Пополнение прибыло рано утром.
Старшина Нефедов медленно перевел глаза с гигантских сапог, размера не меньше чем сорок пятого, выше — пока не уперся взглядом в переносицу солдата. Для этого ему пришлось запрокинуть голову так, что Степан еле успел подхватить фуражку. Новичок был похож на медведя, поднявшегося на задние лапы. Впечатление довершала массивная нижняя челюсть, мохнатые брови, и кулаки, напоминавшие приличных размеров арбузы.
— Так, — задумчиво сказал Нефедов, — понятно. Такого у меня еще не было. Как фамилия?
— Чугай. Иван, — пробасил солдат, с легким недоумением разглядывая невысокого старшину.
— Рядовой Чугай, надо думать? — переспросил Степан. Новичок помолчал, потом неохотно отозвался:
— Так точно. Рядовой Чугай.
— Хорошая у тебя фамилия, рядовой Чугай, — усмехнулся старшина, — крепкая. А сейчас вот что. Расскажи-ка мне, откуда ты такой взялся, боец...
— Мамка такого родила, — хмуро ответил Чугай, переступая с ноги на ногу. Он не понимал — что нужно от него этому недомерку, нацепившему погоны с лычками?
— Это понятно, что мамка, а не дух святой, — спокойно продолжал старшина, — почему к нам, спрашиваю? Сам попросился? Не похоже вроде.
— Да что ты пристал, старшина? — прорвало Чугая. — Сам, не сам... Дело мое у тебя, вот и листай. Сразу поймешь, за что сюда. Или особиста спроси, он разъяснит. Сам я сюда не просился, и от пуль не бегал. Так что это вам виднее, зачем меня с передовой сняли!
— С передовой... — Нефедов продолжал разглядывать рядового все с той же усмешливой искоркой в глазах. Потом пригасил ее и спросил равнодушно. — А на передовой что — устав не учат? Или устав не учат только в штрафбате, где ты лямку тянул до сих пор?
Рядовой Чугай скрипнул зубами — негромко, но отчетливо. Потом шагнул вперед и навис над Степаном, кривя рот.
— Ты вот что, старшина... Кто прислал меня сюда — это их дело. А командовать мной не каждый может. И уж точно, не такой как ты. В штрафбате и не таких видали, — солдат выругался и отвернулся.
— Не таких, значит? — в голосе Нефедова звякнуло железо. Он чуть отстранился и вдруг несильно ткнул оторопевшего новичка указательным пальцем в бок.
— Ты присядь, Ваня. Не загораживай свет. А то я просто ужас как не люблю, когда нужно глаза высоко подымать.
От легкого тычка Чугай вдруг задохнулся, ноги его заплелись, и он грохнулся на землю, слепо шаря ладонями по траве. Старшина присел рядом, сорвал травинку, покусал ее, думая о чем-то своем.
— Очухался? — наконец спросил он.
"Сейчас я эту суку... Пополам его поломаю!" — рядовой схватил наглого старшину за плечо, сжал кулак. И ткнулся лицом в землю, чувствуя, как невыносимо полыхает от боли вывернутая кисть.
— Все понятно. Как ты в штрафбате живой остался с таким хулиганским поведением — ума не приложу, — сокрушенно покачал головой Нефедов, продолжая тремя пальцами держать запястье Ивана. Потом вдруг отпустил, отошел в сторону, посвистывая. Чугай медленно поднялся — весь красный от злобы и унижения. Зарычал, пригнулся, становясь еще больше похожим на матерого медведя. Во рту стало солоно от крови.
— Стоять, — Степан Нефедов пристально смотрел в глаза рядовому, и в его голосе и взгляде больше не было и намека на усмешку, — и слушать меня. Ушами. Уже не спрашиваю, зачем тебя сюда прислали — и так ясно, кто же рядом с людьми медведя станет держать? Выходит, выбора у тебя и не было. А сейчас, пока не начал тут передо мной звериные танцы устраивать, лучше оглянись.
