Глава 28
Арон глубоко вздохнул, откинулся на спинку кресла, лениво глядя в приоткрытое окно. Там Мэль возился с местными детишками: двое рыжих щенков, каждый размером с годовалую овчарку, пытались вцепиться в ноги слишком шустрого полуэльфа, третий — черныш с широким белым пятном на лбу — пискляво рыча, наскакивал спереди. Вот все четверо кучей-малой покатились по земле, цепляя сор на одежду и шерсть.
— Опять! — раздался возмущенный женский вопль, и одновременно с этим на пеструю кучу выплеснулось содержимое ведра, которое обладательница голоса держала в руках. Арон понадеялся, что в ведре была чистая вода, а не обмылки с кухни.
Щенки, испуганно взвизгнув, откатились в стороны и тут же поползли под защиту ближайших кустов, оставив полуэльфа наедине с женщиной. Однако это не помогло.
— Так, — она по очереди уперла суровый взгляд в каждого из детенышей. — Все расскажу вашим родителям! Забыли: до полнолуния никаких обращений? А ну, живо превращайтесь обратно! А вы, господин Митрил, — добавила женщина укоризненно. — Взрослый ведь человек, а ведете себя как мальчишка, не лучше этих!
Мэль, не смущенный отповедью, неторопливо поднялся на ноги, попробовал отряхнуть то, что из сухой пыли сделалось липкой грязью, не преуспел, вздохнул, и лишь потом соизволил поправить даму:
— Я человек лишь наполовину, любезная тэрисса, да и та половина варварская. Мне можно.
Женщина скептически хмыкнула, не посчитав его слова достойной отговоркой, но дальше спорить не пожелала. Отвесила легкий подзатыльник ближайшему к ней вихрастому оборотненку, уже принявшему человеческий облик, и продолжила путь, неся пустое ведро с таким достоинством, словно то были императорские регалии.
Мэль проводил ее взглядом, потом запрокинул голову, встретившись взглядом с Ароном:
— Хватит уже в комнате киснуть, твое магичество! Выходи, на мечах разомнемся!
Шел второй день их пребывания в столице, и пока он казался намного приятнее первого.
* * *
*
Поединок окончился вничью, и Арон отступил назад, не торопясь убирать меч в ножны. Хотя "разминались" они на боевых лезвиях, ни одному не удалось даже оцарапать другого. Мэль тоже продолжал поигрывать клинком, задумчиво разглядывая друга:
— Твоя техника сильно улучшилась. С чего бы?
Маг пожал плечами.
— Твои варианты?
— Кровь гидры? — предположил полуэльф. — Возможно, она не только дала тебе магическую подпитку, но и вернула прежнюю ловкость? Лет десять назад мы действительно были на равных.
"А потом ты принялся активно магичить и забросил тренировки", — осталось невысказанным, но Арон услышал. И поймал себя на том, что стал на уровне мысли понимать этого полукровку — единственного друга прежнего Тонгила — воспринимать его как неотъемлемую часть собственной жизни.
Хотя небесное светило еще не дошло до зенита, столичная летняя жара даже по утрам заставляла людей — и не только людей — искать убежище от палящих лучей. Но Арон не испытывал желания присоединиться к прочим, радующимся жизни в тени просторных крытых двориков. Намного больше ему хотелось стоять на самом солнцепеке, скажем, делая вид, будто рассматривает собственный особняк.
Когда-то эта небольшая крепость на западном краю столицы принадлежала богатому и влиятельному князю, пока тот однажды не совершил последнюю в жизни ошибку — не выступил открыто против Темного мага Тонгила, еще не ставшего в то время Великим. Выступил — и заболел редкой неизлечимой и заразной болезнью, которая свела в могилу не только его самого, но и половину его рода. Вторая половина успела проявить благоразумие и замирилась с Тонгилом, вследствие чего болезнь обошла их стороной, а данный особняк поменял хозяев.
Так что именно сюда они направились из императорского дворца, а по пути Мэль рассказал "потерявшему память" магу, как у того появились владения в Эверграде.
— Не расплавишься? — поинтересовался между тем полуэльф.
— Нет, — кратко ответил Арон, продолжая наслаждаться ласкающим теплом солнца. Казалось, сколько бы он ни стоял так, никогда не будет слишком долго.
— Ну и замечательно, — согласился полукровка. — Хотя кровь солнечной гидры — вещь хитрая... А как насчет магии? Сила вернулась?
— С пару эльфьих слез наберется, — нехотя проговорил северянин.
