Третья ипостась. Часть 1

Виктория Габайдуллина

ТРЕТЬЯ ИПОСТАСЬ

Пролог

В принципе, сам по себе тот факт, что я все-таки пишу это, не может являться чем-то из ряда вон. По крайней мере, в школе за сочинения сроду ничего, кроме пятерок, мне не ставили, а уж тот выпускной опус и вовсе потянул на золотую медаль. Однако до этого момента я лишь читала книги, и даже в мыслях не держала писать их. Да и какая книга... Это скорее пособие, руководство по... Или узелки на память, а совсем не блажь, как утверждают некоторые. Побуждения мои совершенно иного толка: память штука не резиновая, но ни одного мгновения жизни я не намерена терять всего лишь из-за того, что... ну вроде... как бы это... короче... н-н-да-а-а. Черт, да любое объяснение выглядит жалким заискивающим оправданием! Кому вообще нужны веские обоснования моим поступкам? Думаю, я заслужила право на любые причуды, слава Богу!

Итак, касается только заинтересованных лиц! Блин, протокольно как-то получается. Ну ладно, поехали!

Рваные пятна бледного света на холодном оцепеневшем теле, неуловимое тепло, извлекающее из небытия замутненное многовековым сном сознание. Только слегка подрагивающие пальцы рук и ног обнаруживают признаки едва теплящейся жизни, но вскоре мягкая волна поднимается выше, обволакивая призрачным коконом торс, пока не останавливается у шеи. Голова все еще неподвижна.

Ненадолго.

Вот дрогнули ресницы, дернулась мышца щеки, словно нежную кожу беспокоит наглая муха, призраки неприятных воспоминаний заставляют нахмуриться гладкий лоб. Сердце бьется мерно, так же спокойно, как и на протяжении всех предыдущих лет, ровное дыхание едва приподнимает грудь. Губы изогнула легкая улыбка. Сон еще не окончился, но пробуждение близится...

Часть 1

ГДЕ Я?

Глава 1

ПРОСНУЛАСЬ

Я проснулась. Не открывая глаз, некоторое время просто наслаждаюсь тишиной и оживающими ощущениями. Прежде всего, запахи. Так приятно благоухать может только одно место в мире — моя собственная комната. Помещение наполняют множество знакомых с детства ароматов — ваниль от коллекции свечек, утренний папин кофе, коричная палочка, завалявшаяся на полке с Нового года... Но самых узнаваемых два: легкая нотка моего любимого жасмина, и терпкий пыльный запах библиотеки.

Книги. Одни — совсем недавно из магазина, на ощупь еще чуть влажные, сладко пахнущие свежей бумагой, клеем и новыми тайнами. И другие — уже старые, неоднократно перечитанные, почти все выпущенные из типографии задолго до моего рождения, их тревожащий, немного затхлый дух до сих пор вызывает трепет благоговения, а тайны, живущие на страницах цвета слоновой кости, уже давно знакомы, но до конца так и не разгаданы.

Потягиваюсь, затуманенным дымкой недавнего сна взглядом сквозь пелену ресниц ищу знакомые стены и потолок, полки с книгами. За тонкой кожей век светло, значит, уже позднее утро, вот-вот широко распахнется дверь, и в комнату, напевая отвратительно бодрую мелодию, ворвется мама в порыве очередной попытки переиначить меня с совы в жаворонка, заранее, однако, обреченной на провал — в выходные я могу спать бесконечно. Но эти минуты тихого блаженства лишь мои. В голове пусто и легко, счастливейшее, спокойнейшее состояние, эти мгновенья бодрствования сразу после приятного сна — самый лучший момент грядущего дня. Вот именно, только мгновения...

Кошмарные воспоминания в клочья разодрали томную негу, беспощадно терзая нервы обжигающе острыми прикосновениями. Нескончаемый круговорот беспорядочной мешанины чудовищных образов заставил широко раскрыться замутненные ужасом глаза, но я сразу рефлекторно зажмурила их, крепко, до боли, ожидая жесточайшего удара многотонной железной махины.

