Охота выдыхалась. Партия вышла из деревни еще рано утром, чтобы быть на пастбище бизонов не позднее полудня, но сильнейший ледяной дождь сыграл с охотниками злую шутку и сильно замедлил продвижение. В результате к пастбищу они выдвинулись только к Часу Козы, много позже, чем следовало.
Но если бы это было их последней трудностью! Когда охотники, усталые, мрачные и промокшие до нитки, волоча ноги, выбрались на покрытое тающим льдом поле, оказалось, что бизонов уже кто-то отстрелял. Только их железные каркасы высились среди изрытой земли и переломанных берез, на обгоревших боках тускло поблескивали хлопья снега.
Конечно, все бизоны были уже дочиста выпотрошены: ни линз, ни проводов, ни сердец — главной ценности — в них уже не было. Грозные машины, когда-то полные ценных ресурсов, высились теперь бесполезными грудами хлама.
И мародеры все еще были здесь — с полтора десятка падальщиков медленно перемещались по полю, то и дело приникая к изувеченным корпусам, словно пытаясь выжать из них еще хоть немного металла, хоть каплю огнежара. Шевелились антенны на уродливых холках, дисковые пилы на жвалах сыпали искрами, расчленяя беспомощные конечности из нержавеющей стали. Те скрипели, визжали, но поддавались туго. Вероятно, этим и объясняется тот факт, что, увлекшись богатой добычей, охотников они заметили не сразу.
— В бой! — скомандовал Иркут, командир охотников, срывая с плеча лук. Обменянный когда-то у Карха, он мог стрелять огненными стрелами, наносящими дополнительный урон. Артек, самый младший из воинов, заторопился, разматывая завязки на своем колчане.
Падальщики сориентировались быстро. Первые несколько стрел попали в медленные цели, выбив искры из полированного металла, а одна машина захромала и потеряла скорость — твердоконечная стрела перебила маслопровод. Но дальше дело пошло хуже — твари резко сократили расстояние, отделяющее их от охотников, и пилы на их вытянутых мордах попробовали человеческой крови.
Дальше пошла кутерьма: отступление к опушке как-то плавно перешло в полдюжины схваток один на один (полдюжины, потому что Иркут и еще несколько опытных воинов сумели организовать правильную оборону и, стоя спина к спине, крушили вьющиеся вокруг машины). Но остальным приходилось солоно: Артека уже дважды сбили с ног и один раз чувствительно рванули за бок; он все еще удерживал копье, но понимал, что следующая встреча с падальщиком станет для него последней.
Вдруг что-то изменилось. Послышался приближающийся стук копыт, в воздухе призрачным голубым светом замерцала давно, казалось бы, отброшенная надежда, словно свежий ветер подул с гор. "Охотница... она все-таки пришла!" — послышалось чье-то восклицание. Артек поднял взгляд.
По заснеженной равнине летело, едва касаясь земли, странное видение. Девушка с ярко-рыжими волосами и развевающимся за спиной красным плащом восседала на мощной рогатой машине (горный ленторог — каким-то задним отделом сознания вспомнил Артек). Машина легко перебирала ногами по мокрой траве и не выказывала враждебности, наоборот, повиновалась легчайшим движениям колен неведомой воительницы, направляющих ее в самую гущу битвы.
Сама девушка тоже не оставалась равнодушной к происходящему: в руках у нее был огромный дальнобойный лук, из которого она умудрялась выпускать по три стрелы за раз — и каждая находила цель. Сомнений не было — им на помощь и впрямь пришла легендарная защитница людей, из последних сил пытающихся выжить в этом жестоком и яростном мире.
Падальшики получая удар за ударом с тыла, засуетились и попытались перегруппироваться, но Охотница, выпустив последние стрелы, плавным и стремительным движением забросила лук за спину, выхватила огромное копье и вскочив на ноги — это на спине у ленторога-то! — гигантским прыжком преодолела разделяющее их расстояние.
В этом было что-то необыкновенное, эпическое — точно как рассказывали истории из былых времен старожилы в деревне. Летящий в воздухе огромными крыльями плащ, сверкающее на чудом показавшемся из-за туч солнце бритвенно-острое лезвие, растрепанные от долгой скачки волосы... и это выражение на ее прекрасном (хоть и чуточку курносом) лице — сосредоточенная радость и уверенность, что все будет именно так, как должно быть. Так, как нужно для победы.