При всей его прежней ненависти к Темным переносить отсутствие Силы оказалось болезненно. Пока они находились во дворце императора, пока первой заботой оставалось выжить, Арон мог не обращать внимания на гнетущее ощущение внутренней пустоты. Но здесь, в относительной безопасности, человеку пришлось взглянуть в глаза правде — он изменился. Он хотел обладать магией, хотел чувствовать, всегда чувствовать это кипение огня, эти потоки стихийных энергий в собственной душе. Пока его воля оставалась сильнее этого желания, но как долго продлиться это "пока"? И, если однажды понадобится, сумеет ли Арон добровольно отказаться от дара, который не просил, от дара демона, от власти над Темной магией?
— Что-то ты расстроился, твое магичество, — Мэль легко хлопнул его по плечу. — Можно подумать, в первый раз Силу теряешь. Сам знаешь, еще несколько дней — и все вернется.
— Знаю, — согласился Арон, не торопясь объяснять полукровке настоящую причину задумчивости. — Знаю, но не помню. А это совсем иначе.
Мэль помолчал.
— Ребята скоро вернутся, — сказал после паузы. — Хочешь поговорить с ними?
— Нет, — Арон в последний раз окинул взглядом дворец, который его предшественник отнял у рода Таш-Авит. — Нет, но я собираюсь послушать ваш разговор.
Ребята Мэля, конечно же, оказались оборотнями, и, конечно же, в глазах каждого горел лунный огонь.
"Янтарноглазые", — вспомнилось Арону, — "иррау", так называли этих полулюдей на севере. В далеком детстве матушка рассказывала ему сказку, которая была на самом деле эхом истинной истории. Однажды, говорилось там, в страшную ночь Передела к одному племени пришел юный бог, не назвавший имени, и предложил сделать так, чтобы не умирали от голода дети, не уходили добровольно в зимнюю стужу еще живые старики. Предложил им стать лучшими среди всех охотников, обрести нюх, ловкость и быстроту зверя. А когда люди спросили, в обмен на что он даст им это, бог лишь засмеялся и сказал: плата ничтожна, отдав ее, они даже не поймут этого. И они действительно не поняли. Ни они, ни их дети, ни дети их детей...
Так рассказывала его мать, дочь жрицы и внучка жрицы. А когда сын спрашивал, что именно они, эти люди, принявшие дар бога, потеряли, смеялась и говорила: "Спроси у них, если встретишь, от чего отказываются, становясь полулюдьми, поскольку я этого не знаю".
Жаль только, она никогда не упоминала, кем становятся те, кто принимает дар Темной магии.
Арон слушал молча, не вмешиваясь в разговор полукровки и оборотней, лишь иногда скользил взглядом по незнакомым лицам. Слушал про жизнь столицы, про ту ее часть, которая известна тайным службам императора, и про ту, о которой они не должны подозревать. Про нелюдей, скрывающихся под человеческими масками, про полулюдей и про обычных смертных. Про надменных эльфов, про Народ Песков, впервые со времен Первого Императора приславших посольство в Эверград. Просто слушал, слишком опустошенный, чтобы испытывать какие-то эмоции.
Наступила ночь.
Крупица за крупицей возвращалась магия. Крупица за крупицей — вспышки огня, власть над водой, землей, воздухом. И тьма. Нет, не так: Тьма. Обладание ею было самим сладким, самым желанным; и Арон метался на широком ложе, пойманный между сном и явью, не в силах вырваться и уже не желая этого. Сперва — лишь способ выжить, нежеланный дар, теперь...
Потом сон победил, принеся на крыльях обрывок не то сказки, не то воспоминания:
Глаза чужака залиты чернотой, словно дегтем, по самые ресницы. Ни радужной оболочки, ни зрачка, — там, откуда он явился, в них нет нужды.
— Радуйся, маг, — голос чужака гулко катится по пустынному прибрежному гроту, по затерянному храму сгинувшего морского божества, храму, с некоторых пор принадлежащему божеству новому. — Радуйся!
Маг молча кивает, принимая древнее приветствие, теперь сохранившееся лишь в самых затерянных уголках мира, но не отвечая тем же. Радость — он не желает никому делить с ним это чувство. Не желает, а потому молчит: ведь здесь все слова имеют силу, имеют власть над реальностью.
Черноглазый кланяется в пустоту грота и делает шаг в сторону, растворившись в тенях. Маг скользит взглядом по остаткам таящего эррэ вестника — не рожденного, а созданного, по игрушке бога — и отворачивается. Однажды он тоже сможет создавать собственные игрушки — так же походя ломать их и воссоздавать вновь. Из пепла, из воды, из тьмы.
Однажды.
А пока он должен предстать перед богом, которому обещал служение, посмотреть в его вечно изменчивый лик, взять глоток его мудрости и горсть его страха.