Я вспомнила все. Сразу. Но единственной реакцией на внезапное просветление явилась каменная неподвижность напряженного тела, перед которой я успела лишь втянуть голову в плечи и зажмуриться так, что темень за крепко сжатыми веками разбавилась красным. Однако предосторожности оказались излишними, и даже спустя несколько растянувшихся на века минут ничего не произошло, никакого удара, сминающего кости и мозжащего череп, только оглушительная тишина и стучащие в ушах молотки участившегося пульса.

Но я не успела обрадоваться царящему вокруг безмолвию, озабоченная новой проблемой, правда, несколько иного характера. Хотя, какого черта, никакая она не новая и просто так возникнуть не могла, поскольку никуда и не девалась, хотя я серьезно на это рассчитывала. Но чуда не произошло, эта мука неотступно преследовала меня почти всю жизнь, и избавиться от нее оказалось посложнее, чем, допустим, от наркозависимости, а точнее — никак. Тут поможет только вскрытие. Вот и сейчас, клубок внутри утвердился на своем обычном месте, заворочался, перехватывая дыхание, стискивая внутренности в одно большое раскаленное месиво. Под веками, в кромешной теперь темноте красное оформилось в огромные буквы — ТВОЕ ВРЕМЯ ПРИШЛО! А пульс в висках болезненно долбит стаккато, с каждым отрывистым толчком усиливая овладевшую сознанием панику.

Мне было с чего трястись от страха. С самого первого дня на полигоне сотни раз я слышала одно и то же, и если опустить замысловатые термины, которые даже в написанном виде превращали старую добрую кириллицу в непонятные закорючки, смысл эксперимента сводился к единственной молитве — только бы мой сон оказался вечным, ибо служил индикатором всемирного благополучия. Тогда как пробуждение, напротив, сигнализировало о максимальной степени грозящей опасности, а полностью охарактеризовать всю безнадежность положения под силу только незатейливому термину "полный пэ!". Конечно, единого мнения о катастрофичности обстоятельств быть не может, для кого-то и сломанный ноготь подпадает под категорию "абсолютный коллапс", однако если выбирать между ним и, допустим, мгновенным и полным обледенением всей планеты, проснусь я от второго. И даже моя буйная фантазия в дополнение к названной могла родить от силы пару-тройку причин, которые теоретически способны были заставить Эллера инициировать процесс.

Вот что пришло на ум в первую очередь, ведь профессор умел быть весьма убедительным, а я никогда не страдала от избыточного скептицизма. Мозг моделировал жуткие картины апокалипсиса, просчитывались миллионы вариантов предотвращения глобальной катастрофы, цена каждого из которых одна — моя жизнь. Иначе никак, если уж дело дошло до меня, нужно готовиться платить по непомерным счетам. И, скорее всего, сам процесс вместе со мной прикончит максимальное количество спасаемых.

Страх господствовал уже повсюду, полностью подчинив мысли и чувства. Он казался по-настоящему осязаемым: холодной заплесневелой субстанцией, обволакивающей каждый квадратный миллиметр кожи, вызывая дрожь омерзения и неприятный озноб. Он беспрепятственно проникал внутрь, запуская свои щупальца в каждую клетку организма, мгновенно распространяясь, как метастазы или вредоносный компьютерный вирус, миллион червяков, копошащихся в моих внутренностях, неуклонно подбирающихся к сердцу, к голове, чтобы намертво закоротить все жизненные процессы. Ничего, кроме этого холода, вокруг больше не было. Образовавшаяся в животе пустота растворила все внутри, пальцы свела судорога, резкой болью пронзившая мышцы икр и предплечий. Я ждала.

И тут среди бесформенных обрывков панических мыслей яркой искрой промелькнула одна, весьма четкая, но совершенно неожиданная, слишком уж... легкомысленная в этот тревожный момент. Вот уж никогда не думала, что в преддверии неизбежной смерти меня потянет не на торжественный пафос, а на идиотское хихиканье. Но как удержаться, ведь веселилась я над собой, в очередной раз поражаясь собственной, вызывающей брезгливую жалость, наивности! А разве не забавно со всем пылом души поверить людям, среди которых никто, включая самого Эллера, не знал, как все должно происходить. И если вдруг кто-то, непонятно по какой причине предположив во мне человека, наделенного необходимыми знаниями, поинтересуется, а возможно ли такое вообще, я отвечу твердо и правдиво — не знаю!