Она приземлилась точно на спину одному падальщику, с размаху воткнула копье ему в спину (тот заискрил и неловко завалился на землю), тут же прыгнула снова, оттолкнулась ногой от дерева, с разворота срубила голову еще одному, хищно развернулась, сделала глубокий выпад — и последняя машина, разливая огнежар из перерубленных труб, пала.
Никаких маневров, никаких отвлекающих ударов. Три экономных движения, всего три — и битва закончилась.
Обалдевшие люди медленно опускали оружие. Сердце у Артека колотилось, будто перед ним был дух Праматери, а не обычная человеческая девчонка — да-да, девчонка, ведь ей, судя по всему, вряд ли было намного больше, чем Артеку! Ну, пускай на самом деле и не совсем обычная, но...
— Привет, ребята, — буднично поздоровалась она. Засунула копье в чехол, мельком оглядела на поле боя, поморщилась, увидев следы крови. — А я тут ехала мимо, смотрю — вас эти мерзкие гиены треплют. Дай, думаю...
— Охотница! — заголосил кто-то, и нестройный хор подхватил славословие. — Да снизойдет на тебя благоволение Праматери! Ты снова спасла своих нерадивых учеников!
Девушка снова нахмурилась, уже сильнее.
— Никаких "Охотниц". Меня зовут Элой. И это, парни... далеко ваша деревня? А то я с вечера на голодном пайке, и жрать хочется просто невыносимо.
* * *
Ко всеобщему удивлению, падальщиков Элой обобрала собственноручно, быстро отрезав и открутив все полезное — и тут же предложила отдать половину охотникам.
— Мне эти искровые разрядники, дурацкие кабели и прочий ширпотреб сейчас без особой надобности, — непонятно пояснила она, — только место занимает. А вот мяском я бы у ваших торговцев затарилась, да и расходные что-то убывают просто невыносимо быстро...
Она бросила оставшиеся детали в массивные мешки, притороченные к бокам ленторога. Взлетела в седло быстрым движением.
— Но-о, Фердинанд!
— А почему Фердинанд? — Артек все-таки смог выдавить из себя один вопрос, когда они уже приближались к деревне. Над крышами плавал легкий синеватый дымок, знак того, что нападений машин не было, и дела обстоят благополучно. Элой весело взглянула на него сверху, и парень стушевался. Не пристало мужчине проявлять робость, но речь-то об обычных девушках, а это же Охотница... Сама Охотница заглянула в их скромное поселение.
— Я даже не знаю... — на носу у Элой перемигивались рыжие веснушки. — А почему бы не Фердинанд? Я так зову всех своих скакунов, легко запоминается.
— В каком смысле... всех? У тебя их много?
— Сейчас один. Но время от времени их убивают или ранят, и тогда я приручаю нового. А имя оставляю прежнее. Каждый раз придумывать что-то заново — никакого воображения не хватит, верно?
— Приручаешь, — повторил Артек. С сегодняшнего утра он увидел и узнал столько, что уже почти разучился удивляться. — Но как?
— Хм-м, — Элой пощелкала в воздухе изящными пальцами. — Помнишь мое копье? На древке с обратной стороны установлен... один амулет, который я сняла когда-то с убитого захватчика. Видел их?
Артек поежился и кивнул. Стремительные паукообразные машины многие годы были настоящим бедствием этих мест, сводя с ума и натравливая на деревни ранее мирные машины. Кстати, в последние месяцы они что-то не появлялись. Неужели...
Он спросил.
— Да, да, — нетерпеливо кивнула Элой. — Я немножко настучала им по головам, так что сейчас у этих тварей большие проблемы. В общем, блок, стоящий у них внутри, позволяет приручать почти любые машины, делать их дружелюбными, чтобы они защищали меня, а не своих собратьев. Лентороги, конечно, не слишком опасны и сами по себе, а вот камнегрызы или, скажем, громозев...
Артек сглотнул. Про этих существ он только слышал — то были чудовищные и непобедимые левиафаны, от которых сотрясалась земля. Никто из окрестных деревень не мог похвастаться тем, что победил хотя бы одного. Лишь в Меридиане, рассказывали, имелась Охотничья Лига, где собирались самые опытные воины, но выходит, что еще более умелая воительница ехала прямо сейчас, рядом с ним...
