|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 11
В устоявшейся тишине глухо звякнул амбарный замок. Я вдавился в укромный угол прежде, чем задрайки успели выскочить из пазов — не придавили бы, дьяволы! Еле держась на ногах, поминутно натыкаясь на невидимые в темноте кастрюли, ящики и мешки, через высокий комингс кладовки перевалили две черные тени. Теряя равновесие, они неловко взмахивали руками, наверное, для того, чтобы в случае чего успеть ухватиться за узкий луч тусклого фонаря.
От души отлегло: не только меня не заметили, но и друг друга, по-моему, различают весьма смутно.
— Эй, электрон! Орелик, ты где? — я с облегчением идентифицировал посвистывающий шепот нашего повара. — Не можешь подключиться к береговому питанию — работай за него осветителем! А ну, отодвинь ту вон канистру. У меня, где-то сосиски еще оставались...
— Я же тебе объяснил: когда на другой причал перетащат — сразу же подключусь. А здесь не могу: у меня кабель короткий, метража не хватило... А хлеба у тебя нигде не осталось?
— Что ты мне в морду фонариком тычешь? Посмотри в бумажном мешке. Да не в том!
— Ага, вроде нашел. А то, как Антон говорил, жрать хочется, как на убой.
— Вот тебе и "на убой". Грохнули его — и концы в воду!
— Он чувствовал. Последнее время был странный какой-то, как не от мира сего. Слышишь, Валентин, а давай вместе сходим в каюту за кабелем? А то одному вроде как страшно... как я без кабеля подключусь?
Чтоб не спугнуть невиданную удачу, я на цыпочках покинул временное убежище. Спасибо вам, мужики! Своим появлением вы сэкономили для меня уйму времени!
Пролетающие отблески света на мгновение ясно высветили камбузные часы. Они показывали двадцать часов и двенадцать минут. Медленное продвижение электрических огней за стеклами иллюминаторов смазывало до омерзения знакомую картину. По множеству косвенных признаков я с легкостью догадался, что наш СРТ перетягивается буксиром вдоль внешней стенки плавмастерской "Двина". Интересно, хватит ли у Жорки ума поискать меня на другой стороне залива? Здесь, где меня, похоже, похоронили. Вон как хорошо поминают!
В тесном рабочем тамбуре я с ног до головы облачился в прорезиненный рыбацкий костюм, влез в высокие сапоги. В этой одежде все на одно лицо. Теперь, даже если по следу пустят собаку, она не отреагирует на меня: все забьет общий для этих мест неистребимый, всепроникающий рыбный дух.
По крутому скользкому трапу я выбрался на промысловую палубу. Прислушался, осмотрелся. Вынул из прошлого свою спортивную сумку, натянул на глаза обгаженную чайками каску, перешагнул через леер и спрыгнул вниз на ребристое железо причала. Было тихо. Тускло светили огни. Теперь — только вперед! Пара минут форсажа — и там, на границе света и тьмы, начнется дорога к свободе: изнурительно долгий и очень крутой подъем, поросший густым перелеском. Разбитая грунтовка, ведущая к единственной в этих местах автостраде, осталась чуть ниже и далеко справа.
Почти каждую осень я собирал здесь грибы, исходил все окрестные склоны вдоль и поперек, а теперь ничего не узнавал: ночь всегда резко меняет картины и расстояния. Переплетения веток то безвольно скользили по прорезиненной поверхности рокона, то мягко пружинили, а потом — резко стегали по спине, плечам и надвинутой на глаза каске. Я бежал, спотыкаясь о невидимые в темноте коряги и корневища деревьев, падая, поднимаясь и снова падая. Громоздкая спортивная сумка тоже цеплялась за все. И переброшенная через плечо, и притороченная за спиной и даже — с огромным трудом втиснутая за пазуху, она очень мешала. Разгоряченное тело под толстой резиной почти не дышало. Несмотря на ночную прохладу, я был мокрым, как мышь после рекордного марафона.