Что скрывать, было, было во всем этом кое-что, несколько смущавшее меня. Ой, да ладно, даже я, полный профан в биохимии, не способная отличить анаболизм от катаболизма, частенько задавалась вопросами и безуспешно пыталась отмести достаточно обоснованные подозрения. Ну, честно, будто этот чокнутый профессор банально купил чертежи на блошином рынке, или вынес из туалета какого-нибудь технического ВУЗа после защиты дипломов, а сам ни хрена в них не петрит. Нет, не то чтобы я сомневалась в его компетентности...м-м-м-м... вроде бы. Но это же со мной он собирался проводить свои манипуляции, это мне лезть потом на амбразуры! В попытках обрести толику спокойствия на фоне всего странного и непонятного, я пару раз пыталась ненавязчиво так поинтересоваться, насколько он уверен в своих разработках, но Эллер посоветовал мне не забивать "свою очаровательную головку" разными пустяками. Вот начнется, тогда посмотрим. Блин, кружок "Умелые руки", каменный век!

Забавные воспоминания ненадолго отвлекли от удушающего страха, породив безумную мысль — может, еще не поздно отказаться, а? Не начинается же! Может, ну его, этот эксперимент? Ведь если разобраться, открытые перспективы нельзя считать ничем иным, как горячечным бредом, нежели детально аргументированной доктриной, просто теории профессора звучали достаточно веско, наводя на мысли о десятилетиях кропотливых исследований, неоднократно подтвержденных опытами, давно вышедшими за пределы чашки Петри. И нельзя винить во всем только его, сама я тоже не отличалась безразличием ко всему неординарному, выходящему за рамки обыденности, и тому было немало доказательств. И, конечно, неоднократно представляла себя в неких сверхъестественных обстоятельствах, но никогда не переступала грани, за которой эти мечты называются сложными медицинскими терминами из области психиатрии. И тут возникает сумасшедший профессор, словно настоящий, прямо из фильма про Франкенштейна. Не хватает только зловещего хохота на фоне жирных зигзагов молний за высоким французским окном. Господи, да какой из меня мессия? Хотя, если подумать, определенное сходство есть, если вы понимаете, о чем я. Но причины, причины? Что же...

Напряжение достигло апогея. Подержалось немного в этой точке, и...пропало. Да к черту все это! Что я, нанималась переживать? Не я сгондобила все эти хреновы штуки, не мне и трястись от страха, что они не зафурычат. Пусть вон сами побегают, а то больно хорошо устроились — я и подыхай, я и волнуйся... А не пошли бы они...

Внезапная вспышка бешенства, по обыкновению наполнившая мысли угрожающим количеством жаргонизмов, зашкаливших внутренний борзометр, подействовала своеобразным переключателем настроения. Я впала в противоположное состояние — глубокий пофигизм в крайней степени наплевательства. Все стало настолько параллельно, что, наверное, если бы я прямо сейчас воочию увидела картины конца света со всеми сопутствующими наворотами типа огненных рек, цунами, воронок смерчей и обрушения гор, зевнула бы только, устроилась поудобнее на шелковой подушке и попросила убавить звук. Ну, пожалела бы мельком об отсутствии дворников на крышке, чтобы смахивать сыплющихся с неба жаб, обламывающих частыми влажными шлепками по стеклу мою нирвану. Откуда жабы? Я вас умоляю, конец света — как же без них?

Но и равнодушие недолго владело мной. Видит Бог, слишком долго я жила на автопилоте, а ведь раньше это было совсем не в моем характере. Медленно, но неуклонно, возвращались думы о том, как я докатилась до жизни такой.

А может, это вообще ошибка? Ну, всякое ведь бывает. Кто-то громко чихнул, вот я и проснулась! Как все просто! И нечего паниковать, вроде бы все нормально. Сейчас появится Туров или Магарян, Эллеру, понятно, ничего не скажут, еще чего, он же их порвет! Успокоят, объяснят, споют колыбельную, отключат. И не будет ничего плохого, если я открою глаза. Чего испугалась-то, идиотка?