Стены грота раздвигаются, растут, узкая щель неба становится еще меньше, отодвигается, исчезает. Меркнет неяркий солнечный свет, возвращая власть тьме. Нет, не так — Тьме. Маг улыбается: Тьма — его сестра, самая верная возлюбленная, самый драгоценный дар. Магу повезло с богом — бог тоже любит Тьму...
Тьма продолжала смотреть на Арона, даже когда он проснулся; тянулась к нему, в самую глубь души, шептала: "Вот она я, здесь, рядом, только протяни руку", — а потом ускользала, прячась в тенях. И даже солнце, яркое летнее солнце, не могло ее прогнать. Или не хотело. Они, казалось, были заодно: яд солнечной гидры в его крови и сладкая ложь Тьмы — в ней же. А Сила возвращалась, все быстрее и быстрее.
Глава 29
— Ты чего это с утра такой мрачный? — удивился Мэль, сам сияющий довольством жизнью. — Вроде не случилось ничего?
— Не случилось, — ответил Арон, мысленно добавив: "Кроме того, что я теряю себя, совсем ничего".
— Ну и отлично, — полуэльф выложил перед магом несколько свитков. — Вот, частью отчеты, частью письма, доставили сегодня.
Арон молча кивнул, глядя на бумаги, но не испытывая желания их читать.
— Мне интересно, — без всякого перехода продолжил Мэль. — Эти сихха из императорского дворца. Как ты с ними справился?
— Не знаю, — маг пожал плечами.
— То есть не хочешь говорить, — сделал свой вывод полукровка, не обидевшись. — Впрочем, у тебя в запасе всегда имелись разные трюки. Но одолеть сихха — это действительно нечто, можешь гордиться.
— Я горжусь, — без всякого чувства согласился северянин.
— Куда ты их дел? — продолжил Мэль.
Арон промолчал.
— Я к тому, что император опять прислал гонца, — пояснил полукровка.
— Скажи: я еще раздумываю над условием, и отошли. И сам, будь добр, исчезни.
— Ты действительно способен их вернуть? — Мэль избирательно не услышал последней фразы мага.
— Не знаю, — Арон красноречиво посмотрел на управляющего. Указал глазами на дверь. Вновь перевел взгляд на полукровку, и несколько секунд они играли в гляделки. Затем Мэлю надоело:
— Скучный ты сегодня, — сказал он со вздохом. — Ладно, сиди один, твое магичество.
* * *
*
Это был волшебный день, сияющий, солнечный, благословленный богами. День, когда хочется жить и любить, радоваться просто тому, что ты есть на свете.
Мэа-таэль оглянулся на открытое окно хозяйских покоев и покачал головой: происходившее с Ароном никак не подходило этому летнему дню. Вообще ничему не подходило.
Маг начал меняться, когда потерял память, но кровь солнечной гидры в нем что-то сломала. А может, не кровь, а временное лишение Силы. А может, и не оно даже, а нечто третье. Слишком скрытным был Арон, слишком хорошо умел прятаться за масками холодности и безразличия. Наверное, только один Мэа-таэль и знал, какой кипящий котел скрывается за внешним равнодушием Темного. Как, например, этой весной, когда девчонка ар-Кормов сумела его задеть. Как заледенели глаза мага перед тем, как он заперся в подземелье и начал творить волшбу.
Да, красиво тогда получилось. Полуэльф даже съездил посмотреть на многонедельный ливень и серых чудовищ в каменных панцирях, что навели ужас на графство ар-Кормов. Красиво!
Может, и в этот раз все окончится примерно так: вернет Силу, сотворит дикое колдовство, после которой его именем начнут пугать детей не только на севере империи, но и в остальных ее частях? И успокоится?
Окно покоев мага стояло открыто, легкий ветер шевелил полупрозрачные занавеси, изнутри не доносилось ни звука. На миг почудилось, что в проеме промелькнуло темный, плохо оформленный силуэт или дымовое облако. Промелькнуло и пропало, сколько бы полукровка не вглядывался.
Явилась мысль — вернуться и проверить, все ли в порядке. Но Арон был не в духе, злить его еще больше не хотелось. Пару минут полукровка постоял у дома, вслушиваясь, всматриваясь. Но все было тихо и спокойно.
* * *
*
Когда Арон очнулся, стояла глубокая тишина. Северянин подошел к окну, отдернул паутинную занавеску. Небо сияло звездами, но луна уже клонилась к горизонту — значит, что-то разбудило его в самой середине ночи. Не что-то, кто-то. Он все еще слышал чужой шепот на краю сознания, просьбу о встрече. Внутренний голос молчал, не видя опасности.
