23. Карта Ноль

Брату Тимуру и всем, кто дождался

— Рыбалка тут знатная, нечего сказать.

Человек, который произнес эти слова, раскатав резиновые болотники, поглубже зашел в воду неширокой речки. Качнул тальниковым удилищем, наспех обструганным, с клочками сочной коры, забросил крючок со свежим червяком подальше. Пробковый поплавок запрыгал на мелкой ряби.

— Правда, рыбешка мелковата. Вот, помню, под Курском...

Договорить он не успел, леска дернулась раз и два, поплавок ушел под воду. Ловко, не торопясь, человек повел удилищем. Схватил широкой ладонью бьющегося карася, выдрал крючок, бросил рыбу на траву.

— А этот, смотри-ка, даже не с мизинец. Ну, будет у нас с тобой уха!

— Уха — это хорошо, — отозвался второй человек, неподвижно сидящий на берегу. Он притушил окурок папиросы, бросил его в маленький костерок. Хрустнул суставами, потянувшись длинно, с удовольствием. — Уха, можно сказать, пища богов.

Рыбак собирался закинуть наживку еще раз, но вдруг прислушался. Рука с удилищем замерла. Он вышел из воды, поскрипывая мокрой резиной сапог, выдернул заправленные под ремень полы брезентового пыльника, надетого поверх армейского кителя.

— Так-так, — сказал, ни к кому не обращаясь. Бросил удилище под куст и принялся снимать пыльник.

Невдалеке послышался шум мотора, и на поляну, подскакивая на кочках, влетел запыленный "виллис", погромыхивая сочленениями. Машина еще не успела остановиться, как из нее ловко выскочил молодой лейтенант с офицерской планшеткой на боку. Подбежал, четко козырнул.

— Товарищ полковник...

— Чего там у тебя? — резким жестом руки прервав его доклад, буркнул полковник Иванцов. — Давай уже.

Лейтенант, запыхавшийся от усердия, козырнул еще раз и протянул полковнику пакет. Иванцов нетерпеливо, с хрустом плотной бумаги, вскрыл его, пробежался глазами по строкам.

— Хрен нам с тобой в обе руки, а не уха, — досадливо дернул он щекой. — Митрохин!

— Я! — отозвался шофер "виллиса".

— Рыбу прибери, понял? Вечером что-нибудь сообрази там...

— Сообразим, — шофер лязгнул дверцей, достал откуда-то небольшое жестяное ведерко и принялся собирать еще трепыхавшихся на траве карасей.

— Поехали, — полковник мотнул головой, бросил пыльник на руки лейтенанту.

— Сейчас. Костер только потушу, — отозвался Степан Нефедов.

* * *

Полковник Иванцов прошелся по комнате.

Под подошвами хромовых сапог противно поскрипывала кирпичная крошка. Армейская разведка наспех расположилась в приземистом одноэтажном здании, которое осталось целым после яростных артобстрелов и штурма городка Рутцендорф — помогли толстые, на совесть положенные кирпичные стены. Старик сторож, которого отыскали тут же, в подвале, бормотал, что в здании раньше находился детский приют, но Иванцов, впервые перешагнув порог, понял это и сам. Остро, в самое сердце его кольнул вид разломанных железных кроватей детского размера, наваленных в углу небольшого зала. Виду полковник не подал, только сильнее нахмурился, вспомнив о своей больной дочке, оставшейся в Москве.

Из бывшего приюта тоже пришлось выбивать немцев — и, судя по всему, не только пехоту. Одна стена зала была оплавлена до самого кирпича и жирно, стеклянисто блестела. Вошедший вслед за Иванцовым старшина Нефедов бросил короткий взгляд на стену, и, походя, мазнул кончиками пальцев по кирпичам. Понюхал пальцы, хмыкнул.

— Что? — спросил полковник, перешагивая какое-то тряпье. — Огнеметом шарахнули?

— Шарахнули, да не огнеметом. Это "торсхаммер", рунический квадрат. Кто-то не пожалел себя, вложился как надо, аж до сих пор отдает. В этот угол лучше не садиться и ничего тут не делать, а то можно нахвататься всякого...

