Евгений Лотош
Игра с ненулевой суммой
— И помните — уговор очень простой: вы проводите группу внутрь, а ваш брат остается в живых.
В первый раз я даже толком не разглядел его лицо. В полумраке моей ячейки его скрадывали тени, которые старый торшер бросал на стены. Этот торшер принадлежал Витьке. Когда пришло извещение о том, что он пропал без вести в спецоперации, я успел забрать светильник до того, как выморочное имущество опечатали вместе с его ячейкой. До войны мне не было бы нужды торопиться: я — единственный его наследник. Но то до войны. Сейчас этот торшер — последняя память о брате. О мертвом брате... как я думал до появления Шпиона.
Разумеется, он шпион. Он этого и не скрывает. На обложке открытки красуется коронованный дельфин, неофициальная эмблема Корсады. Одно только хранение чего-то подобного на Станции может привести к аресту с последующим трибуналом. И, возможно, к короткой прогулке из внешнего шлюза по законам военного времени. Продемонстрировав обложку, Шпион предупреждает мой позыв немедленно поднять тревогу, небрежным движением пальца включая запись.
— Сережка, наверняка ты считаешь меня мертвым, — знакомое лицо улыбается из мерцающего голубоватого конуса. — Прости, не мог послать весточку раньше. Меня взяли живым, и, честно говоря, я рад, что не успел прострелить себе башку, следуя уставу. Черт... как-то сумбурно все получается... — Он привычным жестом трет лоб тыльной стороной ладони. — Даже не знаю, как толком тебе объяснить. В общем, я жив и здоров и даже почти свободен, хотя формально нахожусь на попечении комитета обороны Корсады. Понятия не имею, кто конкретно передаст тебе это сообщение, но доверься ему. Просто доверься, и все будет хорошо. Во второй части я кратенько описал свои мытарства, посмотри, как будет время. Ну, пока. Еще увидимся. Наверняка увидимся.
Прощальный взмах руки, и картинка гаснет. Только тогда я осознаю, что мой палец все еще дрожит над тревожной кнопкой браслета. Я медленно отвожу его в сторону. Рука трясется. Из-за этого у меня только с третьего раза получается правильно повторить цифры подписи, все еще мерцающие над открыткой. Приходится даже понизить чувствительность поля ввода. Браслет издает тихую трель. Тема из "Полета солнечного сокола", любимая Витькина мелодия. Запись подлинная.
— Ваш брат у нас, — в холодном голосе Шпиона — ни малейшего намека на эмоции. — Он жив и здоров. Возможно, вас заинтересует тот факт, что он добровольно подписал соглашение о неучастии в военных действиях.
— Что вы хотите от меня? — мой собственный голос также на удивление бесстрастен, хотя сердце колотится, как у пойманного воробья. — Никогда не поверю, что вы просто печетесь о моих чувствах.
— Мы хотим, чтобы вы оказали нам небольшую услугу.
— Ну разумеется, — я горько хмыкаю. — У вас же есть такой замечательный заложник. И все-таки — что именно вы хотите от меня?
— Ничего особенного, — кажется, что в голосе незваного гостя проскальзывает сочувствие. Чепуха. Какое еще сочувствие в этих играх? — Для вас — ничего особенного. Вы просто должны провести диверсионную группу через третью контрольную точку.
— А, ну разумеется, — я громко фыркнул. — Основной массив генераторов нелинейной защиты. Всего-то. Мелочь. Пустяк...
— Да, мелочь, — согласился Шпион. — Сергей, у нас есть полное досье на вас. Да и ваш брат рассказал кое-какие подробности. Вы же никогда не были патриотом. Вы тихой ненавистью ненавидите правительство, втянувшее вашу страну в бессмысленную войну. Вы готовы собственными руками передушить алчных политиканов, заседающих в Сенате. Мы хотим дать вам шанс исполнить это желание.
Я лишь молча поднимаю бровь. Очевидно, мое лицо видно собеседнику немногим лучше, чем его — мне. Во всяком случае, на жест он не реагирует. Приходится переспросить.
— Все очень просто, — поясняет Шпион. — Наши страны балансируют на грани неустойчивого военного паритета. Любая соломинка способна переломить спину одному из противоборствующих верблюдов. Поверьте, у меня самого мало любви к политикам, что к вашим, что к нашим. Но если мы захватим Станцию неповрежденной и с минимальными потерями, психологический эффект окажется таким, что война закончится в течение нескольких дней. Бескровно закончится.
— Вашей победой, — пробормотал я.
— Да, нашей победой, — согласился Шпион. — Но мы дадим вашей стране второй шанс. Пройдут демократические выборы, у вас снова появится собственное правительство...
— Ваши марионетки, — сквозь зубы выплевываю я. — Хотите сказать, что они окажутся лучше нынешних ублюдков?
