↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Журналисты не отдыхают
Циничный и беспринципный раздолбай-журналист оказывается в апреле 1917 года в Петрограде. Он не собирается спасать Россию . Но журналисты не отдыхают. Остается ввязаться в игру...
Часть 1. Дурдом семнадцатого года
Журналисты не отдыхают 1
Часть 1. Дурдом семнадцатого года 1
Вот уж дела, сажа бела 1
И проснулся после пьянки 2
Простая классовая война 2
Тут различные встречи случаются 2
Как меняют историю 2
Точка поворота 2
Особое задание 2
Огонь на поражение 2
Мы с тобой пройдем по кабакам 2
Деревенское веселье 2
Просто рано поутру в стране произошел переворот 2
Мы мирные люди. Но наш бронепоезд... 2
Как стать настоящим попаданцем 2
И не пересечь горизонт.
Но — хочешь не хочешь — иди!
(Юрий Кукин)
Вот уж дела, сажа бела
Утро началось гнусно. Дело в том, что вчера я попал под фуршет. А это — немногим меньше тяжело, чем попасть под поезд. В общем, состояние у меня было очень хреновое. А тут ещё халтурой надо заниматься. Дело в том, что в одной очень известной и навороченной питерской FM радиостанции возник раздрай и раскол. Она раскололась на две. Вот одна из половин и наняла меня, чтобы обгадить вторую. Я приперся, чтобы уточнить подробности. Разумеется, опохмеляться перед работой я не стал — так что настроение было ужасным. А тут ещё моя собеседница была явно дамой из богемы — она в самом деле верила, что её сторона — правая. Так что она пачкала мне мозги долго и упорно. А ведь мне-то какая разница? Если бы меня наняли её противники — я бы работал на них.
Но, наконец, я в жутком раздражении выполз на улицу Жуковского, а ней вышел на Литейный в размышлении, где бы выпить.
И тут... Послышался крик:
— Эй, журналист!
Я поглядел на кричавшего. Это был здоровенный длинноволосый мужик в кожаной куртке. Я его знал. Серега был весьма известен в художественной среде и носил кличку Полярный Лис. А иначе... Вы поняли, как его звали. Он являлся специалистом по художественной обработке металла. И изготавливал и в самом деле потрясающе красивые вещи. Но при этом кузнец — он и есть кузнец. Тем более, что Серега срочную службу отбывал в ВДВ. Так что если случается выпить, набить кому-нибудь морду или пройтись по бабам, то он в этом деле был всегда первым.
— Что делаешь? — Спросил Сергей после рукопожатия.
— Да вот думаю, где сто грамм выпить. Пошли?
— Сто грамм — это хорошо, но недостаточно. Пошли со мной, сегодня в "Поллитре" открытие выставки моего друга. Там и выпьем, а заодно, может, ты что-то и напишешь.
"Поллитра" — это художественная галерея "Палитра", которая находится на Литейном, возле Невского. Там вообще весело. А уж если в вернисаже участвуют дружки Сереги — то мало водки точно не будет.
На торжество мы опоздали. Точнее — пришли в самое время, когда кончились торжественные речи и все стали бухать. Я набулькал себе водки, добавил грейпфрутого сока и решил поглядеть-таки картины. Всё-таки я не алкоголик, а журналист.
В первом зале мне ничего не понравилось. Нет, всё-таки Никита Сергеевич Хрущев был прав, обозвав авангардистов "пидарасами". Меня авангардные ляпы достали уже по самое не могу.
А вот дальше... Это были небольшие картины, размером примерно в А4, выполненные в реалистической манере. Художник явно был большим мастером. Но изображал он Санкт-Петербург начала ХХ века. Причем, в основном, тогдашние рабочие районы. Я даже узнал одно место на Выборгской стороне. Произведения были блестящими.
Но при этом картины были очень мрачными. От них веяло какой-то угрозой.
— Ну как тебе картинки, журналист? — раздался голос из-за спины.
Я обернулся и увидел Серегу с пластиковым стаканчиком, а рядом с ним — парня обликом "а-ля Билл Гейтс".
