Отважная лягушка. Часть 2

Аннотация:

Ника в полной мере постигает всю глубину народной мудрости: "От сумы да от тюрьмы не зарекайся". Вот только тюрьмы бывают разные.

Часть 2

Глава I

Столичный адвокат

Да, свободы

Благодатной лишена я,

И всегда грозить мне может

Смерть иль вечная тюрьма.

Лопе Де Вега.

Звезда Севильи

Ещё раз пробежав колонку длинных, громоздких цифр, Олкад подтянул к себе счёт от Онуфа Тиллия Моса, главного поставщика продовольствия в рабские тюрьмы рудника "Щедрый куст", и в раздражении ударил ладонью по навощённой дощечке.

— О, многомудрый Семрег! — простонал молодой человек. в изнеможении закатив покрасневшие глаза. — Опять не то!

По его вычислениям выходило, что невольники сожрали на целый кантар бобов больше, чем продал купец! Между тем как в амбаре осталось ещё три полных корзины.

То ли надзиратель над кухней ошибся, то ли он сам, второй писец — Олкад Ротан Велус, не смог правильно суммировать цифры из расписок.

Самое обидное, что он уже трижды пересчитывал, всякий раз получая различный результат. Тяжело вздохнув, молодой человек вновь стал перебирать клочки папируса, на которых Губий Закт своим корявым, варварским почерком выписывал количество полученных со складов продуктов.

Запахнув наброшенный на плечи шерстяной плащ, писец поправил на коленях дощечку и вновь принялся сверять нацарапанные на воске числа.

— Протухшая задница Дрина! — зло рявкнул он и тут же испуганно огляделся. Столь непочтительные отзывы о владыке недр в Этригии да ещё в первые дни дриниар чреваты серьёзными неприятностями. Если даже сам бог подземного мира отнесётся снисходительно к подобной несдержанности, то его смертные почитатели могут оказаться гораздо менее терпимы.

Но как тут удержишься от сквернословия, если все дело оказалось в одном единственном неправильно написанном числе! Вместо семи раз цифра десять написана восемь. Вот он и спутался.

— В ночной горшок безграмотного тупицу Губия Закта! — раздражённо бубнил молодой человек, переписывая число. — Сколько раз говорил этой жрущей дерьмо собаке, чтобы пользовался чернилами, а не угольком из очага! Пусть бездна сожрёт этого бестолкового осла, укравшего у меня столько времени!

Пересчитав результат по новой, Олкад вновь посмотрел счёт от Тиллия. Вот теперь всё как надо. По документам остались как раз те самые три корзины.

Теперь надо только перенести расчёт на папирус и приложить к нему расписки, чтобы после праздников отдать управителю "Щедрого куста" на рассмотрение.

Но уж очень не хотелось вылезать из-под тёплого одеяла, и, подумав, Ротан решил для начала проверить расход прочих продуктов, а уж потом переписать всё набело.

— Жирдяй! — крикнул он, вытянув шею. — Где ты лазишь, помесь свиньи и собаки!

Из-за приоткрытой двери в комнату заглянула тощая физиономия с бледной, землистого цвета кожей и впалыми щеками.

— Звали, господин?

— Спишь, метла тощая? — проворчал Олкад и, не дожидаясь ответа, распорядился. — Подай сумку со свитками.

— Да, господин, — шмыгнув покрасневшим носом, раб, кутаясь в рваное одеяло и припадая на левую ногу, засеменил в угол, где на большом трёхногом табурете лежала небрежно брошенная кошёлка, битком набитая папирусами.

— Постой! — приказал хозяин, внезапно ощутив новую насущную потребность.

Опустив голые ступни на холодный, покрытый толстыми циновками пол, он задрал подол туники.

— Достань горшок!.

Невольник метнулся под кровать и едва успел подставить старенький, потрескавшийся горшок под мощную господскую струю.