— Не уверен, — голос Шпиона снова сух. — Но мы тут уже ни при чем. Такова человеческая природа, а в нашу задачу ее переделка не входит. Мы всего лишь хотим завершить войну. Диверсионная группа отключит генераторы, торпедоносцы подойдут на расстояние прицельного выстрела, и Станция вынужденно капитулирует. Никто не погибнет.
— Есть и дублирующий массив генераторов, — цежу я, пытаясь скрыть смятение.
— Да, — соглашается Шпион. — Но у нас имеется копия проектной документации на системы защиты. Второй массив в одиночку не сможет экранировать залп усиленной эскадры — он проектировался и запускался задолго до того, как появились кавитонные боеголовки. И руководство Станции прекрасно об этом осведомлено.
— А если они не капитулируют? Вы ведь должны знать о приказах. Командир, сдавший врагу стратегически важный объект, все равно что покойник.
— Он окажется у нас в плену, вне досягаемости ваших безумных политиков, — усмехается Шпион. — А там и война кончится. Итак, завтра перед началом своей смены вы проведете группу через служебный вход. Автоматические турели вы отключите персональным аварийным кодом. Было бы неплохо отключить еще и детекторы энергетического оружия, но на это у вас нет прав. Войдете внутрь, введете аварийный код и дистанционно откроете внешнюю дверь. Спрячетесь в укромном месте. Все.
— А если я откажусь?
— Ваш брат у нас, — напоминает Шпион. — Мне неприятно говорить об очевидном, но если вы сдадите нас Службе безопасности, он умрет. Завтра за два часа до смены с вами свяжутся и сообщат координаты места встречи. У вас останется достаточно времени, чтобы продумать маршрут к контрольной точке. Не пытайтесь обманывать — у нас тоже есть подробные карты переходов.
Теперь я снова смотрю ему в глаза. Пустая складская ячейка освещена ровным верхним светом, и в нем видно, что Шпион уже немолод. Вокруг его глаз морщинки, в волосах сквозит седина. Полтора десятка крепких парней в комбезах ремонтников стоят и сидят возле дальней стены. За спинами — стандартные универсальные ранцы. Большой неряшливой кучей валяется сброшенная разномастная гражданская одежда. Похоже, инфильтрация на Станцию осуществлялась самыми разными способами. Оружия не видно, но я не сомневаюсь, что при нужде оно появится в мгновение ока.
Я смотрю в глаза Шпиону, а в голове медленно крутятся строчки старого-старого романса:
Предавший раз — предаст и дважды.
И у позорного столба
Поникнет грустно голова
Того, кто юношей отважным
О славных подвигах мечтал...
— Я готов, — мой голос сух и скрежещет, словно напильник по пустой консервной банке. — Пойдемте.
Шпион внимательно вглядывается в мое лицо.
— Пойдемте, Сергей, — кивает он. — Не пытайтесь геройствовать — вы умрете раньше, чем успеете поднять тревогу. Ваш браслет останется блокированным до самого конца. Будьте благоразумны, и никто не умрет.
Никто не умрет? Он лжет. Когда я открою внешнюю дверь контрольного пункта, они ворвутся внутрь. Я не могу отключить детекторы оружия, и система поднимет охрану по тревоге. Но никогда еще враг не оказывался так близко от третьей контрольной точки. Охранники попросту обленились и забыли службу. Без поддержки турелей они обречены. Да и с поддержкой — тоже. Потом умрут техники обслуги: глупо оставлять в живых тех, кто может невовремя исправить нанесенные генераторам повреждения. Маловероятно, но все же... Потом умрут диверсанты. Наверняка умрут — турели рано или поздно активируют снова, и тогда в помещениях генераторов не останется ничего живого. Потом... потом Вторая эскадра Корсады вынырнет из-под прикрытия экранов и захватит системами наведения Станцию.
...мечтал, в дремоте обмирая,
О шитом золотом седле
И гордом вороном коне,
Что нервно в удила вгрызаясь,
Его народу представлял
Героем храбрым и бесстрашным...
Генерал-полковник Троев не сдаст вверенный ему объект. Он не просто идиот, он патриотический идиот. Даже если флот Корсады умудрится точно рассчитанными залпами перегрузить и сжечь только дублирующие генераторы, не повредив остальному, генерал активирует систему самоуничтожения. Он погубит Станцию вместе со всем персоналом — восемью тысячами гражданской обслуги, тремя тысячами морпехов внутренней охраны и двадцатью тысячами флотских из экипажей базирующихся на станции кораблей. Знают ли об этом те, кто планировал операцию? Наверняка. И наверняка их устроит любой исход.
...героем храбрым и бесстрашным,
Врага разящим в пух и прах,
В столицы вражеской стенах
Вздымавшим знамя бесшабашно,
Что с ветром тянется взлететь.
— Я на это надеюсь, — неловко киваю я. Я действительно хочу, чтобы никто не умер. К несчастью, это невозможно.