Боже мой, как же мне хочется пить! Но не время. Нужно еще обогнуть по дуге высокий скальный разлом, чтобы держать за спиной его отвесную кручу и взять под контроль открытое пространство перед собой. Последние метры я просто катился со спины на живот — не было сил даже ползти. Каска слетела вместе с присобаченной изнутри колючей шерстяной "пидоркой", сварганенной народными умельцами из обрезанного рукава теплого рыбацкого свитера. Голова окунулась в океан бодрящего, свежего воздуха и в душу ударил неповторимый, щемящий запах северных березовых перелесков. Господи, как хорошо!
Я поднялся, сходил за каской и присел на замшелый камень. Порывшись в сумке, на ощупь извлек из чехла обоюдоострый шкерочный нож, выточенный из осколка рессорной стали и сунул за голенище, предварительно урезав его до приемлемой высоты. Сигареты в нагрудном кармане рабочей куртки настолько раскисли от пота, что пришлось выбрасывать пачку.
Предчувствие близкой опасности пришло много раньше, чем случайная ветка хрустнула под тяжелым, армейским каблуком, прежде, чем острые лучи фонарей взрезали поредевшую листву осеннего леса.
Похоже, экспертиза не удалась.
Место у края скалы я выбрал для отдыха не случайно. Давно его присмотрел, хоть не рассчитывал, что когда-нибудь пригодится. Стараясь не очень шуметь, я плотно залег на узком каменном выступе, еле втиснувшись под нависший над ним, пропахший плесенью и грибами, толстый слой дерна. Главное, не смотреть вниз, а еще лучше представить, что это обычная парусная тревога.
Каждый нормальный человек боится высоты. Я научился преодолевать этот страх во время учебной практики на парусной баркентине "Сириус". Труднее всего было заставить себя бежать следом за всеми по сигналу тревоги и подняться хотя бы на самую нижнюю рею. Остальное дошло через руки: чем выше ты успеешь взобраться — тем легче парусное полотно, тем проще с ним управляться. Уже в конце первой недели мы искренне завидовали тому, кто успевал всех обогнать и "взлететь молодецки" под самый топ. Глянешь оттуда на палубу: (мама моя!), а она не больше детской ладошки.
— Не отставать! Не растягиваться! — голос Стаса был перетружен и зол.
Первогодки, — удовлетворенно подумал я, окутывая пространство вокруг себя двойным защитным экраном, — первогодки или курсанты. Не сошел же "психолог" с ума, чтобы без дела орать на зачистке?
— Осторожнее, олухи! — грянуло прямо над моей головой. — Кто вас учил так обходить препятствия? Дистанцию, дистанцию соблюдать...
На каску просыпались песок и мелкие камни.
— Теперь уже скоро, — успокаивающе произнес чей-то знакомый голос, — слышишь, как рыбой несет?
Я прижался к скале, как в детстве к материнской груди, даже кончиками волос ощущая разящий, безжалостный свет, шарящий над моей головой.
— Так, машины уже на подходе: шустренько, молодцы.
Кажется, это молчун Игорь. У него, оказывается, картавый прононс. Я хотел было представить себе внешность капитан-лейтенанта: благородную седину на висках и тяжелую челюсть убийцы, но земля под кованым каблуком щедро присела. Меня чуть не выдавило из норы.
— Осторожнее, черт, не пугай! Смотри куда прешься. Грохнешься тут смертью храбрых и других за собой! Вон какая высотища — фонарик не добивает...
Шаги начали удаляться. Сначала направо, потом вниз. Наконец, затихли совсем.
— Господи, — шептал я, почти не дыша, — Господи, неужели мне опять повезло? Господи, как хорошо, что у них фонари вместо приборов ночного видения и Стас вместо собаки! Господи, только бы... только бы никто не обернулся, пока я не выберусь на поверхность!
Луч фонаря, совершив полукруг, ударил в мою сторону, змейкой вернулся обратно и уткнулся под ноги человеку в выцветшем камуфляже. Вокруг него тот час же образовалась громадная лужа света.
Я откатился подальше от края в сторону замшелого валуна. Затаившись в его тени, осторожно выглянул из укрытия.
— Что у тебя там?
— Сигареты. Почти полная смятая пачка. И рыбой несет...
