Глава 17
Ночью прибыла Виолетта с большим деревянными ящиком. Я приказал разбудить меня, когда она приедет. Никер же и так не спал, он был занят девицами и песнями.
— Господин барон, какие апартаменты вы мне выделили? — очаровательно улыбаясь, поинтересовалась Виолетта. — Мне бы хотелось те, что в восточной башне. Там красиво и уединенно.
Несмотря на долгий путь, магичка выглядела отлично. Видимо, перед самым въездом в замок она поправила прическу и одежду, и только пыль на черных ботфортах указывала на недавнее путешествие.
— Полуподвал! — отрезал я. — Никаких башен.
Щеки Виолетты разом покраснели от гнева.
— Господин барон! Вы меня снова оскорбляете! Я думала, что теперь, когда мы о многом договорились, наши отношения изменятся.
— Арт, в самом деле, — забубнил Никер, сраженный красотой нашей гостьи, — мы же обсуждали это с тобой. Она — знатная дама, как ни крути.
Я не хотел с ними спорить, а просто показал рукой на деревянный ящик:
— С этим только вниз. Наверху ему нечего делать. Там его обнаружат.
Никер вытянул шею по направлению к ящику, словно пытался пронзить его взглядом, а Виолетта охнула.
— Вы, что, сразу догадались, когда увидели ящик, господин барон?
— Я догадался, как только прочитал письмо. Кто-нибудь еще знает, что вы... позаимствовали у Листа детеныша деймолита?
Никер мгновенно отпрянул от ящика.
— Никто. С тех пор, как Маркус умер, уже никто, — гнев магички мгновенно прошел. — Господин барон... вы же не станете его у меня отбирать? А? Он ведь мой. Я его добыла и приехала с ним к вам. А ведь могла бы умчаться в дальние дали, несмотря на наше соглашение.
Рядом засуетились слуги, и я не ответил. Мы спустились вниз. 'Апартаменты' Виолетты состояли из трех комнат, зарешеченные окна которых располагались почти на уровне земли.
Мы поставили ящик в углу самой дальней комнаты, в которую, по идее, даже служанкам был ход заказан. Когда слуги ушли, я попросил Виолетту открыть его.
Девушка, нервничая, сняла висячие замки, а затем откинула хорошо сколоченную деревянную крышку. Перед нами с Никером предстала холодная стальная клетка, в которой небольшой деймолит пытался расправить свои щупальца.
Никер снова вытянул шею. На его лице отобразилась смесь изумления и отвращения.
Деймолит напоминал безобразную бугристую каменную глыбу, из которой в разные стороны торчали отростки. Три небольших глаза деймолита часто моргали и трудно было понять, куда они вообще смотрят и что видят. Голова и шея начисто отсутствовали или сливались с тучным туловищем. Серая с белыми прожилками кожа деймолита состояла из мелких чешуек, которые, когда они отваливались, превращались в пресловутую хилу. В целом, созерцание инопланетянина вызывало оторопь. Я мог бы поклясться, что ни одному человеку на Земле деймолит не показался бы симпатичным.
— Вы не отберете его у меня, господин барон? — снова с тревогой спросила Виолетта.
А я как раз обдумывал свои дальнейшие шаги. С одной стороны, детеныш деймолита — это дополнительная хила. А хила — это новые големы, больше власти и богатства! С другой стороны, у меня был явный недостаток магов, а Виолетта, по общему мнению, подавала большие надежды. С третьей стороны, деймолит уже и так был в моем замке и никак не мог его покинуть без моего разрешения. Он и так практически был моим! Впрочем, все эти выкладки я оставил при себе.
— Пока наш договор в силе, ты можешь чувствовать себя в безопасности, — дипломатично ответил я. — Но чтобы о деймолите никто не знал! Вообще никто. А то у нас тут встречаются всякие разные, кто деймолитов ненавидит всеми фибрами души. Никер, например. Но он сдержит себя и не вонзит топор в это чудовище. А насчет остальных не уверен. Сейчас я провел набор рекрутов, о половине из них вообще мало что известно. Молчок! Понятно?
— Не беспокойтесь, господин барон, никто о нем не узнает, — Виолетта благодарно прикоснулась к моей руке и даже, как показалось, ее погладила. — А почему Никер так ненавидит деймолитов?
— Они забрали мою сестру, когда мне было шесть лет, — откликнулся поэт, не сводя взора с клетки. — На моих глазах перебили солдат, а старшую сестру и еще несколько женщин увели. Дядю и его сыновей тоже убили.
