Созерцающие путь

Хасан Абдуллин

СОЗЕРЦАЮЩИЕ ПУТЬ

КНИГА I ЭДЕМ

Нижний Новгород

2011

УДК 821

ББК 84(2Рос=Рус)6-445

А 14

Абдуллин Х.

Созерцающие путь. Книга 1: Эдем. — Н. Новгород, 2011 — 148 с.

В странном мире судьба сводит двух совершенно разных людей: короля,

поневоле ставшего воином, и воина, вдруг ощутившего королевские амби—

ции.

Эта встреча впредь определила для обоих новые пути на ветвях Велико—

го Мирового Древа.

Об этом повествует "Эдем" — первая книга цикла "Созерцающие путь",

задуманного автором, как трилогия.

(Барсов С.Б.

ISBN 978-5-98449-189-1

3

Посвящается моей матери,

всегда поддерживающей меня в моих начинаниях

Дорога, сотканная из звёздного света, простирается в бес—

конечность. Я готовлюсь ступить на неё.

— Ты волен идти, раз желаешь этого, — голос обволакивает

меня сияньем отрешённости.

— Я хочу окунуться в многообразие извечного, познать его, —

отвечаю я, влекомый некой зовущей струной.

— Ты стремишься изведать иллюзию, всего лишь искажённое

отражение истинного.

— Но ведь я исхожу от твоих помыслов. Я твоё наделённое

намерениями продолжение.

— Да, дитя моё. — Сияние вокруг уплотняется, становясь ча—

стью моей сути. — Ты и есть я, только возжелавший пройти этим

путём.

— Значит, я просто обязан стать проводником твоего миро—

созерцания.

— Или выпестовать гордыню слепящих амбиций, — звучит

противоположное мнение. — Ведь я не гоню тебя. Ты можешь

остаться. Подумай. Путь будет долгим и трудным. Там тебя

ждут не только страдание и отчаянье, но и хуже того — мрак и

неведение. Ты окажешься в путах бытия. Нужды и проблемы тех

мест станут твоими. И ради выживания тебе придётся прель—

ститься всем этим.

— И всё-таки я пойду, — объявляю я своё окончательное реше—

ние.

— Однажды ты вернёшься обратно, ибо всё исходит от меня

и ко мне же возвращается уже умудрённым. В поиске меня при—

слушивайся к своему сердцу, средоточию твоих первородных, не—

посредственных чувств. Ведь ты проистекаешь из него, являясь

моим продолжением. Я буду подавать тебе знаки оттуда.

Голос затухает, растворяется во вселенской беспредельно—

сти, где-то там за сгущающимися вокруг оболочками, которые

отгораживают делающего шаг в вечность странника. Я всхожу

на путь к ожидающим меня диковинным реальностям.

4

ЧАСТЬ I: ИСТОКИ

Уже вторые сутки на ногах... Тело налито свинцовой тяже—

стью от усталости. Но мы продолжаем свой марш, будто заведён—

ные машины. Земля замёрзла, стала как железо. Да и на нас его в

избытке. Лязг доспехов слышится отовсюду. Словно исполинская

змея ползёт по дороге, дребезжа металлической чешуёй. Сотни но—

сов и ртов в колонне источают пар. Временами раздаётся отборная

ругань. От тяжёлого дыхания заиндевели усы и бороды... у кого

они уже есть, конечно.

— Всё лучше, чем месить грязь и по лужам шлёпать, — невнят—

но бурчит мой товарищ слева. Он пытается на ходу жевать заду—

бевшее сало.

— Если и дальше так пойдёт, мы намертво примёрзнем к своим

скорлупам, — отзывается широкоплечий парень впереди. — Когда

же объявят этот хренов привал? Отогреться бы у костра.

Слышатся окрики десятников. Велят плотнее сбить ряды пе—

ред вступлением в иноземный городок. Ведь это чужая земля, чу—

жая страна. Моя тёплая солнечная родина осталась далеко на юге.