— Ты лучше, лучше смотри! Тут еще и презерватив почти не использованный, тоже рыбой несет. Вон, чуть подальше, бутылка из-под "Стрелецкой"... ты собирай, собирай, да сидор открой пошире! — голос Стаса звенел от ярости. — А ну, прекратить ржать! Вперед, шагом, арш!
Белобрысый мальчишка злобно передернул плечами, отчаянно сплюнул. От всей души матюкнулся простуженным басом. Десантура! Пуговицы расстегнуты до пупа, укорот АКС-74У болтается в районе яиц, берет заправлен под левый погон. (Правша, стало быть, или двурукий). Видок у бойца, как любил дядя Вася Маргелов. ВДВ так раньше и называли: Войска Дяди Васи...
Паренек пнул ногою бутылку из под "Стрелецкой", побежал догонять цепь.
Я вытер холодный пот: опять повезло. Можно спокойно присесть, отдохнуть. Идеальный наблюдательный пункт: отсюда, сверху, очень далеко видно. А "Двина" — та вообще, как на ладони.
По грунтовке, со стороны плавмастерской "Резец", приближалась вереница огней. Я насчитал шесть. Еще столько же заходило со стороны поселка. Да сколько же их?! — люди в камуфлированных костюмах ловко выкатывались из кузовов, поднимались и грамотно разворачивались в цель. Они охватили причалы полукольцом. Сзади их подпирал второй эшелон отцепления. Черные тени стелились над землей: розыскные собаки уже не рычали — кашляли, захлебываясь слюной.
Да, Жорка! Выдающийся дрессировщик ставил тебе экстерьер. Не каждому в жизни доводилось такого предать! Загонял ты меня, Жорка, замучил. Только я все равно закурю. Прямо сейчас, назло тебе, сяду и закурю...
Нервное напряжение не отпускало. Меня колотило, как с приличного бодуна. Губы — и те тряслись. Последнюю пачку сигарет мне удались распатронить только при помощи шкерочного ножа. Стараясь держаться от края обрыва так далеко, чтобы огонек не заметили снизу и достаточно близко, чтобы видеть все, что происходит внизу, я прислонился спиной к своему валуну и, наконец, с наслаждением закурил. А потом, неожиданно для себя самого, затянул вполголоса унылую, дурацкую песню на мотив "Молодого канонира". Слова написались годика два назад, здесь, на "Двине", в разгар ремонтных работ на старенькой сээртэшке со звездным названием "Альдебаран".
Разрядом грохнул конденсатор,
А в ём пятьсот микрофарад.
Два черных трупа в телефонах
У передатчика лежат...
Теперь другим стоять в ремонте,
Другим хватать выговора,
На профсоюзном комитете
Гонять в кармане два шара.
Я старательно допел все слова до конца, делая лишь короткие перерывы, чтобы осуществить очередную затяжку.
Как ни странно, после моих многочисленных падений в сумке ничего особо не пострадало. Двухкассетник в упаковке, несколько блоков жевательной резинки, банка конфет "Макинтош тоффо" — все это, для пущей сохранности, было надежно завернуто в мою цивильную одежду. Может быть, я сегодня ее надену, если, конечно, успею добраться до мест, где живут люди. Там, у людей, все вышеперечисленное можно будет без проблем обменять на деньги. Сейчас в магазинах товара — шаром покати, ничего не купить без талонов. Можно сказать, это мой золотой запас. О зарплате можно забыть, о машине тоже — лучше уж сразу ехать к Мушкетову и сдаваться. Не продавать же свой старинный серебряный перстень, с изображением леопарда? Я получил его в наследство от деда и не отдам ни за какие деньги...
Я еще раз взглянул на перстень. Смутное беспокойство не отпускало. Более того, оно постепенно перерастало в тревогу, но никак не желало оформиться в ясную мысль.
Стоп, — сказал я себе самому, — давай-ка еще раз прокрутим в памяти несколько спорных моментов.