Эту историю я знал во всех подробностях. Ребенком Никер проезжал вблизи Алтайских гор. В тех местах из людей никто не жил, деймолиты забирали всех подряд, так что путь моего друга пролегал по пустынной местности. Караван полагался на сильную охрану и двух магов с големами, но когда показались три десятка творений деймолитов, то всем в караване стало ясно, что все кончено. Сестра спрятала Никера под дорожным сундуком и сверху еще забросала какими-то тряпками. Он ничего не видел, но все слышал. Никер признавался, что крики боли и смерти до сих пор преследуют его по ночам. Впрочем, тридцать трехногих прыгучих деймолитских големов покончили с людьми очень быстро. Когда шум стих, Никер еще долго лежал, боясь пошевелиться, а потом все-таки выполз. Кругом валялись трупы защитников каравана, мужские трупы. Никер первым делом увидел своего пятнадцатилетнего двоюродного брата, который часто развлекал малыша, показывая ему фокусы с игральными картами. У брата оставалось только полголовы, Никер почему-то всегда считал нужным упомянуть об этом. Мой друг не стал ничего брать, а быстро побежал прочь от гор....
Когда я рассказал Никеру о том, что деймолиты делают с людьми, то невольно объяснил, зачем инопланетным монстрам понадобились его сестра и другие женщины. Для разведения людей! Деймолиты захватили множество женщин и мужчин и держали их в колониях в горах. Дядюшка Вилли в подробностях описал, как это все происходит. В каждой колонии было множество 'самок' и только один 'самец'. 'Самки' рожали, а 'самец' оплодотворял. Человеческие дети выращивались до репродуктивного возраста, а потом часть из них отбраковывалась, шла на хилу. Женщины рожали лет до двадцати пяти, а затем тоже шли на хилу. Деймолиты с помощью своих големов часто производили облавы в окрестностях гор, чтобы разбавлять свои колонии свежей кровью.
Когда Никер уяснил все это, то я даже не мог сказать, кто испытывает к деймолитам больше ненависти: он или дядюшка Вилли. Мой друг признался мне, что у него даже челюсти сводит от гнева, когда он думает о своей сестре.
Моя же ненависть к деймолитам была не такой глубокой, все-таки я вырос в другом мире и с детства меня не пичкали всякими ужасными сказками. Но я хотел, конечно, избавиться от пришельцев. Не только потому, что сочувствовал своим собратьям-людям, или знал, что участь 'колоний' деймолиты уготовили всему человечеству и рано или поздно попытаются достичь этой цели. Но и потому, что мой договор с Вилли подразумевал ненависть к пришельцам в рабочем порядке. О, я заключил этот договор в безвыходной для меня ситуации и нарушить его никак не мог.
Глава 18
Мои попытки прикончить Праста чужими руками полностью провалились. Выяснилась любопытная вещь: все более-менее известные в наших краях наемные убийцы получили задание устранить меня. Я сумел только внести путаницу: поручил им убить и Праста. Теперь каждый из убийц охотился одновременно за каждым из заказчиков. Это навело меня на мысль, что неплохо бы в отдаленном будущем обзавестись собственными спецслужбами, а в ближайшее время надо бы повесить всех этих 'киллеров'.
Как и ожидалось, когда наш договор с Прастом истек, вспыхнула новая война. Сначала мне доставили письмо от графа, в котором предлагалось вернуть замок предыдущему владельцу и таким способом обзавестись вассалом. Я ожидал, что мнения моих соратников по этому поводу разделятся, но ошибся. Никер сказал, что вассал нам нужен сейчас в той же мере, что и бешеный еж. При чем тут еж и почему он должен быть бешеным, мой друг не уточнил. Эмилия заявила, что Праст помешает ей управлять замком, а она ведь только вошла во вкус. В том была доля истины: Праст просто выгонит свою бывшую невесту, а заодно и всех моих людей. Виолетта просто предложила графа отравить, чтобы он не давал впредь таких глупых советов. Магичка вообще неплохо устроилась: днем она совершенствовала мастерство в изготовлении големов, а по вечерам приставала ко мне и даже один раз принялась убедительно доказывать, какая замечательная жена получилась бы из нее.
Я вежливо ответил графу, что недавно простудился, лежу в постели и не смогу покинуть замок еще месяца три, не меньше. Пусть Праст подождет. Граф пожелал мне скорейшего выздоровления, а сам дал Прасту войска. И началось.