Здешнее серое низкое небо недовольно хмурится, словно готовясь

придавить незваных гостей. Но мы здесь не просто так, а во имя

высших интересов нашей славной Империи.

Над окрестностями городка разносится гулкий звон.

— Опять в храмовую медь бьют, фанатики проклятые, — слы—

шится сзади ворчливый голос. — Неспокойно здесь... ох, неспо—

койно.

Заиндевевшие поля остаются позади. Прибавив шаг, мы плот—

ными рядами вступаем в тень окраинных кварталов. Вокруг акку—

ратные домики в один-два этажа. Стены по большей части из се—

рого кирпича. Над ними краснеют черепицей пологие скаты крыш.

В этот утренний час прохожих на улицах мало. Мужики глядят ис—

подлобья, а бабы боязливо липнут к стенам.

Враг отступил, но в чужом городе следует быть начеку. Все

местные, чувствуется, пялятся на нас, приникнув к окнам и все—

возможным щелям. Дознатчики считают, что сопротивление здесь

маловероятно, но командиры всё равно велят держать ухо востро.

Заранее проверено оружие. Мой пятизарядный самострел взведён

5

и стоит на предохранителе с полной обоймой толстых стальных

дротов, и каждый способен пробить добрый панцирь с полуста ша—

гов. На боку расстёгнут чехол боевого топора. Если враг в латах, то

для схватки с ним нет ничего лучше тяжёлого лабриса.

Грохот подкованных сапог по мостовой разносится эхом по

улочкам. Марш в ногу разрушает тишину, испуганно жмущуюся

под крышами и в проёмах зданий. Маршировать, вот чему учи—

ли нас, новобранцев, в первую очередь, прежде чем мы пустились

в этот долгий поход, завоёвывать дальние страны. И мы изо всех

оставшихся сил стараемся показать свою выучку этому варварско—

му городишке. Выучку настоящих воинов Лучезарной Империи.

Хотя, несколько сотен измождённых, полуголодных и грязных сол—

дат представляют собой не слишком внушительное зрелище. По—

чиститься не было времени. Командиры гонят и гонят нас.

Чуть в стороне от нашей колонны слышатся вопли. Страхо—

видный тощий дед с длинной седой бородищей и нечёсаными кос—

мами вокруг лысины что-то истошно орёт нам, потрясая корявой

клюкой. Одет он то ли в дерюгу, то ли в кафтан неопределённого

цвета. На груди поверх одежды висит металлическая цепь. На ней

болтается массивный треугольный амулет с каким-то тускло по—

блёскивающим узором внутри. Старец бешено вращает глазами,

выкрикивает непонятные слова в нашу сторону. Может это и хоро—

шо, что многие из нас не понимают местное наречие, а то раздра—

жённые и измотанные до предела, давно бы положили конец этому

шуму метким выстрелом. К тому же, судя по агрессивным рожам,

которые он с усердием корчит, и более-менее понятным жестам

непристойного свойства, сомневаюсь, что это звучат радушные

приветствия героям великой державы. Тут же из двора за ним вы—

скакивают две женщины в тёмных платках, молодая и преклонного

возраста. С немалым трудом они кое-как уволакивают упирающе—

гося хрыча в дом.

А мы всё маршируем и маршируем, упоённые мерным ритмом

грохочущего металла в гулком пространстве улицы. Тяжёлый лязг

железа разливается уже по городской площади, возле самого боль—

шого здания. Похоже, это местная ратуша. Мы выстраиваемся ров—

ным каре вокруг скучившегося в центре площади обоза, как положе—

но по уставу. Всхрапывают лошади, перекликаются унтер-офицеры

6

центурий. Над строем когорты трепещут имперские стяги — симво—

лы солнечного света, который мы несём в эту дикую страну. И в этот

момент местное небо опорожняется на нас мелкой снежной пылью.