Тяжело дыша, Чугай повернул голову, ставшую невыносимо тяжелой. И обомлел, когда наткнулся взглядом на черный кружок дула. Холодно блеснула осветленная оптика снайперской винтовки. Альв, который стоял в пяти шагах, приложив приклад к плечу, делал это с виду небрежно — даже прислонился спиной к сосне и улыбался, открывая ровные белые зубы. Улыбался так безмятежно, что было ясно — не промахнется, вышибет мозги одним выстрелом, дернись Чугай хоть на шаг в сторону. Рядовой замер, чувствуя, как на выдохе тяжело, с хрипом выходит из груди горячий воздух. Теперь дуло смотрело ему точно между глаз.
— Танс"ар. Ль"миссэ тира с"трасс?. Инстраль ол, — сказал альв через плечо рядового, обессиленно ссутулившего плечи.
— Маар"та. Ласс"ни рильнар, * — старшина покачал головой, и альв послушно опустил винтовку, но не убрал, продолжая держать на виду.
— Везучий ты, рядовой Чугай, — невозмутимо, словно ничего и не было, продолжил Нефедов уже по-русски. Говорил, как будто забивал гвоздь за гвоздем, — страшно везучий. Вот сейчас здесь только ты, я и Ласс, больше никого. И никто не видел, как ты на меня хотел дуром попереть. А если бы кто-нибудь из начальства поблизости попался? Ехал бы ты сейчас, Ваня Чугай, в трибунал под конвоем, и уже сам господь бог тебя оттуда вытащить не смог бы. А сейчас, считай, как и не было ничего.
Рядовой подавленно молчал. Старшина словно вывернул его наизнанку, углядев подспудное, темное, что с детства таилось за душой. То, о чем Иван никогда и никому не рассказывал.
— Об этом не думай, — Нефедов будто угадал мысли Чугая, — еще и не то здесь увидишь. Сейчас пойдешь вон туда и устроишься, где скажут. Потом можно спать хоть до завтра. Извини, Ваня, больше не дам. Раз попал сюда, будешь жить как все. Ласс, проводи.
Иван медленно кивнул головой. Старшина показал на лесную тропинку, которая огибала старую сухую сосну. На могучем стволе была приколочена табличка, острым концом глядевшая туда же, в глубь леса. На ней не было ни слова, только непонятный знак — крест в звезде.
* * *
Зима наступила незаметно. Вроде бы, еще вчера лес стоял голый, под ветром и проливными дождями, а сегодня — на тебе, снег повалил крупными хлопьями. Но к вечеру, впервые за две недели, распогодилось, и на небе показались звезды.
Под этими крупными звездами и накрыли длинный стол, наспех сколоченный из горбыля, выпрошенного в хозвзводе, Доски гладко обстругали рубанком, чтобы отметить день рождения Сашки Конюхова. В особом взводе он был с самого начала — и до сих пор ни ранения, ни царапинки; даже когда один раз рядом рванула немецкая мина, пролетел по воздуху вверх тормашками и остался цел, только неделю потом плохо слышал на одно ухо. "Везучий ты, Санька, — завистливо говорили друзья, — и в госпитале ни разу не был!". Маленький конопатый Конюхов отмалчивался, и по своей привычке беззвучно посмеивался, вертя в руках финский нож, которым постоянно вырезал из подходящих деревяшек разные фигурки.
За столом было шумно. Передышка, которая выпала взводу после операции в Новодворово, пришлась кстати. Особенно расслабляться своим старшина не давал, но люди есть люди — отдохнули, за две недели обжили лесную поляну, выловили почти всю рыбу в озере неподалеку. И сейчас веселились, как могли.
Именинника усадили, как водится, во главе стола, хотя Санька все пытался забрать миску и примоститься где-нибудь с краю. Только когда Степан в шутку прикрикнул на него приказным тоном, тот смирился и отчаянно махнул рукой:
— Эх, пей-гуляй, однова живем!
Хохот прокатился по поляне. Все знали, что Конюхов никогда не пил ни капли. Даже когда на задании приходилось сутками мерзнуть, не разводя огня, и Нефедов давал "добро" на пятьдесят грамм — его фляжка оставалась нетронутой.
— Давай, Санька, вдарь стопку! — рассмеялся кто-то.
— Да что на него добро переводить? Все равно что в песок лить!
— Сами выпьем, и без того мало!
— Год не пей, два не пей — а сегодня бог велел!
— У всех стаканы полны? Товарищ старшина! А вы как же?