Распределение сил было не в мою пользу, но я не собирался жаловаться, ведь могло быть и хуже. На моей стороне выступил Понци и два других барона: Илиа и Деметрий. Как я и предсказывал, двое последних просто воспользовались сложившейся ситуацией, чтобы бросить вызов своим старинным врагам. Против нас было шесть феодалов, включая наследника Листа, и четыре десятка графских воинов. Магов у противника было многовато, и они могли выставить сразу больше десятка управляемых големов.
После череды мелких стычек вражеская армия направилась к Понци, который проявил себя как гений наглых грабежей. Чтобы спасти барона, я немедленно выдвинулся к замку Буретто и даже сумел обстрелять его из требушета. Союзники загодя слегка усилили мои войска, теперь в моем распоряжении находилось почти шесть десятков. Враг вернулся и мне пришлось бежать за стены Таглиата. Праст с компанией попытался осадить меня, но к этому времени я подготовил два новых требушета и чертовски ловко отстреливался. К тому же, мои автономные големы обладали угрожающей репутацией, что снижало желание противника очертя голову бросаться на штурм. Враг снова направился к Понци, который ради выкупа украл дочь нового виконта, а я опять выдвинулся к Буретто, вынуждая противника отстать от моего союзника. Они отстали и заставили меня отступить. Эта катавасия длилась несколько дней. Война сразу приобрела характер маневренной и грозила затянуться.
Я хотел лишь одного: чтобы враг оставил мой свежеприобретенный Таглиат в покое, а направился к Лиго, где сидел дядюшка Вилли. Я просто из кожи вон лез, чтобы показать им, что Таглиат хорошо защищен, а вот Лиго слаб. То ли противник был глуповат, то ли подозревал неладное, но идти к Лиго не спешил. Я же буквально мечтал о том, чтобы они столкнулись с Вилли. Особенно это было бы хорошо в ночное время, когда силы дядюшки находятся на подъеме.
Зато мне предоставилась возможность опробовать мой новый костюм в действии. Хотя, признаться, эту разработку скрывать было очень тяжело. О ней знали лишь двое: Никер и Эмилия. Что любопытно, сначала мы Эмилии ничего не рассказывали, она сама догадалось, что в залах за закрытыми дверьми происходит нечто экстраординарное, что связано с големами. Никер даже с досадой сказал девушке, что если она такая умная, то пусть попробует найти ответ на вопрос, почему погибают алхимики, которые работают с взрывающимися веществами. Эмилия обещала подумать.
Мой костюм значительно улучшился за последние дни. Я мог в полной мере контролировать движения рук и ног голема, а первоначального запаса энергии хватало на сутки. Были и недостатки: маленькие отверстия для дыхания и ограниченные поля зрения. Мой голем видел хуже, чем человек, а я, не имея возможности смотреть собственными глазами, воспринимал мир как черно-белый. Слух тоже был плох, над этим еще предстояло поработать, а через отверстия звук доносился в искаженном виде.
Я вообще не ставил перед собой цели ввязаться в стычку, а просто проводил 'обкат' костюма в окрестностях Таглиата. У ворот замка Никер распорядился, чтобы 'этого голема выпустили, а потом впустили'. Стражники с опаской покосились на могучее темно-зеленое создание и открыли ворота.
Мои новые ноги резво зашагали по земле, влажной от утреннего дождя. Я собирался пробежаться до соснового бора, побродить там по старым шишкам, чтобы оценить пригодность костюма для переходов через лес, а потом вернуться в замок. Но до шишек я не дошел, ведь у самой кромки леса натолкнулся на вражеский разъезд.
Их было двое. Люди барона Кунца, проживающего в Буретто, восседали на хороших гнедых лошадях и могли похвастаться отличной экипировкой. У них все, начиная от копья и заканчивая коротким ножом в маленьких поясных ножнах, было как положено. Кунц вообще заботился о своих воинах, хотя и не блистал полководческими качествами. Он присоединился к Прасту лишь по той причине, что не хотел терять спокойного соседа. От меня Кунц не ждал ничего хорошего и в этом был прав.
Воины замедлились, когда увидели зеленого монстра. Они посмотрели по сторонам, ища мага, который бы этим монстром управлял, и, понятно, никого не обнаружили. Я тоже остановился, завидев солдат.