Была ли у меня на руке виртуальная копия этого перстня в тот момент, когда я "материализовался" в каюте? Точно была! Я это прекрасно помню, поскольку именно правой рукой пытался пройти сквозь железную переборку. Где же двойник его потерял? Ведь той же самой рукой он расстегивал кожаный плащ перед тем, как засунуть его в обрезок чугунной трубы. Но перстня на ней уже не было. Может, случайно выронил, зацепившись за борт "спасателя"? Тогда это не страшно: отдельный предмет из прошлого не сможет существовать в границах реального времени. Он испарится. Исчезнет так же внезапно, как и возник. А если его отобрал Стас?
Вот блин! Перейдя в эфемерное состояние, я парил, наслаждался свободой и было мне недосуг обратить на это внимание. Но скорее всего, так и было. При аресте, согласно инструкции, все ценности изымаются. Потом, на досуге, составляется протокол, к которому следует все приобщить. А он, наверное, не успел. Представляю себе рожу психолога: только что был — и нет. А где? Куда подевался? Кто спер?
Только теперь я понял причину нервозной растерянности этого старого волка. Он, конечно же, давно все просчитал и знает, что никто из его людей не может быть причастен к столь явной пропаже, давно сопоставил звенящую пустоту в голове своего пациента, странное исчезновение утонувшего тела и этот невинный фокус. Стас теперь не хуже меня знает, что он пересек границы дозволенного и должен быть уничтожен.
Ну вот, теперь появилась хоть какая-то определенность. Да только нельзя сказать, что я сразу повеселел. В голове не было ни обиды, ни злости, ни раскаяния. Ничего. Пустота. Это мне, что в детстве убегал со двора, когда бабушка собиралась рубить цыпленка, предстоит убить человека. Не врага, — человека, который хорошо делал свою работу. Вся оплошность его заключается в том, что он слишком умен, что не смог не заметить, как я допустил ошибку. И, самое страшное, — я это сделаю!
Бежать, получается, больше не нужно. Некуда и незачем. Валун, у которого я курю, — это сейчас самое безопасное место. Устинов, конечно, хороший специалист. Но, он, как и все мы, — раб стереотипов, и предсказуем до мелочей. Особенно для тех, кто его хорошо знает. Сейчас, — я уверен, — точно такие облавы "ставят на уши" весь левый берег: От Колы — до плавмастерской "Резец". В соседнем поселке уже верещат испуганные дворняги. Вдоль автострад, скорее всего, густо напиханы усиленные посты. А на автобусных остановках дежурят группы захвата. В этот лес они точно не сунутся, их зона ответственности — дорога. Я, получается, в "мертвом пространстве". Вряд ли, Психолог предпримет вторичное прочесывание местности. Он сделал бы это, если бы точно знал: на какой стороне залива я нахожусь. И это пока мой единственный, но очень большой плюс. Все, что сейчас делает Жорка — это "разброд и шатание" наугад. Людей у него — раз, два и обчелся. А с одной задницей, как говорила бабушка, на три торга не поспеешь. Те, что сейчас задействованы, — временщики. Их долго использовать не разрешат. Пойдут межведомственные разногласия, возможны конфликты. Управлять такою оравой, он не обучен. Что сделал бы на его месте любой дилетант? — Охватил бы зачисткой наибольший район поиска, и делал бы это, пока у него есть люди.
Через час, — размышлял я, — и ОМОН, и спецназ, и десант перебросят в другие подозрительные места. Дорогу контролировать будут, но уже не такими силами. А что им еще остается? Тайно меня не взяли, с наскока — опять не вышло. Придется играть в открытую. Начинать длительную осаду, подключать общественность и милицию. А как? У нас, слава Богу, гласность. — Нельзя же без всяких причин преследовать человека?! Придется подводить под эти мероприятия хоть какой-то приемлемый базис. В чем можно обвинить моряка? — В контрабанде! А круче всего, — в перевозке наркотиков! Подбросить пакетик в пустую каюту — плевое дело! Попробуй потом, докажи, что ты не верблюд! Тут даже Орелик сомневаться начнет. "Вона морконя как! А я и не думал!" Не удивлюсь, если уже к утру, с витрин всех присутственных мест, будет пугать людей моя небритая рожа. А сверху — крупными буквами: "Обезвредить преступника!"
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
