Глава 37
Только в одном мне чуть-чуть повезло. Я попал в "мертвую зону". Атака шла снизу вверх и подствольники пускали гранаты слишком полого по отношению к грунту, чтобы достать меня с верхотуры. А от прямых попаданий, меня ограждал труп Нурпаши.
Наконец, пыль улеглась, горное эхо стихло на дне ущелья. Только тогда охотники вылезли из укрытия. Камуфляжа такой расцветки я еще ни разу не видел. Как будто ожили, вдруг, три глыбы известняка, заросшие древним мхом, и пошли, прикрывая друг дружке спины, держа наизготовку оружие. Каждый их шаг был продуман и выверен, за мокрыми спинами скалилась смерть.
Убедившись на месте, что главное дело сделано, они, наконец, подняли балаклавы. Под ними сочились потом родные, славянские лица.
Бортмеханик был еще жив. Он силился куда-то ползти, но только царапал ногтями землю, хрипел и плевался кровью.
— Хреново тебе? — с нажимом на вологодское "о" спросил горбоносый блондин, — бедненький! Ну, сейчас я тебе помогу!
Он схватил старика за короткий, седой чуб, уперся коленом в спину, резко рванул его голову на себя, а потом полоснул по ране ножом. Аккуратный падлюка! Отстранился, чтоб не испачкаться.
По грязным, заросшим щетиной щекам, скатились последние слезы. Голова, как бильярдный шар, скатилась в учебный окоп. Куцее тело дернулось пару раз, выгнулось в позвоночнике, и затихло.
Я сделал попытку вернуться в себя, но снова не смог.
— Лишнее, Бэн, не одобряю, — коротко бросил мужчина лет тридцати.
Был он лыс и небрит. Нет, "небрит" — слишком уж мягко сказано. Его носатую рожу, как будто измазали гуталином, настолько густой и черной была щетина. Но зато на розовой сфере, именуемой головой, волос рос очень редко. Был он тоже черным, но редким, как зубья на массажной расческе. Этого защитника Родины, про себя, я нарек Кактусом.
Кактус глотал окончания слов:
— "Не одобря". Люди свои, можно сказать, родные, а ты пожалел пулю. Вроде интеллигент, а ведешь себя, как мясник. Зачем понапрасну зверствовать?
— Это не я, Калина, это все он, — усмехнулся блондин и пнул тяжелым ботинком окровавленный труп Нурпаши.
— Если он, тогда ла, — согласился носатый и тоже заржал: громко, раскатисто, заразительно, — что с бандита возьмешь?
— Бандит, натуральный бандит, — продолжал юродствовать Бэн. — Наверное, старовер, а староверы не пьют и не курят. Придется, Калина, опять на твой хвост приземляться.
— Хрен тебе! — с выражением вымолвил Кактус и показал ему чумазую дулю, — последнюю даже менты не берут. Пойди, поищи в трофеях. Да вон, у того хмыря, я вижу в кармане почти полную пачку.
Рука в беспалой перчатке указала на мою грудь:
— Эй, браток, табачку не найдется? — "прикололся" блондин и, как заправский щипач, очистил мои карманы. — Ого, "Президент"! Зямя, иди посмотри: это, часом, не Борис Николаевич?
"Зяма" — так он назвал третьего в группе. Это был жилистый, длиннорукий левша. Серая мышь без особых примет. Как охотничий пес, он бегал по кругу: присматривался, принюхивался, оценивал обстановку. На оклик отреагировал сразу, как на команду "ко мне!":
— Ну, что там такое, Бэн?
— Да ты приглядись, посмотри. Калина, ты тоже не узнаешь?
Вся троица сбилась в кучу. Это хороший знак. Помирать мне уже расхотелось.
— Здрасьте посрамши! — присвистнул Кактус. — А ну-ка тащите сюда аптечку, давайте посмотрим, что с ним?
— Только сегодня о товарище вспоминали! — Зяма присел и, как баба, всплеснул руками. — Если выживет — будет богатым!
— У тебя вы-ы-ыживешь! — срываясь на альт, вытянул Бэн и тоненько захихикал, как будто сказал что-нибудь остроумное.
Остальные включили басы, тоже заржали.
Блондин стоял у моих ног с автоматом наизготовку. Короткий ствол целился мне прямо в кишку, исходящую паром, что торчала из рваного пуза. Где-то в районе груди была еще одна рана. Но краев ее, и размеров, не было видно — все залило кровью.
Зяма припал на колено, короткими пальцами нащупал аорту, покачал головой и полез в аптечку за шприцем. И тут на его широченном поясе что-то тихонечко скрипнуло, наверное, радиотелефон. Он на ощупь достал трубу, но прежде, чем выйти на связь, отдал своим подчиненным текущие распоряжения:
— Бэн! Барбамил в сердечную мышцу. Калина! Ты на страховке. Мне не нравится этот лес.
— Да, Андрей Константинович, — сказал он вполголоса, разбавляя словами паузы — Естественно, это я. Все сделано в лучшем виде. Нет, вы ошибаетесь, деньги оказались на месте. Героин тоже цел и почему-то не тронут. Да-да, я сам удивляюсь. Что? Не разобрались еще! Тут и до нас был хороший замес. Трупы я не считал, но и это еще не все. У меня для вас приятный сюрприз. Секундочку... как он, Бэн?
— В коме, — отозвался блондин и брызнул наркотиком из иглы, — но мы постараемся, Зяма.