— Слышал? — кивнул Иванцов сопровождавшему их капитану. Тот покосился на Нефедова, заметил знак Охотника на гимнастерке, коротко кивнул — уважительно, соглашаясь.

— Распоряжусь.

Полковник толкнул скрипнувшую дверь, вошел в небольшую комнату — видимо, кабинет директора или распорядителя приюта — остановился у тяжелого, приземистого дубового стола с ножками в виде резных львиных лап. На прожженном зеленом сукне была разложена карта городка и окрестностей, над которой склонились трое. При виде полковника двое выпрямились и встали по стойке "смирно", третий же не переменил позы, оставшись как был — почти навалившись грудью на карту, просыпая на нее папиросный пепел. Только блеснул стеклами круглых очков на Иванцова.

— Бросай курить, Владимир Иваныч, прокоптился уже весь, — гуднул тот, пожал руки всем троим. — Степан, иди сюда.

Нефедов молча кивнул каждому из троицы, подошел к карте, машинально провел большими пальцами под ремнем, заправляя складки гимнастерки. Отступил к стене, привалился плечом.

— С чего начнем? — спросил полковник. — Товарищ майор, давайте-ка, докладывайте.

Майор Полторацкий, назначенный комендантом Рутцендорфа, кашлянул в кулак.

— Значит, так, — сказал он. — Обстановка в городе спокойная, дома и улицы зачищены. Немцев из числа военных нет. Ни людей, ни... — он запнулся, глянул на Нефедова. — ...ни альвов, никого. Последний огневой контакт был вчера, выкурили из подвала ополченца. Старый дед, из ума совсем выжил. Разведка сумела его взять живьем, отобрали старую берданку, навтыкали по шее и сдали в особый отдел. Комендатура работает, ведется фильтрация. Саперы прошли, мин не обнаружено. С местным населением бойцы ведут себя аккуратно. Все спокойно. Только вот...

— Что "только вот"? — резко спросил Иванцов. — Майор, докладывайте четко!

Полторацкий снова закашлялся, жилы на худой шее выступили резко, набрякли. Видно было, что майор нездоров, но держится.

— Только вот мы не получили доступа в район кирхи, — негромко сказал он.

— Как, то есть, не получили? — переспросил Иванцов, недоуменно дернув плечом. — Вам что, немцы особый доступ должны предоставить? Что за ерунда?

— Товарищ полковник, разрешите мне, — вступил в разговор капитан Чирков из военной разведки.

— Давай. Что там у тебя? — полковник, как всегда, когда раздражался, стал говорить громко и сухо, каждым словом будто подчеркивая свое недовольство происходящим.

— Здесь, рядом с площадью, на карте обозначена кирха с примыкающим к ней кладбищем. Местные жители говорят, что городу лет четыреста, и кирха построена одной из первых. Стояла тут всегда. И кладбище было с тех пор, как начали селиться в этих местах. На карте есть. А так — нет. Пропали. Как корова языком слизала, по-другому не сказать.

— Пропали? Чирков, это тебе что — портянка, что ли, или кисет? Как они могли пропасть? Это же кирха, а не записка от... беглой жены, понимаешь! Кладбище тоже, не на бумажке нарисовано!

— Так точно, товарищ полковник. Пропали. Сначала разведка, потом патрули докладывают одно и то же. Говорят, что улицы, которые должны упираться прямо в кирху, почему-то выводят обратно на площадь. Как только ни пробовали — и пешком и на машинах. Даже на танке прокатились, танкистов попросили подбросить. Так и проскочили до самой площади, вылетели на нее, на полном ходу, чуть бабку-немку не задавили. А кирхи нет. И кладбища. И что хуже всего — вчера на одной из тех улиц пропал один из патрулей, три бойца и сержант. Ни следов, ни крови, ни оружия.

— Твою мать... Местные что говорят?

— Все местные, проживающие в ближних к месту районах, опрошены, — от карты разогнулся человек в круглых очках. — Все опрошены по нескольку раз. Вразумительных ответов не добились, кроме одного. Некий Рудольф Шульце, бывший наборщик из городской типографии, на допросе рассказал, что кирху и кладбище "спрятал" некий лысый эсэсовец. Вот, сами послушайте, я прочитаю.