Облегчив мочевой пузырь, молодой человек вытер руки о редкую шевелюру Жирдяя и вновь взгромоздился на кровать, где планировал провести весь сегодняшний день. Закутавшись по пояс в одеяло, Олкад окинул тоскливым взглядом голые, покрытые пятнами потёков стены тесной комнаты, составлявшей большую часть его убогой квартирки в одном из четырёхэтажных доходных домов далеко не самого престижного квартала Этригии.

А всего год назад он жил в пышной столице могучей Империи, и собственное будущее рисовалось молодому Ротану исключительно яркими и счастливыми красками.

Сделавшись по примеру отца коскидом богатого, уважаемого и очень влиятельного человека, Олкад вскоре вошёл в свиту, сопровождавшую покровителя в частых поездках, где сумел выделиться благодаря сноровке и красивому почерку.

Ротан старший не уставал возносить хвалу бессмертным богам за столь удачное начало карьеры единственного отпрыска, уже начиная рассчитывать, что в обозримом будущем тот сменит его на хлопотном посту доверенного секретаря.

Но, видимо, отец в своих молитвах забыл упомянуть кого-то из небожителей, или кто-то из них решил зло подшутить над чересчур самонадеянным смертным.

До того рокового дня Олкад не считал себя чересчур азартным игроком, хотя, как все радлане, любил делать ставки на ипподроме, играх или призовых боях, но попытать счастья в кости сел в первый раз.

Поначалу казалось, что правы те, кто утверждал, будто новичкам всегда везёт. Кучка серебра с золотыми вкраплениями посредине стола росла. Один за другим вставали и уходили игроки, стеная и жалуясь богам. А он только успевал раз за разом опрокидывать стаканчик с гремящими кубиками. Те из посетителей очень приличного публичного дома, кто ещё не скрылся в комнатах с продажными подругами, сгрудились вокруг, жадно наблюдая за необыкновенным везением юного шалопая.

А тот всё смеялся, закусывая терпкое, неразбавленное вино горячими поцелуями восхищённых шлюх и чувствуя себя, если не полубогом, то точно баловнем судьбы.

Олкад на всю жизнь запомнил глаза пожилого, плешивого купца, рискнувшего поставить на кон все свои деньги, предназначенные на закупки товаров, когда кубики выдали единицу и двойку. Так смотрит старая дворовая собака, когда хозяин пинком вышвыривает её за ворота.

Абсолютно уверенный в победе, молодой человек с бесшабашной лихостью, не глядя, выплеснул на стол игральные кости. Но тут стены и потолок вздрогнули от звериного рёва толпы.

Не даром все мудрецы считали бессмертную Канни самой ветреной и непостоянной из женщин. На гранях из пожелтевшей слоновой кости издевательски поблёскивали две одинаково жирные точки.

— Два! — не помня себя от восторга, заорал купчишка, падая тощей грудью на стол, словно опасаясь, что соперник отберёт у него выигрыш.

Время притупило боль, но и сейчас Олкад скрипнул зубами, посылая проклятия небесам. Тогда он честно пытался отыграться, но только всё сильнее запутывался в долгах. Богиня удачи, посмеявшись, бросила его.

Какое-то время юноша прятался от кредиторов, но у тех имелся слишком богатый опыт общения с подобными сопляками. Ощутив на шее металл рабского ошейника, молодой человек упал в ноги отца. Тот долго пинал его, разбив в кровь лицо, но побоялся лишиться наследника и раскупорил семейную кубышку.

Увы, но денег, накопленных Ротаном старшим за долгую и трудную жизнь, оказалось недостаточно, чтобы рассчитаться с долгами, которые его сын умудрился наделать за три дня.

Оставалось единственное средство — обратиться за помощью к покровителю. Однако перед этим Олкаду пришлось дать страшную клятву: никогда больше не играть и не заключать пари.

Обещание, освящённое именами сразу трёх богов, произнесённое в центральном святилище Радла, как будто выжгло клеймо на душе юноши, и у него даже мысли не появилось нарушить слово.