— Ты убивала громозевов?
— Убивала, приручала, натравливала друг на друга... для этого пришлось, конечно, хлебнуть немало дерьма в котле Дзета, но результат того стоил, дружок.
— Я не понимаю...
— Это нормально, не забивай себе голову. Слушай... ты парень смышленый, распорядись там лучше насчет обеда, а то мой желудок уже бурчит, как разъярённый лиходей.
Артек опрометью бросился вперед. Охотница дала ему поручение! Охотница верит в него!
— Всегда бы так, — довольно проворчала Элой три четверти часа спустя, чуть ли не полностью засунув голову в котелок с густым мясным варевом. Артек сидел рядом с ней у костра и не уставал удивляться — как все это помещается в такой невеликой на вид девушке. С другой стороны, если вспомнить небрежная лихость, с которой она расправлялась с падальщиками — и это ведь наверняка не первый ее бой за день...
— Третий, — сказала Элой, когда котелок опустел окончательно, а костер начал самую малость прогорать, распространяя вокруг ровное приятное тепло. Солнце уже ощутимо кренилось за окоем, из-за дальних гор мерцало, разгораясь, какое-то дымное зарево. — Рано утром на мою ночевку набрел какой-то слишком беспокойный пилозуб, упокой Аид его цифровую душу, потом еще кое-что подвернулось, а уж после я набрела на вашу ситуацию.
Красные отблески костра в медленном танце двигались по лицу девушки, она говорила быстро и иногда непонятно, но, Святая Праматерь, как же Артеку нравилось ее слушать...
— Набрела? — словно бывалый охотник, усмехнулся он, отрывая зубами кусок твердого вяленого мяса. — Ты сделала нас частью своей легенды, Элой! Наша деревня никогда не забудет этого и передаст добрую весть об Охотнице дальше, в земли Карха, Банук и Озерам!
Легкая тень набежала на лоб Элой. Длинные рыжие косы качнулись, словно листья катальпы.
— Это называется "парадокс выжившего", дружище, — сказала она сквозь зубы. — И он не так уж хорош, если разобраться. Прославить спасительницу могут только те, кому она пришла на помощь. А те, кого я не смогла, не успела спасти — они ведь уже никому ничего не расскажут. Из этого получается неправильное впечатление о моем могуществе, в которое верит все больше людей... а любое вмешательство ведет к тому, что в конце концов опять получается какая-нибудь мрачная и кровавая дрянь.
— Как это?
— Ну, вот смотри: пару часов назад мы порубили на том поле чертову кучу падальщиков. Вроде бы хорошее дело! Вот только там валяется теперь две дюжины металлических скелетов, которых очень скоро найдут...
— Коршуны!
— Или другие падальщики, которых снова придется убивать. На месте пастбища бизонов образовалась площадка для выгула враждебных и агрессивных машин. И что получается в итоге? Чем больше мертвых падальщиков, тем больше живых падальщиков. Замкнутый круг, из которого нет выхода.
— Ты так здорово говоришь... — восхитился Артек. — Почти как наши Старейшины, когда рассказывают о священных Инструкциях Предтеч, только тебя легче понять. Намного.
— Будем считать это комплиментом, — подмигнула рыжая. — А Инструкции я читала, конечно, самые разные — и большинство из них вовсе не так интересны, как тебе, может быть, кажется. Предтечи — это вовсе не всемогущие божества, жаждущие передать знания своим далеким потомкам...
— Нет?
— Нет. По правде говоря, они были такими же, как мы. Ленивыми, злыми, завистливыми... только с куда более смертоносным оружием. И Инструкции их по большей части все о том же — просто заметки одиноких и несчастливых людей посреди холодного мира. О чем это должно тебе говорить, дружище?
— О том, что на самом деле меня зовут Артек?
— Приятно познакомиться, Артек — но нет. Что в жизни можно полагаться только на самого себя и ни в коем случае — не на мутные послания из далекого прошлого. Чему давно мертвые могут нас научить?
— Например, что, если не хочешь умереть, нужно стать самым могучим воином! — гордо выдал всем известную истину парень. Охотница снова проверяла его! — Когда машины в панике бегут от одного твоего приближения, ты знаешь — жизнь прожита не зря!
Элой усмехнулась.