Очкастый Владимир Иванович, он же командированный из Москвы по особым делам товарищ Гартунг, достал из папки лист бумаги с машинописью и прочел:

"Этот лысый из СС там всеми командовал. Он велел зарезать Марту, школьную учительницу, чтоб использовать ее кровь. Я прятался и все видел. Звание? Нет, просите, господин офицер, я не разбираюсь в эсэсовских погонах. Но этот лысый там командовал всеми. Я слышал, как он приказал сделать что-то, чтобы иваны... извините, господин офицер, чтобы ваши солдаты не нашли кирху, пока кладбище не будет полностью готово. С ним был еще один в черном балахоне, перепоясанном поясом из металла. Мне показалось, что серебряным. Этот черный был очень высокий, очень. Почти на три головы выше всех солдат. И очень худой, с бельмом на глазу. Страшный, как сатана, половина лица будто сварена, как сырое мясо... Он расправился с Мартой, это он... Пока кладбище не будет готово..."

Владимир Иванович сунул лист обратно в папку, обвел всех глазами, потом пожал острыми плечами.

— Дальше ничего вразумительного этот Шульце не сказал, понес полную ахинею, впал в истерику. Пришлось сдать его в госпиталь, понятно, под охраной. Впрочем, соседи Шульце говорят, что он много пьет, почти не просыхает. Ухитрялся даже под обстрелами доставать где-то спиртное и напиваться до полусмерти. Правда, эта Марта, учительница, действительно пропала, так и не нашли. Но мало ли, кто сейчас где пропадает?

— Та-ак... — протянул Иванцов, уперевшись сжатыми кулаками в карту. — Хорошенькое дело. Бредятина. И что это вообще, к черту, значит?

— Это значит, что под боком у нас сейчас — улей.

Все обернулись на голос. Степан Нефедов оттолкнулся плечом от стены и шагнул вперед. Взглянул на карту без всякого выражения, стукнул об стол картонным мундштуком "казбечины".

— Что... — начал, было, Полторацкий, но полковник Иванцов поднял широкую ладонь, и майор осекся.

— Говори, старшина.

— Кирха и кладбище — место особое. Такие людские места альвы называют Ма"Ллар — вроде как "место, где много", если перевести грубо. То есть, место, где можно творить магию, не тратя своих сил. Почти. А если ее подкрепить кровью — то магия усиливается во много раз. Никуда эти ваши кирха с погостом не делись, там они, на месте. Только в таком пузыре, что ли... Объяснять долго. Важно другое — что будет, когда пузырь лопнет.

— Ерунда какая-то, — не выдержал капитан Чирков. — Пузырь лопнет? И что тогда?

— Тогда Рутцендорфу кранты придут, — спокойно ответил Нефедов. — И всем здешним жителям тоже. Потому что все кладбище встанет и пойдет.

* * *

На мгновение в кабинете установилась мертвая тишина — такая, что стало особенно хорошо слышно, как в соседней комнате трещит пишущая машинка, а где-то далеко еле слышно бухает артиллерия.

— То есть как? — севшим голосом спросил Полторацкий. — Куда пойдет?

Иванцов не слушал его. Он впился в лицо Нефедова острым, тяжелым взглядом. Старшина не отводил глаз

— Уверен? — наконец спросил полковник. — Степан, ты уверен?

— Я, может быть, и нет. А вот он — да, — Нефедов чуть отодвинулся в сторону.

Капитан Чирков горлом издал неопределенный звук, Гартунг вздрогнул и поправил очки. За спиной старшины Нефедова стоял альв. Откуда он появился, никто из присутствующих сказать бы не смог. Дверь кабинета, плотно закрытая, не скрипнула, окно было зарешечено и крест-накрест заклеено полосками бумаги. Но альв был здесь. Черными, без зрачков глазами он поглядел на карту, потом перевел взгляд на Иванцова.

— Сарт"ла висс, Маэн,* — сказал Ласс.