На крыльце здания наши офицеры долго толкуют через пол—

кового толмача с магистратами. Издали слышно, как этот недоу—

чившийся болван громко картавит, подлаживаясь под здешний

диалект. Судя по недоумённым лицам отцов города, они мало что

понимают. Он меняет тактику: пытается уже с помощью энергич—

ной жестикуляции донести до них смысл имперской речи. Впро—

чем, город они сдают по правилам: встречают наших набольших

при полном параде, с поклонами и подобострастными ужимками

потчуют горячим вином и пряниками. Угощение подносят на боль—

шом блюде, покрытом расшитой золотом скатёркой.

— А не отравят? — слышится чей-то шепот в ряду.

— Наши-то, небось, не дураки. Сам вот увидишь... — отвечают

ему.

И верно: магистратам приходится сначала самим вкусить на—

питок. Только тогда командиры приступают к дегустации и быстро

опоражнивают пузатый кувшин. К пряникам же никто так и не

притронулся.

Вскоре над входом в ратушу затрепетал имперский стяг: крас—

ный дракон на жёлтом поле — символ света и державной мудро—

сти. Ясно, что недавно на этом месте висел флаг королевства, но

местные вовремя его убрали с глаз подальше. Благодатная длань

Империи простёрлась ещё над одним городом.

* * *

Лагерем мы встали на невысоком холме сразу же за городом.

Перед марш-броском в зону боевых действий следовало хоть не—

много отдохнуть. Быстро растянули шатры, рядом с ними развели

костры. Я протягивал руки и ноги к огню, и вскоре по всему телу

разлилось живительное тепло. В котле аппетитно булькала каша.

От неё шёл восхитительный аромат. И наши животы предвкушаю—

ще заурчали.

Каждый десяток сидел у своего костра, готовил пищу в соб—

ственном котле и спал в собственном шатре. Всё имущество десят—

7

ка на марше перевозилось в определённой повозке обоза. Боевая

единица должна быть сплочённой. И в походном имуществе, и в

добыче, и в лишениях. Это касается и взысканий: за провинность

одного или нескольких наказывается вся группа. А десятник отве—

чает за всех. Каждый десяток приписан к определённой боевой ма—

шине, которую и сопровождает в бою. С колонной самоходов нам

предстояло встретиться позже, когда выйдем к основному тракту,

ведущему к столице королевства.

Дело шло к полудню, каша дозревала, а десятник тем време—

нем рассказывал, что мы будем делать дальше. Командиры со—

бирались сняться с лагеря ещё этой ночью, к утру встретиться с

колонной машин и, если боги помогут, уже завтра быть на месте

военных действий.

Наконец забренчала посуда. Все по очереди подходили к кот—

лу, брали черпак и плюхали в походные миски горячее пряное ва—

рево. Дежурный, надо признать, постарался на славу. Приевшаяся

уже каша казалась сегодня на диво вкусной; возможно сказывался

голод. Мы подходили за добавкой, так что в котле быстро убывало.

Сколько уже было таких вот стоянок? Сколько раз я вот так скрёб

черпаком, пытаясь выудить кусочек солонины? Сколько плоских

шуток услышал от товарищей, которые во время отдыха начинали

активно подтрунивать друг над другом?

— Краб! Наконец-то ты научился готовить! Теперь всегда тебя

в наряд ставить будем! — воскликнул здоровенный рыжий детина

с полосой капрала на рукаве. И шмякнул себе на тарелку третью

порцию.

— Ты, главное, не обжирайся, Слон. А то опять пердежу от тебя

не оберёшься, — ответил ему бойкий Краб, невысокий, слегка угло—

ватый юнец лет восемнадцати.

Все звуки вокруг потонули в бурном хохоте.

— Про Слона стоило бы начальству доложить: новый, мол, вид

отравляющего оружия. Глядишь, медаль дадут или хоть прибавку

к жалованию, — утирал слёзы смугловатый парень с кучерявой бо—

родкой. — Не зря ж его десятник капралом поставил.