— Блестяще. — ответил я.
Сергей показал на своего спутника.
— А вот это Антон, он автор.
Я пожал ему руку и сказал:
— Ваши картины мне и в самом деле очень нравятся. Атмосфера схвачена. Вот ведь кажется — сейчас из-за угла выйдет отряд красногвардейцев...
— О! вот за что я тебя люблю, что ты, в отличие от других журналюг, понимаешь толк в искусстве, — заорал Сергей, — пойдем в соседний зал!
Он подхватил меня под руку и потащил в следующий зал. Там были так же картины Антона. Одна была куда больше, чем остальные. Вот к ней-то меня Серега и тащил. На полотне были изображены пять молодых парней, одетые как рабочие начала ХХ века. Они стояли на какой-то улице, явно на рабочей окраине. На руках у них были красные повязки, а на плечах — карабины. В небе, в пролете улицы, поднималось яростное багровее солнце. А смотрели эти ребята очень пристально... Вроде как — тебя сейчас пристрелить или пока поживи? Я подошел поближе и увидел название картины: "Солнце за нас".
— Сильно... — оценил я.
— Вот как надо товар свой продвигать! — начал шуметь уже явно нетрезвый Сергей. — Авангард уже всех достал. Да и всякая белогвардейщина — тоже. А вот он... Говорили, одна деятельница, демократка, блин, уже устроила истерику, требуя закрыть выставку. А у него выставка только началась, а две картины проданы!
— Да дело не в том. Я и в самом деле так думаю, — сказал Антон.
Ну, а дальше, как водится, началась пьянка. Так уж вышло, что мы зацепились языком с Антоном, и сели с бутылочкой водки в углу местного заведения. Антон меня очень заинтересовал. Дело в том, что художники обычно крайне невежественны во всем, что не относится к их житейским делам. Хуже их только джазовые музыканты. А вот Антон был исключением. Он много читал книг по истории России начала ХХ века. И явно по взглядам был "красным". Я тоже много читал по этой теме. Но никаких особых взглядов на историю Гражданской войны у меня не было. Красные были героями. Белые были героями. Махновцы были героями. Чтим память всех. Тем более, хрен там поймешь, кто за кого воевал. Как мне в одной сибирской деревне дедок с вершины сопки на местности показывал тогдашнюю обстановку:
— Вон там были белые, вон там красные, а вон там наши...
В итоге "наши" скорешились с большевиками и раскатали белых. Но ведь могло и наоборот выйти?
Но Антон был убежденным человеком.
— Вот ты представь, сейчас идиоты говорят о том, что Корнилов мог бы победить. Да как бы он победил, если большевики его формирования распропагандировали? Да, может он мог бы взять Петроград. Но войска распропагандировали бы потом. Он хотел устроить диктатуру. Но кишка у него была тонка.
Я вспомнил своего деда, который защищал Сталинград и брал Кёнигсберг. А он был членом ВКП(б) с 1917 года. Да уж, против таких людей у Корнилова шансов не имелось.
Всё вышло как всегда. Мы переместились на Загородный проспект, то ли в квартиру, то ли в мастерскую. Антон куда-то исчез. А обстановка вокруг была уже сильно веселая. Зайди сюда свежий человек, так он был и не понял, кто тут веселится — художники, бизнесмены или сантехники. В общем, я решил по-тихому свалить. И вышел на лестницу. Когда я спускался, на глаза попалась открытая дверь. Нет, чтобы пройти мимо, но журналиста всегда тянет на приключения. Я заглянул внутрь. Квартира была явно не находившийся в процессе ремонта, но не была она и бомжатником. И тут я наступил, вот уж выпивший дурак, на фиолетовую тень на полу. А дальше — полный отруб.