— Автономный! — сказал тот, что был слева. На его боку висел хвост редкой черной лисы, признак 'гладиатора' — специалиста по спортивным боям с големами.
— Ага, — откликнулся второй в легком кожаном шлеме и снял копье с подставки на седле. — Приблудный. Пощекочем его?
Автономных големов никто не уважал. Они сочетали в себе лишь два качества: силу и глупость. Пожалуй, автономные големы были глупее не только собаки или волка, а даже лягушки. Они представляли собой опасность только в большом количестве из-за непредсказуемости поведения, а с единичными же экземплярами хорошо обученные воины справились бы без проблем.
С автономными големами даже разыгрывались целые представления. Выпускали голема и двух бойцов. Один человек отвлекал тупое создание, а второй разил. Такая коррида редко приводила к несчастным случаям, обычно голем проигрывал.
Я стоял, не шевелясь. Опыт подсказывал, что будет дальше. Воины, как настоящие опытные 'матадоры', спешатся, один выставит вперед копье и упрется им в землю на случай, если глупый автономный голем решится на лобовую атаку, а второй зайдет сзади или сбоку. Частенько бывало, что пойманный в засаду голем оказывался настолько туп, что даже путался в незнакомой обстановке, не мог понять, что нужно делать. Человеческие маги, в отличие от деймолитов, плохо работали над 'искусственным интеллектом'. Людям удавалось создавать только узкоспециализированных автономных големов, все остальные представляли собой полный шлак.
Мои ожидания оправдались: оба солдата резво соскочили с лошадей, а 'гладиатор' с лисьим хвостом стал быстро забирать куда-то вбок. Я переживал, как переживал бы любой, когда его детище в первый раз показывается публике. Моя публика — это вот эти два воина, и мне не хотелось ударить в грязь лицом.
Солдат в кожаном шлеме уперся тупым концом копья в землю. Я находился от него в каких-то шести метрах и мог бы покрыть это расстояние двумя прыжками, но поостерегся — длинные прыжки пока мне плохо удавались, а запутаться в ногах и упасть в присутствии публики не хотелось. Я решил просто не двигаться, а понаблюдать, что будет дальше.
Воины быстро смекнули, что перед ними — устрашающий по виду, но ни на что не годный голем, растерявшийся в непривычной обстановке. Опытный 'гладиатор' вознамерился покончить со мной с первой попытки. Он подкрался сзади и тяжелым мечом ударил меня в спину.
Надо сказать, что удар был хорош. Будь у моего костюма кожа похуже, меч рассек бы ткани и вошел глубоко в тело, но я просто покачнулся. А затем расставил руки и развернулся, чтобы снести моего противника.
Однако 'гладиатор' оказался достоин своего звания, он успел отскочить. Он бросил быстрый удивленный взгляд на свой меч, а потом снова на меня. Я же не стал играть в догонялки, а просто подошел к ближайшему дереву и принялся деловито выламывать большую ветку.
— Что это он делает? — с изумлением поинтересовался воин в легком шлеме. — А, Хьюго?
— Ветку ломает, — ответил гладиатор с неменьшим изумлением. — Не видишь, что ли?
— Но зачем?!
— Не знаю.... Может, для того, чтобы нас ею приложить? — Хьюго высказал смелое предположение.
— Но големы так себя не ведут! — справедливо заметил его напарник.
Ветка попалась сочная, а руки все еще плохо меня слушались, однако все-таки я ее почти отломал. Мои противники продолжали дискуссию вместо того, чтобы напасть на меня с помощью копий, а еще лучше — сбежать подобру-поздорову.
— Так, может, это голем барона Арта? Говорят, что у него есть великий маг... как его? ... Туссеан! Так этот способен сварганить таких големов, что только держись.
Хьюго был прав во всем, кроме имени. Мой белобородый представительный маг выполнял декоративные функции, был лишь ширмой для дядюшки Вилли.
Я наконец доломал ветку и очистил ее от ненужного. Она выглядела просто здорово: как сучковатая изогнутая трехметровая дубина. Что поделать, моя первая публика очень требовательна: если ее не прикончить по всем правилам, то она не будет аплодировать.
Дубина со свистом рассекла воздух и только тут мои самонадеянные противники по-настоящему всполошились.
Воин в легком шлеме оторвал наконец копье от земли и нацелил его на меня, в Хьюго бросился к лошади, чтобы достать свое копье. Я по-прежнему считал, что для них правильным жизнесберегающим поступком было бы побыстрее сбежать, но ничего не сказал. Зачем подсказывать противнику хорошие ходы?
