На арене смерти

. Часть 1

Глава 1

Швейцария, Женева, дворец Конгрессов, 2058 год, июнь.

Заседание международной комиссии по правам человека.

— ...и поэтому, чтобы ни случилось, мы все верим в торжество правосудия. Так мы защищаем наши права и свободы. Но времена меняются, — Виктор Ольшанский продолжал свое выступление, стоя на трибуне, перед сидящими полукруглым амфитеатром слушателями, -меняются нравы, меняются требования к обществу и меняются требования общества. Я не прошу Вас разрешить людям убивать друг друга, а всему миру смотреть на смертоубийство. Я прошу Вас дать людям последний шанс на свободу выбора. Последний шанс вздохнуть полной грудью.

Эти люди — ужасные преступники, они совершили очень много зла в своей жизни и заслужили то, что получили. Они заслужили пожизненное заключение. Но, обрекая их на пожизненное заключение, мы уподобляемся им. Они убивают нас, мы еще более жестоким способом убиваем их. Зло порождает новое зло. Получается замкнутый круг.

— А то, что предлагете вы, это получается разрыв замкнутого круга? Так по-вашему? — спросил Виктора седовласый сухопарый мужчина, сидящий во втором ряду полуамфитеатра.

Разговор шел на английском языке, которым владели в совершенстве все, присутствующие в зале и поэтому никому не требовалось переводчика.

— Я не предлагаю никаких подачек и умягчения условий для преступников, — жестко ответил Виктор, посмотрев на спросившего. И, уже мягче, продолжил:

— На первый взгляд то, что я предлагаю, кажется очень жестокой вещью, но на самом деле это не так. Преступники будут нам благодарны, хотя нам и не нужна их благодарность. Заключать человека в клетку пожизненно, лишать его свободы, без всякого права на надежду вновь когда-нибудь ее обрести — это наказание,которое выше сил человеческих. Многие из этих преступников предпочли бы быструю смерть бесконечному томлению и гниению в ограниченных пространствах камер. Но мы лишаем их этого права.

— А как вы предлагаете обращаться с особо опасными преступниками? — спросила Виктора полная, бальзаковского возраста дама в очках, сидящая в первом ряду полуамфитеатра.

— Я сейчас не об этом веду речь, я не предлагаю вам на обсуждение никаких новых видов условий содержания особо опасых преступников. Вы мне ответьте, госпожа Райхард, — обратился Ольшанский со встречным вопросом к только что задавшей ему вопрос даме, — когда в США, Евросоюзе и некоторых странах азиатского региона был принят закон об отмене смертной казни для особо опасных преступников и замены казни на пожизненное заключение, какие цели преследовали те, кто его отменил?

— Стало негуманным в цивилизованном обществе казнить людей, — ответила строгая дама.

— Ага, негуманным, значит, — Виктор обвел весь зал насмешливым взглядом, — из человеколюбия, значит, мы, цивилизованное общество, отменили смертную казнь и ввели вместо нее наказание, куда более жестокое, чем казнь. Мы разве спрашивали у них, что бы выбрали они? Я знаю, что вы ответите, что они не заслуживают того, чтобы у них спрашивали.Так это же получается какой-то абсурд. Мы, человеколюбивое общество, отменяем смертную казнь и вводим вместо нее пожизненное заключение, для успокоения своей совести. Но при этом мы забываем представить себя внутри клетки, посмотреть на мир из клетки, так сказать, глазами преступника. А ему подобная мера кажется еще большим наказанием. Так для кого же мы стараемся? Кого мы хотим обмануть? Сами себя? Свою совесть? Мы хотим предстать перед преступниками эдакими добрыми джентльменами и леди, мы словно бы говорим им: "Вы совершили столько зла, а мы все равно так добры к вам, что мы вас не казним сразу. Посидите тут, до конца жизни, подумайте, покайтесь в глубине своей души." А я Вам скажу, что им не нужна наша псевдогуманность и псевдожалость.

