НИКИТА ТИХОМИРОВ
ТОЛКОВАНИЕ
Роман-реконструкция
Введение
Под ногой хрустнула вросшая в пышный зеленый мох сухая ветка. Человек осторожно поднял ногу и осмотрел оставшееся на мягкой кочке углубление от стопы, которое тут же стало заполняться темной водой, после чего переставил ногу на соседнюю кочку. Взгляд мельком скользнул по уходящему далеко вперед кочкарнику, перемежавшемуся кое-где темно-бурыми пятнами открытой воды, туда, где темной полосой к болоту подступал лес; скользнул по покатым откосам сглаженных холмов справа и перешел на громоздящиеся, увенчанные снеговыми шапками, вершины по левую сторону долины. Кругом пустота: нигде не видно ни малейшего признака человеческого жилья. А он так надеялся, что стойбище близко. Впереди все те же холодные склизкие топи...
Перепрыгивая с одного мохнатого островка на другой, он медленно продвигался вперед, иногда отклоняясь далеко в сторону от выбранного направления, когда на пути вдруг выступала гладкая поверхность застоявшейся воды, с плавающими у поверхности клочьями тины. Кое-где мрачный пейзаж болота оживляли белесые стволы давно погибших деревьев, обглоданные ледяными ветрами и окаменевшие от времени. Мертвые великаны бестолково тянули к небу узловатые изогнутые сучья, точно моля богов о заступничестве, напоминая своим видом всем и каждому о бренности жизни.
Путник выбрался на сухой бугор, пузырем торчащий над источающим тяжелый гнилостный запах болотом, и остановился, чтобы немного передохнуть. Воткнув копье во влажную податливую землю, он тяжело вздохнул, сел на пожухшую и полегшую траву, устало вытянув ноющие от долгой ходьбы ноги и поводя задеревеневшими ступнями из стороны в сторону, чтобы разогнать тяжелую кровь по жилам. Потом сбросил с плеч походную сумку, лук и колчан со стрелами, потянулся и лег на спину, раскинув руки. Глаза его уперлись в низкое серое небо, лишь где-то на востоке тронутое пока еще неясной голубизной. По телу растекалась томительная слабость и он прикрыл веки.
Вдруг сверху раздался пронзительный вибрирующий звук. Охотник тревожно вскинул голову, но тут же успокоился: немного в стороне он увидел неровный клин перелетных птиц, по широкой дуге снижавшихся к болоту. Птицы пронеслись над далеким лесом, сделали круг над унылым пространством, покрытым водой и мхами, вновь взмыли вверх, пролетели немного в сторону гор и опустились. Охотник поднялся на локтях и поверх травы, мелких кустиков с красноватой корой и частых березок с поредевшей желтой листвой, посмотрел в ту сторону, и на какой-то миг в его глазах вспыхнул огонек, но усилием воли он подавил поднимающийся в глубине души охотничий азарт и отвернулся.
Руки потянулись к сумке. Расшнуровав вязки, охотник извлек из нее несколько ломтиков серого сушеного мяса, облепленный мелким мусором кусок сала, разложил их перед собой, подобрал ноги. Извлек из прикрепленного к поясу мешочка острый резец и принялся за еду, захватывая зубами жесткое мясо и ловко обрезая его каменной пластинкой у самых губ. Поочередно откусывая то мясо, то сало, он неустанно набивал рот, напряженно пережевывая свою нехитрую пишу, казавшуюся сегодня, на третий день пути, особенно вкусной. Утолив голод, он зачерпнул ладонями воды из лужи и, поморщившись, сглотнул вонючую мутную жидкость. Потом подобрал остатки трапезы и заботливо сложил обратно в сумку, завязал ее и выпрямился. Можно было продолжать путь.