Я уверенно пошел вперед, держа дубину наперевес, словно богатырь с оглоблей. Хьюго явно не успевал присоединиться к своему смелому напарнику. Воин в легком шлеме напрягся, пригнулся и попытался поразить меня быстрым отточенным движением.
Я, конечно, пропустил удар копья, потому что не пытался его парировать. Вместо этого одним движением дубины снес противника с ног. А потом черт подбил меня еще прыгнуть сверху. Если что-то внизу захрустело, то я этого не услышал по причине плохого слуха.
Хьюго уже бежал ко мне. Я даже не знаю, что двигало этим воином. Вот же его приятель валяется около большого зеленого голема. А сам голем ведет себя странно. Разве это не причина для стратегического бегства? Может, черный лисий хвост вкладывает слишком большую гордость в души его обладателей?
Короче говоря, с Хьюго вышла та же история. Он ловко и метко ударил копьем прямо в мою шею, а я еще раз взмахнул дубиной, которая попала в шлем. Хьюго рухнул как подкошенный и уже не встал.
Возник вопрос, что делать с первыми жертвами моего 'скафандра'. Бросать их тут не хотелось, но и тащить с собой тоже никак нельзя. Я представляю, что подумают мои стражники, когда увидят автономного голема, который ведет за собой лошадей, нагруженных убитыми им врагами. Этот поступок непростой даже для мозга собаки, а о лягушке и говорить нечего. Если бы на моем месте был хомяк, стаскивающий добычу в нору, то это еще можно было бы как-то понять, но, увы, 'Халк' не похож на хомяка.
Я просто привязал лошадей к дереву, трупы сложил неподалеку и сразу же вернулся в замок. Вскоре мои люди забрали трофеи. Даже не знаю, о чем они думали, когда увидели убитых бревном.
В замке Таглеата за последние дни установился относительный порядок. Всеми хозяйственными вопросами заправляла Эмилия, а Виолетта присматривалась к ней и никак не могла уразуметь ее статус. В конце концов магичка прямо спросила у меня о том, кем мне приходится Эмилия. Я честно ответил, что она — невеста моего врага. Виолетта снова разъярилась, решив, что я, как обычно, насмехаюсь.
Сестры Праста и Розалинда опять подняли головы и начали буянить. Я точно знал, что Розалинда хочет замуж, а что хотят две другие оставалось загадкой. Никеру пока удавалось справляться со всеми ими и часто наши совместные ужины проходили в напряженной обстановке: меня с Никером окружали пять дам, каждая из которых преследовала какие-то свои цели.
Сфинкс, впрочем, была довольна — Эмилия по моей просьбе взвалила на свои плечи обязанность разгадывать загадки. У девушки это получалось очень хорошо и она даже удостоилась похвалы Фис.
В один прекрасный день я получил обнадеживающие известия: вражеские силы принялись кружить около Лиго. Я тут же отправил распоряжение о том, чтобы эвакуировать большую часть населения замка. Вилли тоже прислал письмо и заверил меня, что сам ждет не дождется штурма. Дядюшка явно собирался кое-что провернуть или проверить. Я сразу написал в ответ, чтобы он был поосторожней и держался в тени.
Кроме того, мне удалось ликвидировать шайку разбойников, орудовавших около Фоссано, но забредавших на территорию Таглиата. С ними находился важный господин, разодетый в шелка по последнему крику моды. Я сначала подумал, что это заложник, но быстро выяснилось, что он никакой не заложник, а сам предводитель шайки, живущий в Фоссано.
Мой суд был скор, но справедлив. Рупрехт вынес обычный в таких делах вердикт: повесить всех.
К удивлению, после суда ко мне бочком пробрался Шруссон. Его хитрая физиономия как-то сжалась и приобрела непонятное мне выражение.
— Господин барон, — храбро, но тихо обратился бывший управляющий, — неужели вы вешаете каждого пойманного вами разбойника?
— Конечно, — ответил я. — Таковы мои принципы. Мы повесим всех на ближайшем дереве.
— Но среди них очень уважаемый в Фоссано и авторитетный вор, — отважным шепотом сообщил Шруссон. — Разве его можно повесить на дереве?
Я на миг задумался, а потом хлопнул Шруссона по хилому плечу.
— Конечно, ты прав. Мы не можем повесить уважаемого вора на дереве. Мы повесим его на красивых воротах.
