сын. Но все смутные фигуры между ними! Особенно та, что промелькнула в пентаграмме!..
Триса встала и отошла от лежанки. Надо к вечеру, когда уставшие маги круга семи отдохнут, когда на закате их силы станут чувствительней к любой другой магии, собрать их снова, как пожелалось недавно, и выяснить всё до конца.
Старуха-некромантка была практичной. Внук, который много лет назад появился в её лачуге, не просто непутёвый, но и легкомысленный. Сколько раз она уговаривала его завести семью, женившись на одной из своих танцовщиц, а он всё отшучивался!.. Но она взяла за него ответственность раз и собирается нести её до самой смерти. Что означает одно: она не собирается оставлять глупого Лиама в мире, где ему может грозить смерть, потому что один хочет больше того, что ему дала жизнь. И этот один желает преходящего, сиюминутного блага лишь себе, пусть получит его уничтожением целого государства. Нет, она, Триса, умрёт, но оставит Лиама в королевстве благополучном! Парень не виноват, что родился в дурной семье, которая, к тому же, отказалась от него. Не будет ему судьбы, которую ему навязали родители!
Взбудораженная странными и воинственными мыслями, старуха-некромантка вышла из лачуги и присела рядом со спящим внуком, прислонив его голову к своему плечу. Мелкие морские волны, которые Триса созерцала со своего порога, успокаивали и навевали странные мысли о внуке, который безмятежно доверился ей и сейчас, вздыхая во сне и тепло дыша ей в ключицы, и о лежащей в лачуге девице.
... Карету пришлось оставить неподалёку от порта. Велев кучеру дожидаться его, Бриндан, держа на ладони браслет, бежал, направляемый тугой, гудящей напряжением магической нити между ним и Лирейн. На удивлённые взгляды прохожих не обращал внимания. Случись встретиться с портовыми бандитами, он бы легко одолел их. Думая об этом, хмыкал над своей самоуверенностью. Но в большей степени его волновал вопрос: неужели Лирейн находится где-то здесь?
Потом он заметил, что его ведёт странной дорогой: вокруг некоторых улиц, словно нить не желала вести его опасными местами. Или этой дорогой везли девушку? Но что с ней было, если сначала нить оборвалась, а затем снова и довольно сильно воссияла?
Сумбурные мысли смешивались. Бриндан чувствовал раскаяние. И суеверно думал о том, не его ли стремления едва не уничтожили Лирейн? Больше всего он ругал себя за несообразительность: сделав Лирейн предложение, он не подумал, что она мгновенно окажется в опасности. Ведь она становится частью его дома. С матерью-то он уладил дела, отправив её подальше из города, подальше от опасности. Но как же он не подумал об участи той, кого хотел бы наречь своей невестой? Он старательно думал об этом — и не потому, что глушил тревогу и страх, а потому, что прятал от себя самого понимание, что Лирейн — уже не просто продолжательница рода, его семьи в его планах. Нет, она теперь неотъемлемая часть его самого. Когда эта девчонка успела пролезть в его сердце? Не тогда ли, когда он внезапно понял, что вся её предыдущая жизнь, которую он знал, оказалась лишь прятками? Что за образом глуповатой, нет — даже придурочной деревенской девчонки, якобы не умеющей танцевать, скрывается умная сильная девушка? Зачем же она придурялась? Из-за пресловутой конкуренции на курсе?.. Сейчас об этом думать не хотелось. Хотелось добежать до девчонки, удостовериться, что с ней всё хорошо, и... Забрать своё слово, своё предложение назад. Теперь он не мог оставить её с ребёнком в своём доме — даже при условии, что рядом поддержкой Лирейн будет его мать.