— Давай, Артек, ты поверишь человеку, от звука имени которого машины убежали бы за самые дальние поселения Банук, если бы это кто-то прописал в их поведенческих контурах... Нет ничего хорошего в том, чтобы уметь в совершенстве убивать машины. Совсем. Ни капельки.
Артек подобрал с земли челюсть. И это ему говорит живая легенда, великая защитница людей... ну ладно, рыжеволосая подтянутая девушка, которая на его глазах за пару ударов сердца располосовала в металлолом троих падальщиков?
— Но ведь... защита людей... и слава?
— Слава? — Элой грустно покачала головой. Видимо, слова парня задели ее за живое. — Знаешь, меня с самого раннего детства учили только одному — убивать. Я много лет называлась изгоем, племени не разрешалось со мной даже разговаривать, и единственной возможностью тогда...
— Всему племени?
— Был только один человек, мой наставник. Раст. Он погиб.
— Мне жаль.
— Спасибо. Я умею убивать машины потому, что это единственное, чему меня учили год за годом... Но это не я, не то, чем я бы хотела... — она оборвала сама себя, сердито уставившись в алые угли. Вокруг уже совсем стемнело. — Что ты делаешь в свободное время?
— Что... делаю?
— Ну, ты же не ходишь на охоту два раза в день, верно? Помогаешь по хозяйству, наверное, куда же без этого — но что кроме этого? Что тебе нравится делать?
Артек смутился.
— Да так... угольки собираю, известь, иногда покупаю разную охру — красную, желтую... Потом рисую на горных склонах. Ну... пытаюсь.
— Вот! — торжествующе воскликнула Элой. Ее глаза сверкали. — Вот оно!
Она вскочила — одним быстрым движением, только что расслабленно валялась на подстилке из травы и веток, и вдруг — уже на ногах.
— Покажи мне!
— Что? — опешил Артек.
— Не делай вид, что стираешь свои рисунки, не поверю! Покажи!
Парень поднялся на ноги медленно, как будто его вели к Судилищу, словно он совершил какой-то недостойный поступок. Да отчасти так и было! Мазня красками по камням не считалась достойным мужчины занятием, а что до судьи — Элой ведь и правда собиралась оценивать его труд... Зачем он вообще ляпнул про это?
Подхватив облитый огнежаром факел, они взобрались на пологие скалы: отсюда деревня выглядела маленьким светлым пятном в неподвижном и зловещем океане тьмы. Временами эта плотная вековая тьма вспыхивала мертвенными синими огнями — там бродили машины; иногда огни становились желтыми или красными, это означало, что там шел бой. Вокруг высились горы, высокие и неприступные — их верхушки еще горели холодным золотом заходящего солнца.
— Вот... тут. — Артек указал на нечто вроде длинной каменной полки, где от дождя и снега хранились его незамысловатые картины и краски. — Это самые первые, ерунда, в общем-то... а дальше, по этой вот тропинке...
— Да, — сказала Элой. Она шла медленно, мягким охотничьим шагом, факел в руке, не издавая ни единого звука. Склоняла голову набок, глядя на корявую и угловатую еще сцену схватки человека и громадного бизона, угольно-черного на голубоватом снегу. Отходила назад, чтобы оценить безнадежность положения могучего воина, отбивающегося сразу от четырех красноглазых рыскарей. Долго стояла перед выполненным с великолепной тщательностью изображением грациозного длинношея, мудреца и хранителя здешних пределов.
— Это очень красиво, — заключила она наконец.
Артек набрал в грудь воздуха, приготовившись сказать что-нибудь взрослое и серьезное, вроде "вот как?" или "тебе правда понравилось?", или даже "благодарю, уважаемая Элой" — иначе как можно сохранить образ надменного и немного печального творца, немало повидавшего к своим пятнадцати годам; так что он набрал воздуха, развел руками, уже едва видимыми в подступившей даже на эту высоту тьме, склонил голову, как бы скромно принимая похвалу, приготовился говорить...
И не смог.
— Я видела много странных машинных чудес, — сказала Элой. Ее теплые карие глаза словно впитывали дрожащий огонь факела. — Застывших в снегах металлических дьяволов, пустынные залы, залитые горящим камнем, бездонные ледяные колодцы, мигающие нездешним светом компьютерные системы. Но все это было холодное и механическое. Безжизненное. А сейчас передо мной человеческое, самое человеческое, что только можно придумать — искусство. Прекрасное. Живое.