— А пока, Чернявый, он травит нас с тобой. Просто так, по до—

броте душевной, — продолжал язвить Краб.

8

— Моё оружие вот! — внёс ясность разгневанный силач и свире—

по хлопнул лапищей по длинной рукояти боевого молота. — Кому

хошь башку разнесу... хоть врагу, хоть зубоскалу.

— Таких солдат, как Слон, ещё поискать надо, — вступился за

рыжего десятник. — Кто на учениях лучше всех преодолевал пре—

пятствия в полном доспехе? Кто так искусно управляется с соб—

ственным оружием? А кто во время учебного штурма буквально

затащил вас всех на вал по верёвке, после того как раскидал на нём

защитников?

— Да, было дело. Но лишь после того, как мы с превеликими

трудами закинули его туда на штурмовом трапе, — возразил Черня—

вый.

— Солдат всемерно поддерживает своего товарища и помогает

ему во всем. Это и есть принцип единства, сплачивающий нашу

армию. Ему мы обязаны всеми нашими победами. Войско — это

отлаженная машина, в которой каждая деталь на своём месте и де—

лает своё дело.

Наш седоусый, видавший виды начальник умел разговаривать

с людьми, умел убеждать подчинённых словом, а не тумаками. Не

то, что командиры прочих единиц. Потому мы его и уважали, по—

тому и слушали, как студенты университетского наставника.

* * *

Наш университет... Не без грусти вспоминались колонны,

увитые плющом и пьянящий аромат роскошных цветников. Уют—

ные скамьи в тенистых внутренних двориках, и залы с высокими

сводами. Школяры в мантиях эстетического, философского, маги—

ческого и технического факультетов. А в свободное время — шум—

ные попойки, непристойные песни... Это тогда я наивно полагал,

что они непристойные, пока не попал в армию. Но главное, жен—

щины. Широкобёдрые блондинки, брюнетки и шатенки, словом,

на любой вкус. Горячие и знающие толк в любовных искусствах. В

борделях ведь тоже многому учат. Им были известны такие ласки,

что мужчины отдавали целые состояния за ночь со жрицей любви

высокого класса. Сколько я их познал? Не так уж много и не самых

лучших. Как раз в меру тех средств, что присылали мне родные.

9

Отец послал меня учиться в столицу, чтобы я сделался на—

стоящим человеком, то есть каким-нибудь заметным чиновником в

нашей провинции. Сам он, конечно, не осилил бы дорогостоящей

учёбы, если бы не помогали дядюшки в надежде, что им это оку—

пится в будущем. Откуда они могли знать, каково будет молодому

человеку, ничего в родной глуши не видевшему, но переполнен—

ному свойственными юности страстями и желаниями, окунуться

в большой мир с тем жалким мизером средств. А почти все мои

товарищи имели богатых родителей, ни в чём себе не отказывали,

и мне хотелось соответствовать. Закончилось тем, что мне нечем

стало заплатить за следующую ступень обучения, да и долгов на—

копилось изрядно. И это менее чем за год пребывания в столице.

Положение стало безвыходным. Университетский ярлык рано

или поздно должны были отобрать. Кредиторы разве что в постель

ко мне не лезли. А возвращаться в отчий дом, не оправдав надежд

и деньги промотав, ой как не хотелось.

И тут в мою судьбу вмешалась государственная политика. Вас—

сальные северные королевства решили отложиться от Империи и,

составив комплот, прекратили поставлять сырьё и товары по им—

перским тарифам. Реакция императора и правительства последо—

вала незамедлительно. Властители этих государств были названы

гнусными предателями, вероломно восставшими против интере—

сов великой державы. В храмах жрецы призывали богов низринуть

свой гнев на головы нечестивых королей. Срочно собирались силы

для карательной экспедиции. На площадях глашатаи зазывали на—