Покровитель не забыл о своих обязательствах перед верным коскидом и ссудил недостающую сумму на весьма щадящих условиях. Вот только отрабатывать долг молодому человеку пришлось очень далеко от столицы.

Как он и ожидал, Этригия оказалась жуткой провинциальной дырой. Здесь нет даже своего ипподрома! Редкие скачки устраивают на лугу за городом. Арена для игр и призовых боёв давно обветшала, а сами схватки не отличались ни красотой, ни динамизмом.

Женщины, на посещение которых Олкад с трудом выкраивал гроши из своего ополовиненного жалования, могли разве что потешить плоть, да и то не очень искусно. Тупые животные, промышлявшие проституцией по тёмным конурам дешёвых борделей.

Зато в половине арсанга от города располагался большой рудник "Щедрый куст", где добывали серебряную руду. Одна половина предприятия принадлежала покровителю Ротанов, а второй владел местный богач — Косус Антон Кватор.

Неудивительно, что постоянно проживавшему в Радле сенатору понадобился доверенный человек в этой глуши. Им и стал Олкад, вступив в должность второго писца. Его коллега, первый писец, будучи родом из Этригии да ещё являясь родственником владельца, работой себя не утруждал, свалив всё на столичного гостья, которому всё равно нечего делать, поскольку у него нет здесь ни родственников, ни друзей, ни денег, чтобы их завести. Вот поэтому молодой человек даже сейчас вместо того, чтобы праздновать, разбирался в каракулях надзирателей.

Грустно шмыгнув носом и подумав, что вечером надо будет послать Жирдяя за углями для жаровни, Олкад принялся сосредоточенно копаться в ворохе свитков и покрытых каракулями клочков папируса, вновь погружаясь в скулупы лука, чеснока, соли, амфоры с уксусом и маслом.

Сосредоточившись на вычислениях, он не услышал, как кто-то требовательно постучался во входную дверь. Полуприкрыв глаза, молодой человек, молча шевеля губами, пытался сложить 256, 157 и 124.

— Господин! — робко проблеял раб, заглядывая в комнату. — К вам пришли.

Отмахнувшись, Олкад аккуратно нацарапал на воске результат и только после этого небрежно поинтересовался:

— Кто там ещё?

Прекрасно зная, что важный человек не станет торчать в прихожей какого-то писца.

— Твит, — ответил Жирдяй, вытерев набежавшую на кончик носа мутную каплю. — Невольник госпожи Асты Бронии.

Услышав имя знаменитой гетеры, молодой человек встрепенулся. Трижды он видел эту очень красивую молодую женщину на пирах, куда попадал по протекции первого писца, и всякий раз её сопровождали весьма важные и влиятельные люди. Но что ей понадобилось от него?

— Зови! — махнув рукой, Олкад с важным видом откинулся на спинку кровати.

В комнату проскользнул невысокий, изящно сложенный паренёк, лет пятнадцати, с бронзовой табличкой поверх наброшенного на хитон рабского плаща.

— Да пребудет с вами благословение светлых богов, господин Ротан, — вежливо, но немного развязно, словно привыкший к снисходительному вниманию домашний любимец, поприветствовал раб хозяина квартиры. — Моя госпожа — Аста Брония очень просит вас как можно скорее посетить её дом.

Тряхнув соломенными кудрями, Твит отступил к стене, явно намереваясь дождаться, пока писец соберётся и пойдёт с ним.

"Красавчик, — подумал молодой человек, окидывая оценивающим взглядом угловатые плечи и смутно угадывавшуюся под плащом тонкую талию. — Наверное, помогает хозяйке ублажать самых привередливых клиентов. Сколько же Аста берёт за его услуги?"

Однако, вспомнив, в каком плачевном состоянии находятся собственные финансы, с грустью понял, что на этот медовый пряничек денег у него точно не хватит. Но что же всё-таки нужно его госпоже?

— Жирдяй! — бодро скомандовал Олкад, выбираясь из-под одеяла. — Неси мою синюю тунику и плащ на меху!