— Но почему важнейшие тезисы главнейших институтов современного социума вы называете псевдогуманностью и псевдожалостью?! — гневно воскликнул благообразного вида старичок, с аккуратно подстриженной седой бородой. — Вы не имеете права так говорить, я протестую.

— Правильно, верно, правильно, — послышались крики из слушающей аудитории.

— Господа, господа, прошу тишины в зале, — постучал молоточком по подставке председатель комиссии, швейцарский судья высшей категории Жан Кокто, — я отменяю на сегодня обсуждение вопроса. Мы слишком устали. Заседание продолжится завтра.

На заседании международной комиссии по правам человека присутствовали судьи, юристы, профессора, врачи, психологи, законоведы от большинства стран Европы, некоторых стран американского континента и четырех азиатских стран. Всего присутствовало четыреста тридцать человек. Это были выборные присяжные, которым предлагалось либо положительно, либо отрицательно решить вопрос, который волновал сейчас весь мир.

Заседание комиссии собрал, используя все свое огромное влияние в мире, используя огромные материальные и душевные ресурсы, российский олигарх, один из самых богатых людей планеты, Виктор Сергеевич Ольшанский. То, чем он в данное время занимался, было главным делом всей его жизни. Он предлагал мировому сообществу возродить гладиаторские игры, в естественном своем виде, т. е. с теми самыми правилами, которые существовали в Древнем Риме, без всяких ограничений. В качестве гладиаторов он предлагал использовать преступников, осужденных на пожизненное заключение. Разумеется, только с их согласия. Его проект привлек интерес всего мира и правительство мирового сообщества было вынуждено собрать заседание комиссии по правам человека, на которой предлагалось решить вопрос, можно ли использовать в качестве гладиаторов преступников, осужденных на пожизненное заключение.

Если вопрос был бы решен положительно, то страны, которые делегировали своих представителей на заседание комиссии, разрешат своим преступникам, осужденным на пожизненное заключение сделать выбор между заключением и участием в гладиаторских играх. Существовал еще один нюанс, который,по мнению Виктора, и был тем самым главным мотивом преступнику, осужденному пожизненно, сделать выбор в пользу участия в гладиаторском турнире. Победитель гладиаторских игр должен был получить свободу, каким бы преступником он ни являлся, какие бы преступления за ним ни числились. Так хотел сделать Виктор, это был базовый принцип гладиаторских игр. Без этого принципа гладиаторские игры лишились бы своей привлекательности и зрелищности потому, что преступники бились бы не за свою свободу, которая, безусловно, была бы самым вожделенным призом в их жизни, а просто тянули бы время, которое лучше было бы провести хоть в каком-то разнообразии, чем сидя постоянно в клетке.

Но этот принцип был еще одним серьезным препятствием на пути возрождения гладиаторских игр, ибо стране, которой принадлежал преступник, нужно было бы отпустить его на свободу. Кроме того, он должен будет иметь право свободно перемещаться по всему миру, без всяких ограничений. Но разве можно отпустить на свободу какого-нибудь маньяка-убийцу? И, даже если страна,в которой его осудили, отпустит его, сможет ли он пересечь границу другой страны?

Все эти вопросы уже давно не мучили Виктора Ольшанского. Он уже давно разработал кодекс будущих гладиаторских игр. Но все эти вопросы мучили все мировое сообщество, и, больше всего, членов комиссии по правам человека, которой предстояло либо разрешить гладиаторские игры, либо поставить жирный крест на деле возрождения оных.

