Metanoia

ETIENNE EXOLT

METANOIA.

1.ЖЕЛАНЬЯ ТЕНИ ПРЕДВАРЯЮТ БЕГ.

И тут я сумел освободиться.

Тонкие серебристые шнуры, жалобные палачи, неуверенно ласкавшие мои запястья, с самого начала казались мне недостаточно способными. Едва ли они смогли бы сдержать существо и вдвое менее изворотливое, чем я. Первой лишилась пут левая рука и я выдернул ее из ненадежной петли, вращая затекшей кистью и понимая, что мое бегство становится неизбежным. Ноги мои не допустили на себя оков и, как только к пальцам вернулись обычные их ловкость и чувствительность, я развязал узел на правом запястье, потирая его, сделал шаг от стены, отдирая от нее прилипшую кожу спины и выдохнул, стараясь делать то как можно тише.

Сгибая и выпрямляя почти негнущиеся пальцы, терпя жадную боль лишь в надежде на скорое ее исчезновение, я подошел к одной из стен, что была левой для меня, прикованного, и всмотрелся в нее. Черные кирпичи, надежно отгороженные друг от друга неровными полосами скрепляющего раствора, тускло блестели под светом электрической лампы и я мог различить прискорбные выбоинки, недостойные трещинки, отвратительные царапины на них, привлекательные только в полночь. Кончиками левых пальцев я прикоснулся к ним, к их гладкому теплу, к их растворенной в безразличии нежности. Они напоминали мне женщину, прежнюю любовницу, равнодушно смотрящую, как умирает бросивший ее мужчина, они едва ощутимо покусывали подушечки пальцев электрическими жвалами, они наскучили бы мне слишком быстро, если бы я позволил себе сблизиться с ними.

Подняв голову, я сощурил глаза, пытаясь рассмотреть форму горящей в лампе спирали. Она казалась мне то ящерицей, то бескрылой птицей и я не мог решить, какое из воплощений ее должен ненавидеть больше. Морщась от красных всполохов, я протер глаза, сметая оскорбительные слезы. Здесь больше не было ничего, достойного страха и мне предстояло покинуть это место.

Теперь я могу представиться. Я считаю себя одним из самых уродливых живых организмов, когда-либо обретавших существование. При том, что у меня нет горба, чешуи, хвоста да и всем остальным я не отличаюсь от прочих людей, любой из них без сомнения признает мое уродство, если приходится ему встретиться со мной. Некая странная дисгармония черт лица, хрупкое и слабое тело, полные происходящей из этого тревожной злобы глаза в совокупности своей превращают меня в того, кто едва ли может быть назван не то что красивым, но хотя бы уместным для взора. При этом я никогда не испытывал недостатка в женщинах и мужчинах, добровольно и бесплатно выражавших желание разделить со мной ложе, причиной чему я видел тщательно выдрессированные слова, способность к утвердительной игре, тайному многоженству лицедейства и то, что многие другие называли моей таинственной внутренней чистотой, если избегать более печалящих выражений. Я соглашался с ними но только для того, чтобы заполучить свое удовольствие. Все остальное едва ли интересовало меня. В чем-либо другом не могло быть необходимости и я думаю, что именно мое прозрачное уродство и ненависть тех, с кем мне довелось соплестись в близости привели меня сюда, в этот блистательный и непорочный застенок, где именно чистота и была тем, что пугало меня.

Дверной проем был пустым и полным манящего света. Я видел за ним желтую стену и черный пол, я надеялся, что по пересечении его предела окажусь в чертогах чудес настолько поразительных, что не найдется во мне достойного их переживания.

Всего три шага понадобилось мне для того, чтобы схватиться рукой за его край и осторожно выглянуть наружу. Коридор был пустым, на высоте моего роста превращая цвет в серовато-белый. Высокий потолок, приболевший цветочной лепниной, тяжелым сводом нависал надо мной, но я не боялся его, как бывало то в детстве. Если на нем и обитали какие-либо чудовища, то я не видел их и, соответственно, смерть моя будет мгновенной или же они были слишком малы размерами и малочисленны, чтобы представлять угрозу для меня.