Охотник стряхнул со штанов приставшую солому и огляделся по сторонам. Сзади, в той стороне, откуда он пришел, тянулась бесконечная бурая болотина, лишь ближе к южным округлым сопкам оживленная редким криволесьем. Впереди маячил все еще далекий лес. А посреди всего этого — он, совершенно один в этом странном месте, обители злых духов. Может быть, он сбился с пути: с самого рассвета на ногах, к полудню рассчитывал добраться до тхе-ле, ан нет; солнце уже на второй половине своей небесной тропы, а он все еще бредет по гнилым топям. Эх, нужно было идти по холмам, была же тропа, так нет — нужно же было срезать! Куда понесло? Правильно говорят: дураку и ноги помеха. Похоже, слишком влево забрал, не рассчитал...
Лениво потянувшись, юноша засобирался. Было уже далеко за полдень, а впереди, судя по всему, длинный путь. Закинув через плечо сумку, забросив за спину колчан и приторочив к нему лук, взялся за копье, выдернул его из вязкой почвы и побрел по краю лужи, оставляя на пожухлой траве мокрый след своих чи. Пройдя немного вперед, забрел в трясину и еле выдернув из чавкающего зева ноги, вынужден был повернуть обратно. "Ха, чуть не съело болотное чудище, едва спасся... Надо быть осторожней, — думал он — вот уже и штаны промочил.", — а губы его нашептывали слова заклинания, отводящего беду. Пришлось сделать широкий круг, чтоб обойти гиблое место. Почувствовав под ногами твёрдую землю, он опять устремился к тёмной полосе кедрового леса.
Всё дальше и дальше по пузырящемуся кочкарнику пробирался он среди бескрайних болот, желая лишь одного: поскорее выбраться отсюда, чтоб злые духи, заманившие его в топь, отвязались.
Голубое пятно на восточной стороне небосвода ширилось и разрасталось. В облаках, плывущих над головой, наметились бреши и тучи стали походить на клочья меха, меж которых то здесь, то там, белёсыми полосами пробивался солнечный свет, рассеивающийся у самой земли. Вот уже налились яркими красками неровные зубцы северных гор, ещё более оттеняя тоскливую мрачность болотистой низины. Слева доносился тревожный клекот гусей, уже почувствовавших близкую перемену погоды и славивших солнце. Охотник приостановился и заслушался их голосами, точно до него долетели звуки музыки, но лишь на краткий миг он замедлил шаги ; потом покачал головой: "Не время...".
Шаг за шагом, с кочки на кочку, обходя темные омуты и останки исполинских кедров, он продвигался вперед. Лес становился всё ближе: темная стена словно выдвинулась, заслоняя восточный горизонт. Раза два юноша поскальзывался на мокром мху, земля уходила из-под ног и он падал в обжигающую холодом воду. Но это уже не беспокоило. Стряхивая с одежды приставшую тину, он шёл дальше. Нужно во что бы то ни стало поскорее выбраться отсюда. А одежду он высушит... Недалеко от леса, где уже хорошо были различимы отдельные деревья, он набрел на широкую заводь, над которой лежал, упершись вершиной и вывороченным комлем в берега, полуистлевший, но достаточно прочный, чтобы выдержать одинокого путника, сучковатый замшелый ствол. Охотник посмотрел в одну, потом в другую сторону: обходить далеко, лучше воспользоваться бревном. Но едва он ступил на его округлую поверхность, как из кустов, справа от него, с громким криком вылетела черная гагара и, усердно взмахивая крыльями, полетела прочь. Юноша замер. "У, худая птица! Не пойду здесь. Чего доброго водяной утянет под воду", — подумал охотник, сошел с бревна и зашагал вдоль берега: лучше потерять время, чем жизнь. Гагара перелетела через водную гладь и опустилась в траву на другом берегу. Охотник погрозил ей копьём.
От леса дул тёплый ветерок, несущий душистый запах кедровой хвои. Невесть откуда налетевшая лохматая тучка заморосила дождем. Охотник нахмурился, утёр лицо, смахнул с глаз длинную прядь: "И тут бестолковая птица напакостила!" Сделал охранительный знак и ускорил шаги.
Когда наконец над его головой сомкнулся полог леса, а под ногами зашуршала опавшая хвоя, юноша облегченно вздохнул: он был с ног до головы перепачкан грязью, весь мокрый, но тем не менее чувствовал себя почти счастливым. Под ногами сухая твердая (ТВЕРДАЯ!) земля, а значит неприятности окончились, духам не удалось погубить его. Теперь он уже не волновался: рано или поздно он найдет стойбище, пусть не сегодня, но найдет. Хотелось бы конечно уже эту ночь провести в теплом тхереме, на мягкой лежанке из шкур, послушать людскую речь, досыта поесть и уснуть. Но ничего; можно и подождать.