И я их открыла.

Ничего не произошло. Никто не появился возле саркофага, и я продолжала валяться на спине, глазея вверх через прозрачную верхнюю крышку. Обзора никакого — видно только потолок и отрезок стены — незнакомые, не здесь я засыпала... когда? Сколько времени прошло с того момента, как я разглядывала вознесшийся в поднебесье ребристый потолок бункера и нависающие надо мной, фонтанирующие искрами приборы, в последний раз? Куда это меня перетащили? Капсулу слоном не сдвинешь! А действительно ли все в порядке? Судя по суете вокруг капсулы и натужному гудению взрывающихся аппаратов, тогда возникла какая-то проблема. Но Эллер перед тем, как отрубить, успокоил меня, а сама я мало что соображала в тот момент, поглощенная мыслями, не имевшими никакого отношения к эксперименту. Да-а-а-а... ну, уж пару-тройку дней я по любому провалялась.

Все окружающее скрыла какая-то мутная пелена, как если бы на крышке лежал слой пыли. Бред, здесь не может быть никакой пыли. Чтобы попасть в любое помещение проекта, нужно пройти четыре степени контроля, бункер вообще, судя по услышанным мной обрывкам болтовни этой шайки в белых халатах — ученых полигона — располагается на десятки метров под землей. На саркофаг даже дохнуть нельзя, тут не то, что пыль, ни одна незапланированная молекула не прорвется. Черт, да сюда и кислород поступал только по допуску "три плюса"! Нет, здесь явно происходит что-то не совсем ясное.

Сбоку мелькнула тень. Ну вот, наконец-то! Хоть кто-то появился. Сейчас запустят тестирование, это не так уж приятно и долго. Некстати вспомнилось одно маленькое происшествие времен безоблачного детства: нашу квартиру залили соседи сверху, вода стояла между высокими порожками, и находившиеся в ней по щиколотку ступни дергало током от проходящей под плинтусом и промокшей электропроводки. Во время тестирования подобным образом дергало все тело. Но я приготовилась внимательно следить за всеми манипуляциями вокруг себя, может, хоть что-то станет понятно.

Однако больше никакого движения заметно не было. Прикрыв глаза, уставшие от непривычно яркого света, я снова напрягла мозги. А в сущности, что такое? Разве это неожиданность? Ты всегда знала, что это может случиться, в принципе, это должно было произойти обязательно, а если тебя что-то не устраивает, за каким тогда ты соглашалась на участие в проекте? Да, предложение было сделано нетрадиционно, но потом, потом ты все поняла, хотя не очень представляла себе механизм. Признайся себе, ты сделала это назло... е м у! Вот, мол, тебе, помру, чтобы спасти всех, тебя в том числе, где бы ты ни находился! Ну, прямо жертвенный агнец, не иначе. Только этой безмозглой овечке профессор Эллер обещал присобачить стальные зубы.

Ну вот, теперь я разговариваю с собой, причем на повышенных тонах! Что дальше? Горсти разноцветных таблеток на обед? Уютная палата с войлочными стенами? Радикальное хирургическое вмешательство в область левого полушария? И почему именно левого?

Мысль куда-то повело. И вдруг...

Картинка была удивительно яркой и четкой. Я оказалась на вершине холма, покрытого молодой зеленой травкой, а вокруг насколько хватало взгляда — бесконечные просторы лугов и полей, отделенные друг от друга тонкими полосками лесопосадок. Мой родной степной край... Из-за далекой полосы горизонта поднимался огромный ярко-желтый шар солнца, а рядом стоял, укрывая от рассветной прохлады мои обнаженные плечи теплом своего тела, самый любимый мой человек. И если бы не полная уверенность в том, что это сон, мое счастье было бы абсолютным. Но, даже зная наверняка о фантомности происходящего, я была счастлива. Я никогда не проснусь. Застыть с любимым в бесконечности — разве не заветная мечта каждой влюбленной девушки? Лично я грезила именно об этом. Когда рядом со мной еще был любимый...