Степан поднял свой граненый стакан, до краев полный крепким чаем. Молча обвел взглядом собравшихся, на каждом чуть задержал глаза, кивнул пятерым альвам, которые сидели особняком и держали вырезанные из кости кубки. Разговоры и шум стихли. Нефедов поднялся, кашлянул, положил руку на плечо Конюхову.
— Ну, Александр, вот и еще один год тебе добавился. Знаем мы друг друга давно, поэтому говорить буду мало. Удачи тебе, Охотник, долгой жизни! И вот еще что, — старшина подтолкнул к Саньке второй стакан с чаем, — ну-ка, до дна!
Конюхов растерянно покрутил стакан в пальцах, потом поднес к губам и долгими глотками выпил холодный черный чай. На последнем глотке он остановился, потом поставил стакан на доски и под радостные крики выронил из губ в ладонь тяжелую серебряную звезду.
— А это твоя награда, Саша. Нашла тебя, как и полагается. Носи! — и Нефедов протер платком орден Красной Звезды. Ласс, бесшумно появившийся за плечом у солдата, тут же провернул дырку в сукне гимнастерки.
— Спасибо... спасибо, товарищ старшина... ребята! — Конюхов хотел сказать еще что-то, помолчал, потом просто сел, накрыв орден ладонью.
После первой гулянка пошла в гору. Выпили еще, помянули тех, кто не дожил, потом фронтовых друзей, потом кто-то притащил из палатки гармонь.
— Товарищ старшина! — Степана тронул за плечо вестовой из штаба дивизии. — Вызывают вас...
— Ну, мужики, вы тут веселитесь — в меру, понятное дело, а я скоро буду, — Нефедов с досадой встал и поправил фуражку.
...Возвращался он уже в полной темноте, сердитый и озабоченный. Не дойдя нескольких шагов до освещенной поляны, старшина услышал громкие голоса и замедлил шаг. Это были Чугай и Конюхов. Иван — огромный, хвативший изрядно лишнего, что-то яростно доказывал имениннику, остальные слушали.
— Да мне вас всех перепить — раз плюнуть! Особенно, старшину!
— Ты за словами-то последи, Ваня, — хмыкнул Конюхов, заклеивая самокрутку.
— А что? И отвечу за свои слова! В бою он силен, не поспоришь! А вот насчет водки — слаб. Точно говорю! И не пьет никогда водку-то, видать боится, что она его победит, а не он ее.
— Степан боится? Ты, рязань косопузая, что говоришь? Не язык, а помело! — резко сказал кто-то. Но Чугай, обычно обидчивый, только отмахнулся огромной ладонью.
— Да ему со мной не тягаться! Со мной и до войны никто по этой части поспорить не мог!
— Верно, — ехидно заметил Конюхов, — зато по всем другим...
Степан вышел на поляну и разговор оборвался, как отрезанный ножом. Чугай засопел и набычился.
— Так что, Ваня? Значит, слабак я по части водки? — Нефедов, улыбаясь, сел напротив него. — Да ты не стесняйся, давай, говори. Перепьешь меня?
— Перепью! — Чугай вскинул лохматую голову, с вызовом взял стакан. — Да только вы, товарищ старшина, не согласитесь...
— Это почему же?
Степан глянул на Ласса, который с отсутствующим видом водил кривым ножом по точильному камню. Тот, словно ждал этого, подал старшине кружку — мятую жестяную посудину, обмотанную по ручке потрескавшимся кожаным шнурком.
— Эх, сколько лет с собой ношу, — сокрушенно подмигнул Ивану старшина, — а думал, только чай буду из нее пить. Чего уж мелочиться, давай по-взрослому...
Позади кто-то ошарашенно крякнул. Перед Чугаем поставили точно такую же кружку, забулькала по жестяным стенкам водка. Притихшие бойцы изумленно собрались вокруг стола, во все глаза глядя на то, как непьющий старшина взял полную кружку. Понюхал. Резко выдохнул, в три глотка прикончил до дна. Взял ломоть черного хлеба, занюхал, положил перед собой.
Глядя на него, и Чугай выпил свою порцию, и тоже не стал закусывать.
— Наливай еще!
Молча, в гробовой тишине выпили еще несколько кружек. Степан сидел ровно и все так же улыбался, а вот его соперника начало заметно пошатывать. Для устойчивости Иван поставил локти на стол, навалился грудью на жалобно заскрипевшие доски.