Он осмотрел опушку леса, побродил среди толстых кедровых стволов, надеясь найти какие-нибудь признаки тропы, но ничего не обнаружив и, выбрав, как ему казалось, правильное направление, углубился в чащу. Деревья стояли близко друг к другу, их ветви переплетались между собой, образуя почти непроходимую стену. Выбирать дорогу было не легко, но все-же юноша был доволен, ступая по настоящей земле, чувствуя под ногами твердую опору. Обходя лесных великанов, перелезая через нагромождения бурелома, перепрыгивая ямы, оставшиеся от давно упавших и истлевших стволов, он пробирался на восток.
В одном месте, у подножия группы величавых кедров, он наткнулся на целую гору шелушенных шишек, возле которой виднелись остовы двух тхеремов и черное пятно кострища. Все это было покрыто серыми хлопьями лишайника, из чего он заключил, что этом останкам стойбища уже не один год. Но в тоже время это говорило о том, что люди здесь бывают; значит шел он все-таки правильно. А то ему уже начинало казаться, что он вышел в какую-то другую долину, заблудился и придется долго рыскать по горам, чтоб найти людей.
Впереди забелели просветы. Спустя некоторое время путник вышел на широкую луговину. Ветер шевелил сухие стебли трав. Дождь прекратился, небо посветлело, но солнце еще не пробилось сквозь белеющую дымку и по-прежнему освещало только горные вершины на севере, окутанные красноватыми туманами.
Земля была вдоль и поперек испещрена многочисленными следами больших и маленьких зверей: вот здесь пробежала, совсем еще недавно — трава не успела подняться, лисица (а вот и клочок меха с ее хвоста зацепился за ветку карликовой березки), а там проходили два волка, но уже давно, дня два тому назад. Иногда попадались даже хорошо набитые тропы; около них юноша останавливался и всматривался в глубокие отпечатки, оставленные копытами. "Много оленей в земле Сау-кая",— бормотал он, ощупывая кончиками пальцев следы.
В другое время он бы не устоял и обязательно пустился бы в погоню, тем боле что, некоторые олени проходили здесь незадолго до него. Сейчас же ему нужно искать другие следы — человеческие, чтоб по ним выйти к стойбищу. "Если сегодня не дойду, — думал он, — то завтра обязательно подстрелю оленя, иначе придется голодным ходить". И шел дальше. За прогалиной он вновь вошел в лес, но уже боле редкий. За лесом опять показалась поляна, потом опять перелески. Так он и брел вперед, пересекая то открытые участки, то проходя под деревьями, перелезая через груды валежника. И казалось, не будет конца его долгой дороге по этой дикой неведомой земле.
К вечеру небо очистилось: засияло клонящееся к горизонту желтое солнце, кидающее блики на влажную хвою. Очнулись от дневной дремы, навеянной серостью дня, и живо запели птицы; забегали по траве всклокоченные зайцы. С пламенеющих в лучах вечернего солнца гор подул прохладный и напористый ветер; лес зашумел: закачались кедры и пихты, замахали лохматыми ветвями-лапами. Над головой кружились гусиные стаи. Все вокруг ожило, забегало, зашевелилось. Солнечные лучи и быстрая ходьба высушили мокрую одежду. Стало совсем хорошо. Радуясь солнцу, молодой охотник бодро шагал вперед, позабыв об усталости и напевая под нос охотничью песню.