Почему бы и нет? — философски подумал я, — пусть мужики постараются. Может, что-то реально получится... на ихнюю задницу.
— Надо было чуть осторожней? А куда ж осторожней, Андрей Константинович?! — оправдывался Зяма. — Кто же знал, что он уже тут? Да крепко ему досталось. Перебиты обе ноги, два осколочных: в грудь и живот... нет, вроде еще живой, в коме...
Я опять ненадолго вернулся в себя. Лекарство укачивало... легкость, свет, эйфория!
— Никита, ты где, Никита? — шептал я, слабея. — Неужели рубашка не помогла?
Я искал его мысли, слабые биения мозга, но увидел лишь хрустальную призму. Она медленно опустилась на землю. В ее эпицентре стояла Наташка в ослепительно белом платье. Повернувшись ко мне спиной, она заплетала косы. Наркотик подействовал. У меня начались "галюны".
— Зачем вертолет? Обойдемся вертолета, — каждое новое слово бухало молотом, вбивалось в сознание. (Оставьте меня, отстаньте!!!) — Не надо нам лишних глаз, и лишних ушей. Обработаем раны, перебинтуем и как-нибудь, с Божьей помощью, допрем до машины. Если товарищ и в правду крут — должен выдюжить. А сдохнет — туда ему и дорога. Значит, планка его была сильно завышена. Все понял до связи.
Зяма убрал радиотелефон:
— Что у вас тут? Помочь?
— Голову придержи. Ох, и тяжелый, падла!
Еще два укола в шею слегка приподняли мой жизненный тонус. Я даже сумел заблокировать боль. Лежал и копил силы. Нет, мужики, Никиту я вам не прощу! Что-что, а ждать я умел: был даже когда-то полуторатысячным в очереди за водкой.
Бэн аккуратно зашил мой живот и переключился на грудь. Бинтует, в деле обе руки. Ему помогает Зяма. Группу теперь страхует Калина. Должен бы страховать, ежели все по уму, но Кактус совершает ошибки. Ему интересней следить за процессом, он из породы людей, которые любят других поучать.
— Какие тампоны? — ты в рану побольше бинтов натолкай. Вот так, а теперь потуже вяжи!
Он настолько увлекся, что почти опустил автомат. Еще бы поставил на предохранитель!
Я жалобно застонал, изогнулся от боли. Свою перебитую ногу, ну, ту, что совсем никуда не годилась, осторожно завел за его пятку. Кактус этого не заметил, а должен. Давай же, Зяма, давай!
И он, наконец, "купился — осторожный, продуманный Зяма. Всего-то хотел ненадолго встать на колени, положить на них мою голову, но не успел. Никто из них больше ничего не успел.
Я с восторгом пришпорил время. С максимально возможной скоростью выбросил вверх напряженные пальцы обеих рук. Той ногой, что чуть меньше была искалечена, ударил Калину чуть ниже колена — древний прием, кем-то приписанный борьбе "джиу-джитсу".
Пальцы рук легко погрузились в глазницы, с хрустом пробили тонкую кость и погрузились в мозг. Зяма и Бэн отдали Богу души, даже не успев удивиться. Я отшвырнул их тела как можно дальше. В данном конкретном случае мне было комфортней лежать рядышком с Нурпаши.
Кактус мучился долго. Он приземлился затылком на острую глыбу известняка, дергался на ней и хрипел — все силился оторвать от земли свой лопнувший лысый череп.
Бинты отсырели и опять дымились от крови. Из моей ударной ноги нелепо торчала белоснежная кость с обрывками мяса.
— Никита, где ты, Никита? Приди, помоги!
Где-то за скальным выступом я что-то услышал. Слабый комочек боли царапался, как котенок. Жив? Неужели жив?!
Майор Подопригора лежал на гигантской ступени в глубоком отрубе. С четвертой попытки я вошел в его разум, заставил чужое тело отползти подальше от края, потом встать и обрушить на себя земляной козырек. Получилась искусственная пещера. Чуть меньше метра в квадрате. Надеюсь, лихие люди так просто ее не найдут.
Будь счастлив, сомневающийся в себе человек! Надеюсь, тебе повезет больше, чем мне, что найдется на свете сопливый пацан, для которого твой подвиг станет примером для подражания.
Вот и все. Пора возвращаться в разбитое тело. Последнее, что я сделал на этом свете — отпустил в прошлое оба мешка. С легким хлопком они растворились во времени.
Солнце вошло в силу. Но только его прямые лучи не жалили моих ран. Их отражала прозрачная белая призма. Она поднялась надо мной, как надгробие. Чуя свежую кровь, комары сходили с ума. Исступленно жужжали мухи над ее холодной поверхностью. Но ничто не могло пересечь этих острых, мерцающих граней.
Пока меня что-то хранит. А как оно дальше сложится? Кто первым придет по мою душу? — то вилами по воде. Ничего, по большому счету, не изменится в этом мире: будет вечер и будет ночь. И выплывет месяц — привратник Ирия. И высыпят звезды, тревожа людские души, даря им стремление к совершенству, которому нет предела. Нет, живы еще чады владыки земного мира, великого властителя Велеса, за веру, за мощь за его радеющие,
не позабывшие имя его. У ветра спросят: Что вы есть? — рысичи!
Что ваша слава? — в кудрях шелом. Что ваша воля? — радость в бою. Что в вашем сердце? — имя его.