Маг шагнул к двери, но потом заколебался. Зов шел не снаружи — изнутри комнаты. Из...
Арон сделал по комнате несколько кругов, как потерявшая след гончая. Отзвук чужого голоса еще слышался на краю сознания, но эхо его разошлось по пространству неверными отражениями в зеркальных осколках. Ну конечно — зеркало! То самое, на одну ночь превратившее его в Венда.
Северянин достал вещицу из кованого сундука, снял шелковое покрывало, повернул к себе. Сперва гладкая поверхность казалась непроглядно черной, как безлунная, беззвездная ночь. Потом внутри шевельнулись тени, обретая подобие человеческого лица, словно зеркало вспомнило свою обязанность отражать. Оформились черты, впадины черных глаз, два узких ритуальных шрама очертили широкие скулы... Арон почти не удивился, осознав: вместо себя он видит чужака, и более того — клановца, лучшего воина из покупаемых за деньги.
"Мое почтение, господин", — шевельнулись узкие бесцветные губы человека в то время как слова прозвучали прямо в голове Арона.
— Приветствую, — ответил северянин вслух, усилием воли подавив моментально возникшую панику. Подобный способ общения мог дать клановцу доступ к его воспоминаниям, при том, что Тонгил-нынешний представления не имел, как защитить себя, кроме как выронить-отбросить-перевернуть зеркало.
Но спасительная идея появилась почти сразу — и перед мысленным взором мага взметнулась огненная стена, отделяя внешний слой слов-мыслей от глубинной памяти. Огонь ощущался почти физически, но не обжигал — точно как магическое пламя, которое можно было, пожелай он того, носить в ладонях.
По лицу чужака прошла судорога боли.
"В этом нет необходимости, господин, я не пытаюсь проникнуть в ваши тайны", — произнес он с укоризной. Арон не отреагировал. Большая часть его сил уходила сейчас на необходимость поддерживать магическое пламя. Это оказалось утомительней, чем заставить пылать настоящий огонь.
— Для чего ты вызвал меня? — спросил северянин.
Чужак нахмурился, но возражать дальше не стал.
"У меня плохие новости о вашем сыне, господин", — проговорил он с прежней почтительностью в голосе.
Арон сумел сдержаться и не вздрогнуть, но контроль над мыслями оказался слабее, чем над телом: огонь с ревом взметнулся выше, пытаясь перейти в реальность. Чужак отшатнулся, инстинктивно вскидывая руку, чтобы защитить лицо от пламени. Арону показалось, что красная пелена действительно заволокла пространство между ними — на одно мгновение. Потом все очистились.
"Мальчик жив, господин, — торопливо добавил клановец, с опаской убирая руку. — Мальчик жив и не ранен. В ближайшие дни мои люди должны отыскать его".
Несмотря на собственные уверения, клановец нервничал.
— Отыскать можно только потерянное, — холодно проговорил Арон, сожалея, что не может вытащить клановца к себе и все из него вытрясти. Сын? Могла ли речь идти о Рике? Или о другом ребенке, сыне Тонгила-прежнего от неизвестной женщины?
"Цепь несчастливых совпадений, господин! — с кажущейся искренностью воскликнул чужак. — Мы ожидали поездки в храм Каира Солнечного только через два года. Тэра Мэлгон тоже не подозревала о перемене в планах мужа. Когда в храме Темный Дар мальчика открылся, тар Мэлгон, как вы и предупреждали, попытался убить ребенка. Один из моих людей успел остановить его, но во время схватки мальчик исчез".
Тар и тэра Мэлгон — какое отношение они имели к его сыну? И... Темный Дар? У Рика или у другого ребенка его крови?
Хотя он глупец, что прежде не задумывался о подобном. Чем могущественнее маг, тем выше шансы на рождение у него детей с Даром, а Тонгил — один из сильнейших Темных этого мира.
Если речь идет о Рике, ему скоро должно исполниться десять. В прежнем мире его сыну было шесть, когда он умер. Потом три долгих года Арон искал возможность отомстить некроманту, убить врага, а не просто бездарно погибнуть самому, как иные безымянные мстители... Здешний Тонгил — виделся ли он когда-нибудь с ребенком или лишь получал доклады от тайных слуг, подобных этому? Знал ли мальчик, кто на самом деле его отец?
Вопросы жгли человека изнутри, но задать их клановцу он не мог. По крайней мере, прямо.
— Мне нужен подробный отчет, — приказал Арон, чувствуя, как знакомый внутренний холод стягивает лицо в бесчувственную маску. Тьма осторожно коснулась разума, предлагая Силу, и он принял, позволив ей напитать огненную стену, горевшую на границе сознания. — Говори.