Это слишком подло — понимал он. Подло для мужчины — оставлять свою жену на произвол судьбы в мире, где ей придётся выжидать, пока ребёнок вырастет — и станет следующей жертвой Маровых болот. Когда он собирал мать в дорогу, он, наконец, понял ужас в её глазах, когда она взглядывала на него, словно прощаясь навсегда. А мать и правда прощалась... С Лирейн он не хотел такого... Не хотел ужаса в её глазах, когда она поймёт, во что он втянул её. Он мужчина. Если придётся идти жертвой во имя королевства, он это сделает. Но его жертва будет последней из семьи. И пусть король и следующий верховный маг думают, что делать с болотами дальше, когда умрёт последний носитель крови, на которой завязано проклятье этих болот.
Промелькнуло воспоминание, как отец бежал к Маровым болотам с группой придворных магов, чтобы остановить его расширение. Отец не был таким сильным, как дядя. И болото, едва маги приблизились к нему, позвало его. И других...
Улочка, по которой он бежал, вильнула в очередной раз, выводя его из междурядья двухэтажных каменных домов к улице, состоящей сплошь из лачуг.
Это опустошало — бежать и думать о том, что сразу после встречи с Лирейн, ему придётся забыть о ней навсегда. Это заставляло частить дыхание и сглатывать едкую и тошнотворную муть, которая рвалась наружу.
Но с Лирейн придётся порвать. И с каждым шагом, приближающим его к ней, он настраивал себя на то, что эта последняя встреча с девчонкой, которая неожиданно влезла в его душу. И заставила горько жалеть о том, что предопределённое будущее теперь выглядело беспросветно чёрным. Что даже его планы хоть как-то изменить ситуацию теперь выглядели смехотворными и по-мальчишески глупыми.
Сапоги вминались в песок. Тонкая подошва позволяла ощущать мелкий острый камень под ногами — и это отвлекало от мыслей, какие, наверное, приходят в голову только приговорённому к смертной казни. Впрочем, его положение ничем не отличается от положения смертника. Разве что казнь будет растянутой.
Магическая нить буквально тащила его за собой — и к лачуге, которая внешне ничем не отличалась от соседних домиков-засыпушек. Разве только тем, что вокруг неё колыхалось остаточное марево совсем не давно использованного громадного количества магии... А ещё прямо на пороге сидел Лиам, спящий головой на плече старухи, подобравшей ноги и обнявшей колени костлявыми руками. Эти двое заставили Бриндана замедлить шаг. Но старуха подняла голову и легонько кивнула ему. Он даже не сознанием, а каким-то глубинным впечатлением понял её и быстро, хоть и стараясь не шуметь, проскочил мимо них в лачугу, интуитивно понимая, что Лиам спит не просто так, сморённый теплом утреннего солнца.
На этот раз даже уродливое существо, сотворённое дядей, а сейчас прикорнувшее рядом с Лирейн, не заставило его поморщиться от брезгливости и от напоминания о проклятиях. Он просто присел на корточки перед скудной, устеленной тряпками лежанкой, на которой то ли спала, то ли находилась в забытье девушка. Он смотрел на её профиль, осунувшийся, на запавшие глаза, побледневшую кожу — и утверждался в своём решении: как только она придёт в себя и будет чувствовать себя здоровой, как только он узнает, в чём дело с ней, он откажет ей в дружбе. Во имя её блага. Не забыть бы обратиться к преподавателям с просьбой заменить его тёмную плясунью.
Он положил руки на край лежанки, чтобы опереться на них подбородком. Мысли, страшней одна другой... Обречённость, потому что ловушка... Ловушка крови...
Лирейн судорожно вздохнула.
Бриндан встал на колени, всматриваясь в неподвижное лицо.
Её веки затрепетали.
Краем глаза он отметил, как суматошно сбежал с деревянной лежанки фамильяр.
— Пить...
Рядом стоял кувшин с какой-то жидкостью. Быстро прошептав заклинание определения и убедившись, что в сосуде обычная вода, Бриндан осторожно налил её в пригоршню (чашки не нашёл) и, приподнявшись и выпрямившись, так же приподнял Лирейн, чтобы осторожно напоить её с края своей ладони. Когда она выпила всю воду, он было хотел долить воды в ладонь, но девушка обхватила слабыми ещё руками его кисть.
— Не уходи...