На следующий день заседание комиссии продолжилось. Вновь в Дворце Конгрессов собрались четыреста тридцать человек,чтобы послушать речь Виктора, который говорил с кафедры следующее:

— ... Человек, какое преступление бы он не совершил, должен иметь свободу выбора. Преступник остается членом нашего общества, хотим мы того или нет. И гуманность наша именно в том, чтобы дать ему эту свободу, маленькую, совсем крохотную частицу большой свободы. Нам необходимо изолировать преступников от нашего общества, чтобы он не причинил нам еще большее зло. Но не всем придется по душе сидеть до конца жизни в четырех стенах. Многие предпочли бы смерть полной потере свободы. И они посчитали именно смерть самой гуманной альтернативой в их плачевном состоянии. Так пускай же они выберут смерть, ведь они сами убийцы и вполне заслужили это, но перед своей смертью пусть еще чуть-чуть послужат нам, нашему обществу. Пусть устроят самое грандиозное шоу всех времен и народов. Пусть послужат нам своими боями, пусть отработают перед нами за все то зло, что они нам причинили. Вместо того, чтобы сидеть десятилетиями в клетке и сгнивать заживо, загинуть в безвестности и во мраке, пусть выйдут на поле брани и сразятся друг с другом, пусть возвеличатся сами, возвеличат себя в наших глазах, слегка реабилитируют себя перед нами тем, что будут мужественно сражаться друг с другом, а не нападать на беззащитных жертв.

Сделать такое шоу не сложно. Вам просто нужно решить положительно этот вопрос и вы никогда не пожалеете. Вы увидете такое грандиозное и величественное зрелище, какого мир не видел со времен Римских императоров. Сейчас перед нами открывается новая страница новой истории и давайте запишем в нее наши имена золотыми буквами.

Как только в речи Виктора возникла пауза, на него градом посыпались вопросы. С какой частотой будут проводиться гладиаторские турниры и как часто преступники будут отпускаться на свободу? Каковы условия содержания преступников во время турниров и возможны ли побеги? Будут ли принимать участие в турнирах особо опасные преступники? Бесконечные, бесчисленные вопросы. Вопросы повторяющиеся и вопросы новые.

Эти люди задают вопросы сегодня, задавали их вчера и позавчера и в самом начале работы комиссии и будут задавать их завтра. Виктор чувствовал, что толчет воду в ступе. Эти люди просто не понимают всей важности происходящего. Через неделю комиссия завершит свою работу и если так все пойдет и дальше, то присяжные проголосуют против гладиаторских игр. Но для Виктора это было равноценно смерти.

Никогда еще никакое дело не занимало его так сильно, как возрождение турнира гладиаторов.Ни тогда,когда он захватывал для своей мегаимперии новые заводы, фабрики, концерны и корпорации, ни тогда,когда он участвовал в различных сумасшедших проектах, вроде полета на Марс, ни тогда,когда он покорял сердца самых красивейших женщин планеты его сердце не билось так сильно, как теперь, когда он был на волосок от осуществления своей самой заветной мечты и также на волосок от ее погубления. Но он должен был победить, победить любой ценой,даже потеряв все, что было у него до этого дня.

Мир созрел для таких проектов, как гладиаторские игры. На сотнях телеканалов обсуждалась эта тема, весь интернет был забит призывами к разрешению гладиаторских турниров. Пресытившийся мир больше не получал должного удовлетворения от традиционных видов спорта, ему требовалось зрелище более жесткое, намного жестче, чем даже бои без правил. Такое зрелище, где бы постоянно присутствовала смерть.

Виктор должен был пойти на крайние меры, рисковать, идти ва-банк. Поэтому вечером этого дня ему просто необходимо было встретиться с Жаном Кокто лично. Ему нужно было любой ценой добиться того, чтобы Жан Кокто пришел на встречу с ним.

В десять часов вечера Виктор, один, без охраны, ехал на неприметном "Фольксвагене" по одной из улиц Женевы. На одном из перекрестков автомобиль остановился и человек, стоящий неподалеку, сел в него.

— Добрый вечер, господин председатель, — сказал Виктор.

— Добрый вечер, господин Ольшанский, — ответил Жан Кокто.

— Где бы мы могли остановиться, чтобы побеседовать спокойно? — спросил Виктор председателя комиссии.

— Сейчас на следующем перекрестке поверните налево и езжайте прямо. Через два квартала свернем во дворик, в котором я провел свое детство.Думаю там нас никто не побеспокоит.