Я выступил в этот яркий свет, почувствовал под босыми ногами теплое дерево, вдвойне приятное после холодного камня. В этом месте я неожиданно ощутил в себе силу и испугался тому, что не увидел причины для того. Свет или воздух, в котором я ощутил едва заметные, приторно-сладкие доброжелательные ароматы ничего не изменили в моем теле. Руки мои оставались такими же тонкими, как и прежде, мягкий живот был все таким же уязвимым. Я не должен был позволить чему-либо обмануть себя. Ложное предположение о собственной силе было бы выгодно моим врагам, а я не сомневался в том, что где-то поблизости, быть может, за одной из дверей, притаились те, кого я с уверенностью смогу причислить к таковым. Разноцветные, различную имеющие форму, овальные, прямоугольные, круглые, украшенные золотыми, черными, стальными узорами, силуэтами животных и людей, геометрическими фигурами и цветами, все двери были равноценны для меня и я подошел к первой из них, деревянной и красной, со сглаженными углами и золотистой ручкой. Ближайшая ко мне и расположенная с левой стороны, она всем устраивала меня. Дотронувшись до нее, ощутив ее гладкую прохладу, не почувствовав в том прикосновении ничего угрожающего, я опустил ее золото, поворачивая и открывая.

Подняв голову, отвлекшись от письма, девушка улыбнулась мне и призывно махнула рукой, не выпуская из нее черной перьевой ручки.

Переступив порог и закрыв нас в комнате, я стоял, всматриваясь в показавшееся мне странным улыбчивое существо.

Одежда ее была униформой, на погонах и стоячем вороте серой рубашки я различал золотистые символы, несомненно означавшие ее звание и положение. Шелковистая ткань, составившая ее одежду, была поражена узором, что казался существующим в глубине ее, пробирающимся в ней черным извилистым потоком. Коротко стриженые светлые волосы распадались прямым пробором, не прикрывая ушей, тяжелые золотые кольца пронизывали их крошечные мочки. В моей памяти не было армии или службы носившей такую форму. Я стоял перед ней, обнаженный, но она не выказывала ни малейшего смущения, глядя на меня. Неподвижный взгляд ее пристальных алмазных глаз, улыбка добродушной ведьмы, убеждали меня в том, что ей принадлежит опыт, позволяющий не считать мужчину поводом для смущения или же она относится к тем созданиям, которые не уделяют внимание подобным мелочным различиям. Она могла иметь только обличие человека, мне не стоило заблуждаться,

Изящным жестом левой руки, блеснувшей множеством тонких серебристых колец на запястьях, она указала мне на пустующий стул и я последовал ее направлению, наслаждаясь своей покорностью, чувствуя лакированное дерево под своими ягодицами и радуясь тому, что сиденье не было мягким.

-Вы знаете, почему оказались здесь? — ее золотые губы двигались с удивительной живостью, артикуляция была слишком четкой, чтобы я усомнился в тщательной подготовке.

-Не имею ни малейшего представления. — я мог бы назвать причиной жажду, но едва ли она приняла бы такой ответ.

-Вы находитесь здесь в связи с повреждением вашего внешнего мозга.

Я усмехнулся.

-Это заставляет предположить о наличии внутреннего.

-Я уполномочена раскрыть вам следующую информацию. — она выдвинула ящик стола, достала из него коробку охотничьих спичек с замершим в охотничьей стойке черной собакой на этикетке, положила ее на стол и подтолкнула ко мне наконечником ручки.

Мои глаза сощурились в недоумевающем подозрении, но я все же протянул руку, отметив, как сильно выделяются на ней в свете яркой электрической лампы белые полосы шрамов. Коробка была почти невесомой и, осторожно выдвинув ее внутреннюю часть, я обнаружил в ней черного червя, призывно изгибавшего свое маслянисто блестящее тело. Его рот пиявки не оставлял сомнений в назначении. Подняв взор на девушку, я увидел ее ободряющую улыбку. Надеясь на неведомое, я сжал червя между правыми указательным и большим пальцами и приложил его к сгибу левого локтя. В то же мгновение он впился в мою плоть, я ощутил жгучий укус, старательное пламя ослепляющим гневом вонзилось в мою руку и я, схватившись за нее, застонал, глядя как раздувающееся тело червя пульсирует вместе с биением моего сердца.