Он опустил кувшин, мрачно думая, что снова попал в ловушку. Лирейн хочет быть рядом с ним, в то время как она должна отучаться от его присутствия... Бережно опустив её голову на тряпки, он помедлил некоторое время, прежде чем спросить:
— Что с тобой было?
Он подразумевал, что она может рассказать ему, что с ней произошло, но, когда её губы дрогнули, он вынужден был признать, что испугался до холодка между лопатками:
— Я была... на болоте.
Когда безумно колотящееся сердце начало успокаиваться, до него дошло — о чём, возможно, она говорит.
— У тебя были видения, да?
— Да.
— Ничего. Теперь ты будешь поправляться.
— Мне сказали...
Она выдохнула фразу и замолчала, но на этот раз Бриндан жадно приник ближе к ней, к её губам. Выходящие из небытия, близкого к смерти, иной раз если не пророчествуют, то передают послания богов или призраков. Что? Что она услышала?
— Я твоя надежда...
Он откинулся, садясь на пятки и безнадёжно глядя на неё, которая не могла от слабости даже повернуть к нему голову. Это не пророчество. Это её желание, о котором она даже не подозревает. В сновидениях бывает такое. Но следующие её слова, произнесённые шёпотом, процарапали ему сердце:
— А ты — моя... Сказали так.
И закрыла глаза, оставив его недоумевать.
Судя по тому, как её тело расслабилось, Лирейн снова задремала. Наверное, слишком много истратила сил, передав странное послание, которое сейчас Бриндан при всём своём желании не мог бы назвать отражением её потаённых желаний во сне. Слишком загадочно оно выглядело.
— Эй, мастер Бриндан... — прошипели за спиной, и он обернулся к старухе, которая манила его к себе.
Оглянувшись на дремлющую Лирейн, Бриндан тяжело встал с колен и пошёл следом за старухой-некроманткой, как он определил её специализацию по пространству вокруг неё. Она снова присела на пороге, на другом конце которого сидел протирающий глаза Лиам, похлопала по месту рядом с собой, глядя на Бриндана. Тот, помешкав, всё же сел, несмотря на изумлённые спросонок глаза Лиама.
Когда парень устроился удобней, старуха, представившаяся Тристой, коротко и чётко рассказала о том, что произошло с Лирейн. Рассвирепевший Бриндан хотел немедленно ехать в пансионат, чтобы вывести на чистую воду Магду, от которой таких безжалостных действий не ожидал, но старуха покачала головой.
— Забирай Лирейн и уезжай к себе домой, — безапелляционно заявила она. — Скоро, вот-вот, к тебе приедут из магической полиции, потому как ты не пришёл на занятия, а ты партнёр тёмной плясуньи. Тебя будут проверять в первую очередь, разыскивая девочку. Ты и скажешь им, что сам забрал Лирейн к себе домой, где тебе помогли исцелить её раны. Поезжай прямо сейчас. Лиам поможет тебе с лошадью до твоей кареты, а там уж сам довезёшь.
Бриндан вскочил, но старуха, отнюдь не собираясь вставать, а глядя на него сверху вниз, спокойно добавила:
— Теперь ты будешь привозить её сюда каждый вечер.
— Зачем? — поразился Бриндан, а подозрительно было скосившись на Лиама, понял, что удивлён и он.
— В благодарность за то, что помогли, — свысока сказала Триста — так, словно что-то знала странное, кроме того что случилось с девушкой. — И ещё, мастер Бриндан, передай девочке, чтобы она вернула ту, которой открыла дверь.
— Вы о ком?
— Она знает, — уже равнодушно сказала Триста и, кряхтя, принялась вставать. Лиам немедленно подхватил её за подмышки, помогая.