Виктор последовал указаниям Жана Кокто и вскоре "Фольксваген" Виктора остановился в одном из множества маленьких двориков, расположенных в старой части города. В это время во дворике было тихо, вдоль двух домов на тротуаре были припаркованы автомобили. Редкие прохожие спешили скрыться в подъездах.

— Итак, господин Ольшанский, вы попросили меня о встрече и я откликнулся на вашу просьбу. Надеюсь вы осознаете всю серьезность нашего с вами положения. Ради Вас мне пришлось пойти на нарушение действующего законодательства относительно правил проведения международной комиссии по правам человека. Лишь два раза за всю свою карьеру я позволял себе подобные вольности, но то были исключительные случаи, касающиеся свободы или жизни выдающихся людей.

Мы оба с вами очень сильно рискуем. Если о нашей встрече станет известно общественности, можете считать ваш проект похороненным заживо. Но и я рискую не меньше вашего. Может пострадать моя безупречная репутация судьи международного класса, что для меня не менее ценно, чем для Вас ваш проект.

Признаться честно, меня не интересуют деньги. Конечно, журналисты, узнав о нашей встрече, немедленно обвинили бы Вас во взяткодательстве, а меня в получении взяток. Все слишком банально, чтобы быть правдой.

Возникла небольшая пауза в речи господина Кокто и Виктор вставил:

— Я и не собирался предлагать Вам денег. О вашей репутации честного и благородного человека мне хорошо известно. Вас, как судью, могут убедить только логические доказательства верности и полезности того или иного дела, предприятия, проекта. У меня таковые имеются.

— Поверьте мне, — приложил ладонь к груди Кокто, — у меня сложилось представление о Вас, как о человеке исключительного ума и поэтому у меня даже и мысли не возникло такой, что вы собираетесь дать мне взятку. За свою жизнь честным трудом я заработал достаточно денег, чтобы обеспечить своей семье нормальную жизнь, а себе достойную старость. Своих детей я никогда не баловал, и считаю, что поступал правильно. У них просто было все необходимое для нормального развития. Птенцы получили нормальный заряд знаний и навыков, после чего должны были сами пркладывать себе дорогу в жизни, уже без помощи родителей, полагаясь только на свои силы. Таким образом они добились очень больших высот в нашем обществе и никто не может теперь упрекнуть их в том, что их заслуги — результат родительского покровительства.

— Просто мне любопытно было узнать вас лично, — продолжал Жан Кокто, протирая стекла своих очков платком. — Иначе я бы не пришел на встречу. Опасаюсь за свою репутацию, хотя и не имею нечистых помыслов. Но вы же меня понимаете? — Жан Кокто водрузил свои очки на место и посмотрел поверх них на Виктора. — Эта желтая пресса, они все могут так извратить, исказить, испоганить. Я так много наслышан о вас, что просто не мог не прийти и вы , наверное, именно на этот эффект и рассчитывали. Вы абсолютно не похожи на остальных сильных мира сего, вы так отличаетесь от всех остальных олигархов, что у меня возникло непреодолимое желание узнать вас лично, господин Ольшанский. Вы — живая легенда сегодняшнего мира.

— Спасибо, господин Кокто за то, что вы меня так назвали, но право же, вы мне льстите. Вот я сижу здесь перед вами из плоти и крови и никакая я не легенда. Очень не просто мне было уйти от всех, кто следит за мной, но я ушел от них, я приказал своей охране оставить меня одного, но они не хотели подчиняться этому приказу и я их понимаю. Судьбы слишком многих людей по всему миру зависят от меня и им всем не хочется, чтобы со мной случилось что— нибудь плохое. Но я приехал на встречу с вами один, без охраны, за рулем этого старого фольксвагена, чтобы вы поняли, как для меня важен этот проект, как для меня важно, чтобы дело всей моей жизни начало работать. Да, да, не удивляйтесь, это действительно дело всей моей жизни.