— Ну что, герой, может, сам свалишься? — Санька поставил на стол новую бутылку. Но Чугай упрямо покачал головой, медленно разлил водку по кружкам. Нефедов удивленно пожал плечами, — как знаешь, мол, — снова выпил одним духом, даже не поморщившись.
— Ну силен... — прошелестело по людям. Иван выдохнул, несколько раз останавливаясь, через силу, выпил свою водку, брякнул кружкой по столу. Теперь Степан налил себе и ему сам.
Еще две кружки.
— Н...не могу больше, — пробормотал Чугай. Он сидел с закрытыми глазами, бледный, лицо покрылось крупными каплями пота.
— Да ты что, Ваня? — удивился старшина. — Мы же, считай, только начали, а ты уже все? Давай-ка...
Солдат взял кружку. Протолкнул в себя два глотка водки. Кружка выпала из руки и покатилась по земле. Чугай зажал рот руками, вывернулся из-за стола, метнулся в кусты. Ноги заплелись, и он грохнулся всем телом, пытаясь встать, сотрясаясь от рвотных спазмов.
— Э-эх! — хлопнул себя по коленке Нефедов. — Проиграл!
Он встал из-за стола, по-прежнему твердо, словно не пил ни грамма. Взял свою кружку, вытряхнул из нее последние капли жидкости.
— Ладно. Чугая, как проспится, ко мне. Всем отбой, мужики. Отдых наш завтра кончится, так что ловите последние часы, — и прямо, не качаясь, пошел к себе в палатку, провожаемый взглядами. У входа в палатку обернулся, нашел взглядом Конюхова.
— Саша, ты потом зайди. На завтра кое-что обсудить надо.
Когда Санька зашел в палатку, Нефедов уже снял сапоги и сидел за столом, что-то чиркая карандашом на развернутой карте. Охотник долго смотрел на него, потом не выдержал и взмолился:
— Товарищ старшина! Как у вас это получилось?..
— Тихо, Саня, а то все сбегутся, — Степан улыбнулся, щелкнул пальцем по кружке. Почесал затылок и решительно бросил карандаш.
— Так и быть. Возьму грех на душу. Только если ты никому, понял?
— Да ты что, Степан? — возмутился Конюхов, переходя на шепот. — Сколько ты меня знаешь?
— Ладно, ладно, — Нефедов взял со стола фляжку, отвинтил крышку, поднес ее к самому носу товарища.
Конюхов дернулся, скривился от отвращения.
— Спирт? — спросил Нефедов.
— Да уж! Чего ты мне его суешь? Знаешь же, что я даже запах этой дряни не выношу!
Старшина налил в кружку пару глотков спирта.
— А ты, Саня, выпей, — он подтолкнул кружку вперед, — может, понравится.
— Да ну тебя, Степан! — обиделся тот, потом принюхался и взял кружку со стола. Поднес к лицу, изумленно глянул на старшину и пригубил. Выпил до дна.
— Вода?
— Точно, — кивнул Нефедов, — и всегда чистая. Хоть бензин в нее наливай, хоть уксус.
— Это как так?
— А вот так. Еще когда на войну уходил, мне эту кружку дед отдал. Бери, говорит, внук, она еще в русско-турецкую свою службу служила. Колдун один в Черногории ее заговорил деду, да так крепко заговорил, что уж сколько лет прошло, а заговор кончаться и не думает... И мне кружка пригодилась — я ведь водку-то только один раз и пробовал, по молодости лет. А так — никто и не подкопается, сидит старшина и пьет из своей. Сколько нальют, столько и выпью, если надо.
— Так ты что? — медленно проговорил Конюхов, и вдруг расхохотался. Сквозь смех, мотая головой, еле выговорил, — Ты что... воду из нее пил... все время?
— Точно! Ничего, Чугаю полезно будет. Парень толковый, пьет только много. Зато, глядишь, завтра проснется и на отраву эту глядеть долго не сможет...
Степан рассмеялся, вторя Конюхову. Потом ткнул пальцем в карту.
— Ну ладно. Потехе час — это хорошо. А теперь, Саша, слушай приказ на завтра...
— — — — —
*Старший, мне его пристрелить? Негодный человек. — Не спеши. Убери оружие, Ласс.