Теперь уже окружающая его местность не казалось такой мрачной и дремучей как прежде, когда оглядываясь по сторонам он видел только бурые ржавые болота, да серое небо и удивлялся, что здесь может жить кто-то кроме бесплотных злых духов. Небесный огонь словно вдохнул в угрюмый пейзаж горной страны новую живительную силу. Юноша повеселел, черты его худого длинного лица разгладились, насупленные дотоле брови поднялись и приняли обычное положение, на губах заиграла улыбка. На душе было легко и радостно; он пел о вечной мифической охоте небесных людей, преследующих четверых оленей, а глаза его с умилением блуждали по колышущемуся, перекатывающемуся волнами, разнотравью, по небольшим группам деревьев, на которые эти валы накатывались и замирали, на плавную линию южного хребта и на островерхие зубцы в стороне земли вечного Мрака.
Что это? Не обманывают ли глаза? Охотник остановился и присел. Стал что-то разглядывать среди травы, в подстилке из пушистого мха. Так и есть: человеческий след! Ха! Неужели дошёл. О, да здесь не один человек был: вот ещё след, оставленный маленькой ножкой ("Должно быть, подросток или женщина"), а вот ещё и ещё, а вон там следующий ... Много людей было. Вот только следы не очень свежие: наверное, уже две ночи миновало с тех пор, как люди здесь проходили. Следы глубокие, значит что-то тащили: добычу должно быть. Охотник хлопнул себя по бедрам. Его путь подходил к концу. Если посчастливится, то сегодня-завтра его уже будут щедро угощать хозяева в теплом уютном тхереме. Юноша встал и зашагал вдоль следов, которые вскоре соединились и пошли одной тропой. Куда же они ведут? Почему на юг? Там ведь горы. Он остановился, подумал. Потом снова зашагал дальше.
Вскоре всё разъяснилось: обогнув две-три группы хвойных великанов, следы вывели его на широкую хорошо набитую тропу, которая шла напрямик в сторону восхода солнца. Да, по этой тропе ходили не один десяток лет; такие тропы могут вести только к стойбищу, не иначе. Поигрывая копьём, юноша заспешил вперёд. Теперь уже ясно, что тхе-ле Сау-кья было где-то недалеко. Он даже хмыкнул, предвкушая удовольствия от скорой встречи с людьми — соплеменниками. Надоело уже молчать: три дня ни с кем не разговаривал, стосковался...
Тропа вела не сворачивая через поляны, забиралась в лес, снова выходила на луговины и идти по ней было легко: только и надо — вовремя поднимать ноги, переступая через коряги и змеящиеся по утрамбованной почве корни. Весело шуршат по нахоженной тропе его чи! Несут путника ноги к намеченной цели. Сбитые пятки и стертые пальцы не чувствуют боли; усталость как рукой сняло. В воздухе душистый вязкий аромат смолы и хвои (совсем не то, что на болоте!); дышать приятно. С тропы вспархивает крылатая мелюзга, напуганная его приближением, в траве шуршат длиннохвостые мыши. Как прекрасна жизнь, когда в небе сверкает солнце! "Даже здесь бывает красиво и уютно, особенно летом, конечно," — думал охотник, заглядываясь на открывавшиеся справа — слева великолепные виды: то сквозь череду стройных пихт и елей покажется залитое солнцем озеро с причудливо пляшущими отражениями, то глазу, вдруг, откроется тихая полянка с округлыми кочками мха, так и манящая прилечь и отдохнуть.
Красиво в лесу осенью: охряно-бурая, с вкраплениями серого, трава разных тонов и оттенков, тёмно-лелёная влажная зелень горделивых кедров и поджарых пихт, ярко-жёлтые пятна последней, ещё не сорванной ураганами, листвы на редких березках и осинах, синеющие дали... И, судя по следам, здесь водится огромное множество разнообразной дичи. А он то, глупый, думал, что в высокогорье ничего нет, кроме мышей да зайцев!
"Как люди живут в таком месте?" — недоумевал он, обдумывая несколько дней назад предстоявший ему дальний переход. Теперь он видел всё своими глазами: сытая земля, не зря Сау-кья некогда поселились здесь. Да, край этот суровый, но, в то же время, дарующий изобилие: сколько здесь всевозможных ягодников (они попадались буквально на каждом шагу: тут тебе и брусника, и черника, и костяника, и пухлая морошка, чего только нет!), целые поляны, поросшие сладкой сараной..., а кедры? Да что там говорить: жить здесь не просто можно, а можно даже и очень неплохо.