— Привет и тебе, Ласс, — отозвался полковник, кивнув головой. На прочих альв не обратил внимания, словно в комнате больше не было ни одного человека. Бесшумно двигаясь в своей кожаной одежде, он подошел к карте и положил узкую твердую ладонь на бумагу. Посмотрел на старшину. Нефедов кивнул.

— Ласс и Тэссер уже побывали в том районе. Они говорят — кирха там. Мы-то ее не видим, наши глаза не для этого. Тычемся, как слепые. А еще они сказали, что кладбище просыпается. Скоро. Ночью.

— Ёшкин малахай... — пробормотал Чирков. — У нас тут гарнизон-то, хрен да маленько...

— Гарнизон тут не поможет, — сказал Нефедов, не поглядев на него. — Знаю я того лысого, сдается мне. И второго хмыря в балахоне видал, запомнил на всю жизнь.

Он чуть улыбнулся, блеснув железной коронкой во рту. Полковник Иванцов тяжело опустился на заскрипевший под ним стул, сжал губы. Подумал, достал портсигар, щелкнул им. Закурил, продолжая молчать.

— Это... как тебя? Ласс? — заговорил Полторацкий. — Сколько их там? Солдат сколько?

— Говорить с вами, товарищ майор, он не будет, — холодно отозвался Степан Нефедов. — Только со мной. Это сейчас неважно. Товарищ полковник, — старшина чуть повысил голос. — Я прошу Карту Ноль!

Иванцов молчал, дымя папиросой. Альв замер неподвижно: казалось, еще немного, и он сольется с тенями, растворится в них полностью. Гартунг снял свои очки и протирал их носовым платком, щурясь на свет из окна.

— Понимаешь, что это значит? — спросил Иванцов, и в голосе его впервые за все время прозвучала страшная усталость.

— Так точно, — Нефедов согласно кивнул. — Только я еще лучше понимаю, что будет, если этого не сделать. Хоронить будет некого, а сюда придется бросать с фронта войска в таком количестве, что представить трудно. Потом ровнять все с землей и заливать сверху алкагестом, как минимум. Жить после этого ни здесь, ни на сорок верст вокруг будет нельзя. Никому и никогда. Как в Луцке.

Чирков вздохнул, почти всхлипнул. Он воевал в тех местах, и Луцк запомнил хорошо. До сих пор перед глазами капитана стояло дымное, подсвеченное багровым облако, в котором крутилось что-то чудовищное, невообразимое человеческим разумом. Немецким магам, которых не успели вовремя блокировать, попала в руки книга, о которой думали, что ее не существует. Тогда они, жертвуя собой, провели последний ритуал, и реальность в городе лопнула, как яичная скорлупа.

Луцк переродился — даже дома превратились в то, перед чем пасовало человеческое зрение, не в силах воспринять геометрию других измерений. Что стало с жителями, он не хотел вспоминать. Потом город был стерт с лица земли в буквальном смысле — на эту войсковую операцию потребовалось огромное количество людей. И танков, артиллерии, авиации... Последними по искрошенным в пыль руинам шли особые группы саперов, домолачивая все, что хотя бы отдаленно напоминало остатки домов. Шли — и гибли, не выдерживая невидимой смерти, висевшей над мертвым Луцком. Сгорали обереги, в кожу вплавлялись нанесенные специальным порошком защитные знаки, лужами металла разливались танки, свернувшие не туда.

Теперь на месте Луцка оставалась круглая черная плешь. Население окрестных сел и деревень было отселено подальше, дороги огибали гиблое место. Виной всему была одна, всего одна проклятая книга!

Чирков невольно передернулся от гнева и отвращения.

— Луцк вспомнил, капитан? — на него глядели спокойные глаза Нефедова. — Правильно вспомнил. Здесь, конечно, труба пониже и дым пожиже, но примерно то же самое будет. Если не успеем.

— Должны успеть! — рубанул воздух ребром ладони Иванцов. — Иначе с нас всех не только погоны, головы поснимать надо! Степан, — он посмотрел на Нефедова, — кто тебе нужен?

— Мои, — коротко сказал старшина. — Обойдусь без танков, да и волкодавы из военной разведки мне здесь не нужны. Хотя, знал я одного... Таманцев бы не помешал, да.