Через минуту он вывел из-за коновязи лошадь, на которую сел Бриндан и принял, усадил перед собой Лирейн, обёрнутую в какое-то потрёпанное покрывало. Уговорились: Бриндан сегодня же вечером привезёт на берег Лирейн по приказу старухи-некромантки, а заодно вернёт лошадь... Заметив скептичный и даже жалостливый взгляд Лиама в сторону, Бриндан обнаружил нахохлившегося у порога лачуги Кернея, переминавшегося на месте, и пожал плечами. Минуту спустя счастливый фамильяр, подсаженный Лиамом с разрешения Бриндана, сидел у него за спиной, стараясь не напоминать о себе.
Прижимая к себе слишком слабую, чтобы сидеть прямо и собранно, Лирейн, Бриндан натянул поводья, разворачивая лошадь. Он боялся, что девушка будет по дороге спрашивать у него, как он нашёл её и о другом, но та и впрямь была ещё слишком без сил, так что они спокойно доехали до кареты. При виде молодого господина испуганный кучер бросился навстречу и помог снять девушку с седла и внести её в карету. А Бриндан тем временем привязал повод лошади к заднему крюку кузова, специальному для таких случаев, когда свободную лошадь надо вести отдельно.
Кучер выждал немного, когда он забежал в карету, и карета загремела по булыжникам мостовой.
Как предсказала старуха-некромантка, так и случилось.
В доме не осталось женщин из прислуги, ухаживающих за женщинами семейства: единственную личную горничную мать забрала с собой в дорогу. Так что Бриндан приказал дворецкому временно найти женщину на кухне или среди обычных слуг, а потом поискать профессиональных горничную. На его счастье нашлась девушка, довольно чистоплотная, как рекомендовал её дворецкий, которая умела к тому же ухаживать за больными. Так что Лирейн успели разместить в одной из гостевых комнат, умыли её на первый случай и переодели в материнские домашние одежды а потом напоили целительными напитками, которыми предложил поить больную наскоро вызванный местный целитель, которому кратко, в общих чертах, рассказали историю внезапной гостьи дома Бриндана.
И, когда Лирейн заснула после успокоительного, которое должно ко всему прочему восстановить её силы, в ворота замка стукнули дверным молотком. И вскоре охранник при воротах ввёл в гостиную к Бриндану двух полицейских магов. Парень сразу признался, что девушка у него, но пройти к ней нельзя в связи с её плохим самочувствием. Всё ещё не ушедший целитель подтвердил слова молодого владельца замка. После небольшого вежливого вступления-уведомления, с чем пришли к нему, полицейские напрямую спросили партнёра тёмной плясуньи:
— Почему вы, спасая девушку, замели за собой следы?
— Я не знал, кто чуть не убил её, — мрачно ответил парень. — Боялся, что они будут преследовать её и дальше. Чтобы не пошли по следу, я и стёр своё присутствие в комнате.
Полицейские понимающе покивали и, видимо, хотели спросить ещё кое о чём, но Бриндан опередил их:
— Скажите, это правда? Правда, что... — Он споткнулся. — Что Магда избила её?
— Вы близко знакомы с нею? — нейтрально спросил один из полицейских магов.
— Мы дружили, как сокурсники.
— Да, это правда, — бесстрастно сказал второй.
В его глазах Бриндан уловил: маг думает, что богатые студенты позволяют себе слишком многое. Это же второй заявил:
— Нам придётся забрать девушку.
— Зачем? — удивился Бриндан. — Здесь она в безопасности. И никто её не тронет. Это я вам гарантирую.
— Да? — недоверчиво поднял на него бровь второй.
Бриндан вскипел. И чувство безысходности, всё утро, державшееся в узде, прорвалось:
— Неужели вы думаете, что я, человек, обречённый на смерть, буду так легкомысленно относиться к жизни другого человека?
И лишь когда они вежливо распрощались с ним и вышли из гостиной, он понял второго полицейского мага: порой человек, понимающий своё положение, может воспользоваться беспомощной девушкой как раз по этой причине — что терять ему нечего. Что перед смертью хочется вкусить все радости жизни... И, узнав в этих мыслях себя недавнего, Бриндан с обидой и отчаянием скривил губы, но удержался, чтобы не выкрикнуть тому вслед: "Я другой! Другой, понимаешь?!"