Но я увидел другое. В огромном зале, пол и стены которого выложены были светло-зеленой плиткой стояли черные кубы, высоко поднимавшиеся надо мной и я пребывал перед одним из них, глядя на круглый экран перед собой, на котором сменяли друг друга слои обнаженного в горизонтальном сечении мозга, отличавшегося от того человеческого, который я помнил, разделением на три почти одинаковых в размере части, из которых средняя мне все же показалась чуть больше прочих. Некоторые области его были окрашены красным, иные же и вовсе представляли из себя черную пустоту. Гудящие черные трубы, прижатые стальными скобами к полу исчезали в массивных гнездах на стенах кубов, покрытые незнакомыми мне красными символами кабели тянулись к ним, далекие голоса говорили на непонятном языке и невидимые люди смеялись удачным шуткам.

Высохший червь лежал на плитках паркета, с которых почти сошла уже черная краска.

-Что это?...-я сглотнул собравшуюся во рту горькую слюну и откашлялся. — Что это было?

-Один из центров внешнего мозга. Четыре месяца назад по вине мятежников, атаковавших его, несколько образцов пострадали, включая и ваш.

Мои руки дрожали, над венами левой остался круглый красный след с небольшим утолщением в нижней части кольца, напомнившим мне змеиную голову.

-И вы допустили это?

-Мятежники набирают силу. У них все больше последователей. — она тяжело вздохнула и я вообразил приятное для себя, позволил себе считать, что и ей хотелось бы присоединиться к ним и она сделала бы то, если бы не боялась потерять выгодное и надежное положение. — Но нам с вами предстоит выяснить следующее. Поскольку ваш внешний мозг поврежден, вы не можете использовать его в полной мере и потому не способны считаться полноценно разумным существом.

-Что? — я вскочил со стула, руки мои сжались в кулаки. — Вы считаете меня неполноценным?

Несомненно, из-за моего уродства.

-Я говорила...— но в глазах ее возникла признающая ошибку робость, разозлившая меня еще больше.

Я чувствовал себя таким же разумным, как и прежде. Сознание мое не казалось мне ущербным, я не мог вспомнить, чтобы когда-либо отдавал больший отчет в собственных действиях. Знания и память мои также не претерпели изменений, насколько я мог судить и потому я чувствовал себя оскорбленным.

-Ты думаешь...— я обошел вокруг стола, приблизился к ней с правой стороны .— Я неразумен?

Схватив девушку за предплечье, я заставил ее подняться. Она была лишь немного ниже ростом и стояла так близко ко мне, что едва не касалась меня грудью. Разомкнув губы, она облизнула их и хотела что-то сказать, но, схватившись за ворот ее рубашки, я рванул тонкую ткань и слова стали неуместными. Черные пуговицы разлетелись во все стороны, одна ударилась о стол и откатилась к двери, другая попала в стену и упала на бумаги, закружившись на них в бешеной короткой пляске.

Она не двинулась с места, взгляд ее оставался таким же спокойным, как и прежде, а улыбка стала еще более нежной. Черные кружева бюстгальтера взволновали меня не меньше, чем вспышка на солнце. Развернув девушку спиной к себе, я вывернул ее левую руку за спину и толкнул ее на стол. Выгнув свою свободную руку, я расстегнул пуговицу на ее брюках и сдернул их вниз, обнажая маленькие ягодицы, тонкие белые трусики, забившиеся между ними.

-Это только доказывает мою правоту...— повернув голову направо, она пыталась посмотреть на меня поверх своего плеча.

-Что? — пальцы мои уже схватились за резинку ее трусиков.

-Разумное существо не совершит подобного. — голос ее оставался рассудительным и спокойным.

Я втянул в себя приторно-терпкий воздух, разгневанный правотой ее слов, но не знающий, как выразить свою неисправимую злость. Отпустив ее руку, я отступил прочь, позволяя ей выпрямиться и подтянуть брюки. Повернувшись ко мне, она присела на край стола, согнув левую ногу.

-Теперь вы видите, насколько серьезен ваш случай. — вцепившись руками в край стола, она взирала на меня с сочувственной жалостью.

Обессиленный, я кивнул, в силах смотреть только на ее сжатую кружевами грудь.