И проснулся после пьянки
Я открыл глаза и обозрел окрестности. Надо мной был потолок — это уже ничего. Значит, не в садике вырубился. На стене были обои — значит, не в ментовке. Тоже хорошо. Но вот обстановка... Это был типичный "мещанский модерн". Я в этом деле понимаю, у меня недалеко от дома есть мебельная комиссионка. Я туда нередко заходил. Так вот, все находившиеся в комнате предметы, казалось, вышли из неё. Блин, что я, дрыхну в декорации для какого-то фильма о начале ХХ века? Я вытащил из-под одеяла руку и совсем офигел. Это была не моя рука! Для начала — я в последние несколько лет отдыхал в северных территориях нашей страны. А тут рука была покрыта тропическим загаром. Но это бы ладно. Я видел здоровенную руку человека, который явно с детских лет занимался тяжелым физическим трудом. А я-то, честно говоря, таковым занимался лишь в стройотрядях. А в последнее время только мышку двигал. Перевернув руку, я увидел следы мозолей. Такие бывают только у рабочих.
Я выскочил из койки — и тут понял, что одет в белье, которое не носил после армии. Но размышлять об этом было некогда, я метнулся к зеркалу. М-да. На меня смотрела мрачная морда. Я-то сам шатен, особо внешне ничем не примечательный. А тут на меня глядел брюнет с пронзительными зелеными глазами. Морда такая, что в темном переулке я бы с ним не хотел повстречаться. Правую щеку моего отражения украшал рваный шрам. Такие остаются, когда зашивать рану приходится уж в очень полевых условиях. И эта рожа была покрыта тропическим загаром.
Попал... Я ринулся к окну. Благо, в комнате был эркер или фонарь — ну, в общем, что-то выдающееся из корпуса дома и позволяющее осмотреть местность.
Так. По крайней мере, я в Питере, и, возможно, в той самой квартире, в которую черт меня занес. Вдалеке виднелся памятник декаданса — "башня любви", расположенная на Пяти углах, своим видом напоминающая... Именно это и напоминающая. А что ещё? На Загородном — трамвайные рельсы. И опоры силовых проводов. А на соседнем доме реклама — "Петровъ и сынъ. Ситецъ"*. Для подтверждения обстановки по улице, весело звякнув, проехал трамвай. Такие я видал, и даже на них ездил на разных питерских праздниках. Итак? Трамвай запустили в Питере в начале ХХ века. Революционных реалий на улице не видно. Значит, я в начале века?
(*В дальнейшем все цитаты я буду приводить в современной орфографии)
Для начала я осмотрел костюм, аккуратно висящий на стуле возле кровати. Обычный такой костюм черного цвета. Тут же имелась белая рубашка, которая расстегивалась только до середины груди и нечто вроде длинной узкой ленты, которую этот тип, в тело которого я угодил, видимо, таскал вместо галстука.
Возле кровати стояли ботинки. Они очень напоминали "вибрамы", в которых я в молодости ходил по горам. Да, и судя по всему, мой предшественник тоже их не для понта купил. Очень характерные царапины свидетельствовали, что товарищ в горах бывал.
Я натянул штаны и уселся поразмышлять. Но тут в дверь раздался стук. И тут мой новый организм отреагировал очень весело. Рука метнулась под подушку и выхватила пистолет.
— Кто там?
— Так вы ж, господин, как вчера изволили приехать, велели газет купить и прямо с утра вам доставить.
Я сунул пистолет обратно и открыл дверь. На пороге стоял халдей. Они всегда одинаковы, в каком веке не живешь. Он мне протягивал пачку газет, а в другой руке держал кучку монет.
— Вот, купил, как вы приказали, а вот сдача.
Я нашел в кучке серебра монету и дал ему. Видимо, дал много, поскольку халдей расплылся в улыбке.
— Если что надо, так вы ко мне обращайтесь, меня Петром зовут.
Вот времена меняются — а халдеи те же. Во всех местах, где я бывал в командировках, они предлагали решить вопросы, "если что надо". Под "надо", разумеется, понимались девки. Эта общность гостиничных служащих как-то меня успокоила. В конце-то концов, тут тоже русские люди живут.
Едва дождавшись, пока закроется дверь, я поглядел на газеты. Первая была "Петроградские ведомости" от 15 апреля 1917 года.