Но в этом мире окаянном
Война — лишь смерти скорбный путь.
И время вспять не повернуть,
А можно лишь на поле бранном
Со всеми вместе умереть.
Когда-то в детстве я мечтал стать героем. Иногда, посмотрев очередную серию "Новых рейнджеров", я воображал, как разоблачаю злобных инопланетян в человеческих личинах и получаю за это Рубиновый Крест на помосте перед ликующей толпой. Сейчас мы идем техническим тоннелем. Здесь нет детекторов энергетического оружия. О, в Службе безопасности работают отнюдь не идиоты. Этот тоннель даже близко не подходит к жизненно важным инсталляциям. Один из тысяч и тысяч проходов в чреве Станции, давно заброшенных за ненадобностью. Но на всякий случай через каждые триста шагов здесь стоят примитивные сенсоры, реагирующие на определенные звуковые шаблоны.
Мечты в бою живут недолго.
Наивный юноша предаст
Товарищей в тот черный час,
Когда бежит, забыв о долге
И внемля страха жуткой лире...
Я резко останавливаюсь.
— Вон там, — я машу рукой в сторону темного отнорка, — через полсотни метров — выход в транспортную систему. Можно остановить любую грузовую капсулу, просто встав у нее на дороге. Автоматика работает безотказно, это регулярно проверяется. В каждой капсуле имеется ручное управление.
Я не упоминаю, что отнорок в двух местах наглухо перекрыт тяжелыми бро-неплитами. Наверняка у них есть чем пробиваться через подобную защиту.
— Спасибо за информацию, — равнодушно кивает Шпион. — Учтем.
Он не учтет. Он идет умирать и знает это. Но я не хочу его смерти. Я не хочу ничьей смерти. Я лишь хочу, чтобы эта война никогда не начиналась, и Витька с его кривоватой улыбкой снова вернулся домой с приклеевшейся к плечу очередной подружкой.
Мы не ладили в детстве. Я, щуплый очкарик, раздражал маленького крепыша, и он не упускал случая закатить мне увесистый щелбан. Потом, когда мне исполнилось десять, а ему тринадцать, он начал защищать меня в школе. Постепенно оказалось, что мы друзья не разлей вода, хотя ни разу не признавали этого вслух. Он продолжал подшучивать надо мной, а я лишь внутренне усмехался, по мере сил подыгрывая ему. Это продолжалось несколько лет, пока он не ушел в армию.
Героев судят по делам.
Не пойте, барды, о героях
Мальчишкам, что в златых покоях
Восторженно внимают вам.
А лучше спойте мне о мире.
У меня в кармане — древний пороховой пистолет, принадлежавший отцу, а до него деду. И три патрона. Их было четыре, но один я истратил вчера вечером, чтобы убедиться в исправности остальных. Звуковые сенсоры того типа, что установлены в тоннеле, распознают не только крик о помощи, но и звук выстрела. Я это знаю, когда-то я сам настраивал такие. В их параметрах настройки присутствуют даже свист тетивы и столкновение двух стальных клинков. Наверное, достаточно было бы просто крикнуть, но рисковать нельзя. Второго шанса не будет. Сенсоры распознают выстрел и наведут на это место ближайший патруль военной полиции. Диверсионная группа успеет уйти — я точно рассчитал, где должны прозвучать выстрелы, чтобы у них не осталось времени на выполнение основной задачи, но хватило на бегство в транспортной капсуле. Надеюсь, они выживут. Наверное, они славные ребята, раз вызвались пожертвовать жизнью. Они знали, что обречены, но все равно пошли на задание. В другой обстановке я бы наверняка ими восхищался, но сейчас как-то не тянет. Может, просто выполнить то, что от меня требуют? Не знаю. Не знаю... Нет. Я ненавижу нынешнее правительство, и я никогда не был патриотом в том смысле, в каком это слово употребляется в газетных статьях и лозунгах. Но я не хочу и не могу участвовать в этом паскудном деле. Простите меня все. Прости, Витька. Надеюсь, то, что ты рассказал мне во второй части письма, правда, а не банальная пропаганда, которой тебя накачали в спецчасти тамошней контрразведки. С учетом того, что их люди успеют скрыться, надеюсь, они не станут мстить брату мертвого предателя. Дважды предателя.
Я невесело улыбаюсь и снимаю пистолет с предохранителя. Только бы не осечка! Передернуть затвор я уже не успею. Отметка — дверь наглухо заваренного бокового прохода — приближается. Еще два шага... Один... Похоже, Шпион что-то почувствовал. Или он расслышал металлический щелчок? Он поворачивается к мне и открывает рот, одновременно поднимая мини-карабин.
Предавший раз — предаст и дважды...
Я выдергиваю из кармана пистолет, направляю его в потолок и нажимаю на спуск.
Август 2006 г.