-Вернитесь на свое место.— глаза ее следили за мной, когда я проходил мимо нее и только когда я опустился на стул, она совершила то же самое.

-Все усугубляется вашим прошлым, сэр рыцарь.

Об этом я не любил вспоминать, но само ее знание о моем титуле означало и осведомленность о прошлых свершениях, каждое из которых мне хотелось бы скрыть.

-Внешний мозг, подобный вашему, сложно восстановить. Слишком старая модель. Уже не осталось специалистов, которые могли бы заняться им. Вы не помните, кто занимался установкой и обслуживанием?

-Простите?

-По нашим данным...— она перевернула несколько листов. — Десять лет назад была сделана замена по вашей просьбе. Но в документах не значится имя мастера.

Я закрыл глаза, отдавая себя на растерзание воспоминаниям. Черные шлемы с высокими красными плюмажами, полноватая девушка с огромной грудью и рыжевато-желтыми волосами, смеющаяся надо мной, сломанный шестиногий робот, забавно ковыляющий по окруженной яркой травой дорожке из красных каменных плиток.

Мне пришлось покачать головой.

-Это очень плохо. — она казалась искренне расстроенной. — Его Величество будет недоволен.

Страх безбрежный, ибо тень его сжигает небеса.

-Король? — мои глаза хотели слез, но не могли и приблизиться к ним.

-Есть касающийся вас приказ, подписанный Королевским Советом.

В прошлый раз, когда Его Величество оказался недоволен мной, я лишился правой руки и возможности воспринимать музыку. Если первое не представлялось существенной утратой, ибо не прошло и двух недель, как новая рука отросла еще более сильной и ловкой, чем прежде, то второе превращало процесс выздоровления в мучительный и кажущийся бесконечным. Его Величество умел поощрять и наказывать, неизменно отыскивая самые изощренные способы для того.

-Что я должен сделать?

-Вы должны прибыть в ближайший Дворец Космонавтов.

-Но это же...-мне показалось, что стул покачнулся подо мной.

Она кивнула, глядя на меня со странным, пугающим восхищением.

-Вам предстоит нелегкий путь.

У меня не было никакого намерения совершать его и вместе с тем, отказавшись выполнить волю Короля, я стал бы мятежником, одним из тех, кому был обязан своим настоящим плачевным положением. Стоит мне сделать неверный шаг, что не приблизит меня к тому Дворцу и я стану одним из них, ибо Королю известно все, Он немедля узнает обо всем, что происходит с Его рыцарями. Он не следит за нами, мы вольны в своих действиях, но долг перед Ним превыше всего и мы знали об этом, когда были призваны на службу при Его дворе. В любое мгновение, будь мы с женщиной или мужчиной, в болезни или праздности, обязаны мы, услышав Его зов или будучи обнаруженными гонцами, следовать Его воле и многие, кто противились тому, встречали отвратительную гибель. Он сам выбирает нас, приходит к нам самолично или при помощи ужасающих видений осведомляя о своей воле. Я знал пытавшихся бежать, сопротивляться и сражаться. Все они были уничтожены самыми жестокими способами, некоторые казнены публично, дабы никому не было позволено противиться воле Короля. Во всем остальном был Он мудр и справедлив. Те из нас, кто верил Его пророчествам обретали удивительные судьбы, умирали в чужих странах от нищеты и голода, становились могущественными правителями, страдали от неизлечимых болезней, совершали невозможные подвиги, погибали в невероятных происшествиях, становились персонажами сказаний, исчезали в зловонных болотах, имели множество женщин, теряли конечности в битвах, владели прекрасным оружием, страдали от ядов и лучевой болезни, полученных во время многолетних походов. Мы не знали целей и желаний нашего Короля, сотни карт Королевства видели мы и все они противоречили друг другу. Тысячелетние города исчезали навсегда после того, как мы покидали их, другие появлялись, когда трехногие старцы сообщали нам, что желаемое нами находится в тех местах. Те из нас, кто видел Короля, различные предлагали его описания и все это лишь улыбку вызывало у меня. В нас не было всемогущества, находились люди сильнее и хитрее, но только мы встречали смертоносных непобедимых чудовищ и соблазнительных бессмертных девственниц.