Спускались молча.
— Тебе нужно продолжать рисовать, — сказала девушка, когда они снова оказались внизу, среди холмов и хижин. Вечер полнился привычными звуками — за сараями кто-то визгливо ругался, где-то недовольно кудахтал индюк, пахло огнем, дымом и прокисшими помоями. — Несмотря ни на что. Тебе будет казаться, что это ни к чему, будут опускаться руки — неважно. Рисуй больше и чаще. Рисуй людей. Рисуй мир. Рисуй жизнь. Людям нравится смотреть не на то, что их окружает, а на то, как все должно быть. Ты сможешь подарить им это. Ты станешь великим художником, Артек.
Возможно, она и не произнесла этого последнего — в голове у парня шумело, внутри словно стучала тысяча молоточков, и синие сумерки казались куда холоднее, чем были на самом деле. Они снова устроились у костра — из уважения к Охотнице это место так никто и не занял — и подбросили еще хвороста.
— Ты запомнил? — Элой пытливо всматривалась в лицо юноши, так, будто от его ответа действительно что-то зависело. Костер разгорался плохо — дрова успели малость отсыреть — нещадно дымил и скрипел накопившейся в древесине упрямой влагой. Световой день зимой короток, и деревня медленно отходила ко сну, только перекликались дозорные на двух ветхих сторожевых вышках. Парень вздрогнул, очнулся и торопливо закивал.
— Да ты уже сонный совсем, — догадалась Элой. Артек хотел было возмутиться — какой же он охотник, если не может противостоять богам сна, даже после такого наполненного событиями дня! — но тут же вспомнил о словах рыжеволосой. Художник — вот его настоящее призвание. — Ладно. Доброй ночи.
— А ты?
— Посижу еще здесь. Не так уж часто в последние месяцы доставалась мне эта роскошь — спокойно расположиться у живого огня. Чаще всего приходилось жаться в каких-то отвратительных заросших мхом пещерах, коротать ночи в руинах старых городов или в огромных лязгающих котлах, где до сих пор работают чудовищные конвейеры Предтеч.
— А как они выглядят... котлы? — глаза у Артека закрывались. — Я бы... сходил туда. И убил эти... конвейры.
Девушка мягко улыбнулась.
— Лучше рисуй — убивать и так слишком много охотников. Прости за каламбур.
— Кого?
— Неважно. Спи, Артек.
Он заснул. И проснулся как обычно, с первыми лучами солнца. Из долины поднимался туман, словно бушующее море, про которое он только слышал, и утро казалось ненастоящим, вымороченным. У остывшего костра копошился седой Лунь, местный торговец.
— А где... Элой? — Артек сел и поплотнее закутался в промокшую от росы накидку. Влажная трава и напоенный туманом воздух напомнили ему о вчерашнем бою. Никудышный из него воин, рыжая вчера была права. Но была ли права в остальном?
— Охотница, молодой Артек? — прищуренные глаза торговца мигнули. — Уехала. Ни свет, ни заря.
— Совсем?
— По счастью, да. — Старик хихикнул. — Худо было бы, ускачи она по частям. На своем рысаке ужасающем. Забавная девушка. Купила у меня немного лепешек, орехов, мяса и сыра, заплатила, не скупясь. Хоть ей бы любой сколько хочешь бесплатно отдал.
— Еще бы... — парень на секунду задумался. Что-то такое она говорила вчера... — А что продала?
— Это-то и забавно. — Лунь искоса поглядел на лезущий из-за горизонта оранжевый шар. — Продала она мне, молодой Артек, шесть сердец бизонов.
Несостоявшийся охотник замер.
— Так вот кто убил их в самом начале! Вот почему она говорила, что каждое ее действие, каждая охота ведет только к новым потерям! И теперь...
Лунь подождал с полминуты.
— Закончил ли ты свою беспокойную мысль, Артек, или мне стоит еще подождать, на случай, если ты решишь что-то приобрести у скромного торговца?
Теперь оставалось только одно. То, о чем ему сказала удивительная девушка со смешным курносым личиком, печальными карими глазами и волосами, рыжими, словно пламя догорающего в темноте костра.
— Да, уважаемый Лунь. Я собираюсь продолжить рисование на скалах. — Парень на секунду задумался, затем покачал головой. — И для следующей картины мне понадобится от тебя... как можно больше красной охры!
* * *