— Да, господин, — поклонившись, невольник захромал в прихожую, где в сундуке, на котором он спал, хранился весь хозяйский гардероб.

— Не знаешь, зачем я понадобился прекраснейшей Асти? — спросил писец, торопливо переодеваясь.

— Не знаю, господин, — пожал плечами юный прелестник, с двусмысленным интересом наблюдая, как исчезает под туникой сухое, тренированное гимнастическими упражнениями тело собеседника. — Хозяйка никого не принимает так рано. Но час назад какая-то рабыня принесла ей письмо от старого знакомого...

Многозначительно хмыкнув, парнишка многозначительно поджал губы.

— Странно, при чём тут я? — пробормотал Олкад, машинально потирая подбородок и с ужасом обнаруживая, что тот покрыт редкой колючей щетиной.

Оскорблять столь варварским видом взор женщины, благосклонного внимания которой добивается половина этригийских богачей, будет в высшей степени бестактным. Одно радовало: на цирюльника у него денег хватит.

Жирядй, аккуратно завязав кожаные ремешки сандалий хозяина, с кряхтеньем поднялся, заботливо расправив тяжёлые складки плаща.

— Прибери постель, — распорядился Олкад. — Сложи расписки, да смотри не перепутай, жабий сын!

— Да, господин, — привычно поклонился раб.

Проходя через захламлённую прихожую, молодой человек на миг задержался.

— Сходишь к Вителию Орку, возьмёшь у него лепёшки и маслины на ужин. Скажешь, я потом заплачу.

— Да, господин.

— И не забудь угли для жаровни! — уже выходя, крикнул Олкад.

Каждая квартира в доме имела свою лестницу, в результате чего вся стена оказалась опутана трапами разной степени крутизны с перилами или даже без.

Жилище Ротана считалось достаточно приличным, поэтому узкие ступени, хотя и поскрипывали под ногами, всё же казались вполне надёжными и не ходили ходуном под тяжестью двух молодых людей.

Несмотря на праздник, жизнь во дворе текла своим чередом. Женщины готовили еду на костерках или примитивных жаровнях, стирали и штопали одежду, громко болтали с такими же полунищими соседками. За длинным столом, сколоченным из толстых, потемневших от времени плах, сидели мужчины и, судя по количеству пустых амфор, ещё со вчерашнего вечера продолжали славить владыку недр.

Один из них радушно пригласил соседа присоединиться к веселью, но писец отказался, многозначительно кивнув на шагавшего позади раба.

— Просто, Ларок, меня ждёт более приятная компания.

Раздавшемуся в ответ дружному ржанию могла бы позавидовать конная сотня любого легиона. Послышался свист и скабрёзные советы. Но молодой человек уже покинул двор.

"Грубые, неотёсанные чурбаны! — презрительно думал он, запахивая плащ. — О, Фиола — мать мудрости, с кем рядом приходится жить?! Ни одного умного, образованного человека. Сплошные тупицы и бездельники!"

Впрочем, если учитывать то, что половину и без того невеликого жалования Олкад отдавал в счёт погашения долга, он ещё неплохо устроился. Первый писец поспособствовал, и управляющий домом не стал поднимать квартплату, как это полагалось для нового жильца.

Как Ротан и предполагал, цирюльники тоже трудились несмотря на праздник. Молодой человек уселся на длинную лавку, терпеливо дожидаясь, пока пожилой, благообразного вида мастер закончит приводить в порядок аккуратную бородку местного щёголя. Молодой человек презрительно скривился. Мода на клочки меха под подбородком в Радле прошла ещё тогда, когда он наслаждался всеми прелестями столичной жизни. Всё-таки Этригия — жуткая дыра, если здесь до сих пор носят на лице такие украшения.

— Господин, — напомнил о себе встревоженный Твит. — Госпожа Брония ждёт.

— Успеем! — решительно отмахнулся писец. — Не могу же я явиться к твоей прекрасной хозяйке бородатым, словно какой-то варвар?