От, это я угодил! Хотя, во всем есть и свои положительные моменты. Сейчас в стране полный бардак. Господа демократы разогнали Охранное отделение и жандармский корпус. Так что вряд ли кто-то заинтересуется тем, что я очень отличаюсь от аборигенов. Это ведь в книжках "попаданцы" оказываются хоть во времена Петра Великого, хоть князя Ярослава Мудрого — и всюду канают под своих. На самом-то деле даже в этом времени я чужой человек. Не так говорю, не так двигаюсь — да много чего. Это я заметил по реакции халдея. Но сейчас ко мне прикапываться явно никто не станет. Уже плюс.
Итак, что мы имеем? Я попал в чужое тело. В книжках писали, что там можно покопаться и найти чужой разум. Но как я как я не старался, ничего, кроме собственных воспоминаний я не обнаружил. Однако, от товарища, в которого я внедрился, что-то осталось. Это реакции. И они мне очень не нравились. Они принадлежали явно не самому законопослушному человеку. В самом деле, кто на автомате при стуке в дверь выхватывает пистолет? Тот, кто живет за гранью закона. Революционер или крутой уголовник типа бандита. Но революционеры всех статей в это время были самыми почетными людьми. Уголовник? Так ведь господа демократы вместе с Охранным развалили заодно ещё и Сыскное отделение. Так что опасаться мой клиент мог только иных уголовников. Вот это мне очень не нравилось.
Но ладно. Что вышло, то вышло. Для начала я полез под подушку и достал пистолет. Это была самозарядная машинка калибром примерно девять миллиметров. А, на стволе написано "Colt". И тут я вспомнил. Я читал об этом пистолете в Интернете. Это же Кольт 1911 года! Который в армии США был на службе до середины 80-х годов ХХ века. И из которого стреляли друг в друга братва Аль-Капоне и прочие американские бандюганы эпохи "сухого закона". Руки автоматически вынули и вставили обойму. Я ЗНАЛ, что смогу этот пистолет разобрать и собрать.
Кроме того, под подушкой обнаружился бумажник. Что меня тоже не грело. Подобные вещи прячут под подушку люди, часто ночующие там, где ценным вещам могут "приделать ноги". Кстати, там же имелись и наручные часы — здоровенные, размером с компас, который я когда-то носил на руке в туристских походах.
Но с часами ладно, поглядим бумажник. Только теперь я осознал, почему у блатных на жаргоне он называется "лопатник". В самом деле — потертое кожаное изделие имело размер примерно с рабочую часть саперной лопатки. А что там у нас? В одном из отделов я увидел ксиву. Блин, я ещё и янкес! Ричард Блэк. 1895 года рождения. Хотя, может, это и липа. Ну, хоть английский я знаю хорошо. Тут же лежала журналистская корочка на то же имя. На ней была моя нынешняя морда и документ свидетельствовал, что я являюсь корреспондентом газеты "Solidarity", штат Техас, город Даллас.
А вот это знак судьбы. Такую газету я знал. Дело-то в чем? Я вырос без отца, который свалил из семьи вскоре после моего рождения. Нет, мужиком он был порядочным и честно платил алименты. И даже помог мне поступить на журфак, что в начале восьмидесятых было совсем не просто. А мама, являлась очаровательной женщиной, которой возраст только украшал. В начале девяностых она на какой-то научной тусовке встретилась с американцем. У них началась любовь-морковь. Да и время было для ученых сами знаете какое. В общем, мама отъехала в город Даллас. Меня тоже звали, но я решил, что в Америке хватает и своих журналистов. Ну, а в гостях в славном городе Далласе я бывал. И там у моего отчима имелся друг, Ричард. Он увлекался историей родного края. И, разумеется, был очень рад встретить нового человека, которому можно поездить по ушам. Чего от янкесов не отнимешь — это добросовестности. Если уж они взялись занимаются какой-то проблемой — то изучают её всерьез. У них либо человек о чем-то вообще ничего не знает, либо знает об этом всё. Полузнаек, характерных для нашей интеллигенции, а ещё более — для завсегдатаев интернет-форумов, я в США не встречал.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |