Третья ипостась. Часть 3

ЧАСТЬ 3

ПОЧЕМУ Я?

Я проснулась. Не открывая глаз, некоторое время просто наслаждаюсь окутавшими меня знакомыми, родными запахами. Так приятно благоухать может только одно место в мире — моя собственная комната. Помещение наполняет легкий аромат жасмина — мой любимый цветок, и прохладная свежесть утра в горах.

Потягиваюсь, затуманенным дымкой недавнего сна взглядом сквозь пелену ресниц ищу знакомые стены и потолок, полки с книгами. В голове пусто, чисто, легко, счастливейшее, спокойнейшее состояние, эти мгновенья бодрствования сразу после приятного сна — самый лучший момент грядущего дня. Вот именно, только мгновения...

Воспоминания незамедлительно поднялись на поверхность сознания, я широко раскрыла глаза, но сразу зажмурила их.

Мне снилось, что я уже умирала раньше. Этот сон преследует меня с раннего детства. Никаких подробностей, только яркий свет, нестерпимый жар и всепоглощающая боль, а потом темнота. А еще голос, зовущий меня по имени так, что каждый рывок неистово колотящегося сердца мог оказаться последним. Я просыпалась от собственного вопля, резко вскакивая с влажной простыни, но сразу же вновь обрушивалась на перину, понимая, что тревожный голос из сновидения выкрикивал вовсе не мое имя, но вот какое — это всегда оставалось там, за покидаемой мной гранью. Я ни разу не смогла его вспомнить. Оставалось только одно воспоминание, самый кошмарный момент сна, повторяющийся с неумолимым постоянством — пожирающий меня огонь превращал тело в пепел. Золотистый такой...

Глава 1

Я Р М А Р К А

Открытие ежегодной ярмарки в Верейне — событие масштабное. Не зря на нее стягиваются обозы со всего Рура, а особенно из его неплодородных областей, Мескада и Сайрена. Ведь на ярмарке можно приобрести самые лучшие продукты из урожая, выращенного трудолюбивыми обитателями обширных и богатых полей Верейны, Штандта и Бер-Карнаса. А еще свежайшие гарлалонские морепродукты, солодские меха. Зато нескончаемые мескадские караваны везут на нее великолепную посуду, украшенную затейливым кружевом узоров тонкой чеканки, а сайренские мастера предлагают лучшее оружие и стекло. Да и ламарцы не остаются в стороне: табуны чистокровных скакунов беспокоятся в загонах, мягчайшие ткани, огромные тюки овечьей шерсти — вот малое из того, что может предложить этот странный народ. И нет человека во всем Руре, ни разу не побывавшего на ярмарке. К чести последнего Короля, он возродил эту традицию после самой страшной за последние столетия войны, охватившей Верейну и затронувшей почти половину Рура, увеличил время проведения ярмарки до двух недель и построил специально для нее огромную площадь на месте, освободившемся от разрушенных дворцов мятежных участников Плеяды, поддержавших узурпаторов трона.

Именно семнадцать лет назад, в год самой первой после войны ярмарки, у моих родителей появилась я, и хотя мне еще только шестнадцать, день рождения не за горами. Мой отец тогда был наемным пастухом, он водил стада овец по крутым склонам сайренских гор, покрытым скудной, но достаточной для пропитания небольших отар растительностью. Через несколько лет он совершил почти невозможное и смог обзавестись своими стадами, и уже другие люди ходили с ними по тем же кручам. А отец построил каменный дом недалеко от быстрой и ледяной горной речки, похожий на миниатюрный замок, а я стала его маленькой принцессой. Но скоро все изменится. Через год я выйду замуж за человека, которого выберет мой отец и я этому очень рада, потому что нет в Руре никого добрее. Наверняка папа выберет для меня самого лучшего мужа, и я буду счастлива всю жизнь. А сейчас мы ехали на ярмарку в Верейну покупать всякое разное, в том числе и приданое. От этих мыслей к щекам приливала кровь, в груди что-то ворочалось, что-то мягкое и пушистое, перед глазами мелькали неясные образы, заставляющие стыдливо прикрывать лицо руками.

Наш обоз приближался к Городу. Мама и отец ехали в повозке, а я гарцевала верхом на своей тонконогой гнедой кобылке Нате. Отец разрешил, ведь скоро мне не так часто будет удаваться устраивать "бешеные скачки", как называла мама мои верховые прогулки. Отец усмехался в усы, он никогда не препятствовал, если я хотела учиться ездить верхом, стрелять из лука или фехтовать, и даже сам подарил мне на десятилетие мой первый настоящий клинок.

Ната резво переставляла свои тонкие, украшенные белыми чулочками ноги, красиво выгибала шею, гордясь прекрасной и умелой наездницей. Да, я красива и знаю это. А иначе почему родители так берегут меня от чужих взглядов, никуда не отпускают без сопровождения и собираются выдать замуж сразу, как это станет возможным. И еще знаю, что самое лучшее в моем облике — глаза и волосы. Глаза довольно редкого разреза, слегка вытянутые к вискам, цвета яркой охры, да еще и с золотыми искорками вокруг черной точки зрачка. Никто не мог долго смотреть в них, а когда я злилась, они словно обстреливали всех яркими вспышками золотого света. Конечно, я знаю это только со слов, ведь сама не могу видеть себя со стороны, а попытка бежать к зеркалу в приступе бешенства выглядела бы несколько странно. Но, говорят, зрелище то еще. Одно только и успокаивает — злюсь я очень редко.

А волосы мои струятся по спине водопадом тончайшей бронзовой нити, пронизанной золотыми же всплесками. Они доходят до низа спины, а когда я сижу, подтянув к себе ноги, могут полностью, без малейшего просвета, укрыть меня мерцающим плащом.

И вот она я, еду в Верейну на ярмарку, третий раз в жизни.

* * *

— Никси, дорогая, не беги так быстро. Ты потеряешься, и я буду беспокоиться. Тебе-то все равно, с твоим-то характером, но я не такая бесстрашная!

Милая мама! Я буду скучать по ней. Это робкое, бесконечно доброе и ранимое существо мы с отцом оберегали от всех житейских бурь. Я долго не могла понять, как она, уроженка Сайрена, дочь богатого владельца стекловарни, решилась выйти замуж за бедного мескадского пастуха, пригонявшего иногда отары проданных овец. Но она сделала это, и, подозреваю, именно из-за нее папа и совершил подвиг, пройдя путь от пастуха до богатого скотовладельца и влиятельного купца.

— Никси! Феникс! Я тебя прошу, давай подождем твоего отца.

Маме нельзя отказывать, особенно если она называет меня полным именем. Я остановилась, поджидая ее, и от нетерпения подпрыгивала на месте, пытаясь определить, сколько еще до главной дороги и успеем ли мы подойти поближе, прежде чем мимо проедет Кортеж.

Я видела это зрелище всего раз — два года назад, и оно заворожило меня. Воспоминания сохранили великолепие серебристо-синей формы гвардии, блеск вооружения, богатство нарядов вельмож, а главное — большую, затейливо украшенную карету с гербом. В ней ехали огромный мужчина с обезображенным шрамами лицом, стройная женщина с ярко-рыжими волосами, уложенными в затейливую прическу. Между ними расположилась хрупкая девушка, окутанная прямыми струящимися прядями волос белого цвета, но будто сбрызнутыми серебряной краской. В глаза бросилось напряжение Короля — этот человек не привык сидеть в повозке и явно был от этого не в восторге. Королева, напротив, выглядела расслабленной, рассеяно улыбаясь и помахивая рукой приветствующей их толпе. Что касается девушки — все знали ее как воспитанницу королевского дома Верейны, чье происхождение вызывало некоторые вопросы, хотя у любопытных хватало ума держать их при себе. Кажется, она была моей ровесницей, хотя выглядела помладше. И уже давно ходили слухи, что леди Эгида Торвенгейм станет Властительницей Аахронды после смерти Королевы. Наследник, юный принц Виктор, гарцевал верхом во главе конного отряда в форме капитана гвардии. Этот высокий худощавый улыбчивый паренек чертами лица невероятно походил на отца, даже несмотря на постоянно хмурое состояние и шрамы последнего. Принцу было одиннадцать лет тогда.

И еще. Взглянув на девушку, я уже не могла оторвать от нее взгляд. Что-то в ее лице притягивало меня, что-то неуловимо знакомое. Она скользила взглядом по приветствующей Кортеж толпе подданных и гостей королевства, но словно никого не видела. Вереница роскошных карет и блестящие всадники давно проехали мимо, а я все стояла, глядя вслед, не замечая, что толпа начинает редеть, и меня толкают расходящиеся в разные стороны люди. Вроде ждала чего-то. И потом, уже дома, я представила, а что бы было, будь эта девушка моей подругой. О чем бы мы говорили, какой у нее характер, как она проводит время, что любит, а кого нет.

Поэтому сегодня я просто обязана снова их увидеть, надо же узнать, почему они все вызвали у меня такую реакцию. Будто я их давно знаю. Или убедиться, что все это чушь.

Наконец, подошел отец, и мы все вместе направились к дороге. Оказалось, я не зря дождалась его, он пошел впереди, раздвигая толпу, за ним я, волоча за собой маму, обычно трепетавшую от волнения в больших скоплениях людей. Несомненно, так передвигаться гораздо быстрее. Мы даже попали в первый ряд. Привычный восторг охватил меня. Оказалось, все было гораздо красивее, чем я помнила. И вот карета. И мрачное, изборожденное шрамами лицо. Король не был легким и спокойным человеком, совсем напротив, его суровый нрав нередко проявлялся во всей его буйной, неукротимой силе. О нем ходило много слухов. Говорили, что когда он был совсем юным, в Рур пришла Всемогущая богиня и опалила его своей разрушительной любовью. А потом она исчезла, но Король Аурелий уже не был прежним.

Королева на этот раз выглядела напряженной и, казалось, с большим трудом сохраняла веселую улыбку, и только принцесса безмятежно улыбалась, обозревая кричащую приветствия толпу скользящим взглядом. Потом я разглядела еще кое-что. Вернее, кое-кого. Со стороны Королевы, чуть позади кареты, пешком, что уже выделяло его из всех участников Кортежа, шел гигантский воин. Его темная шевелюра и борода были пронизаны седыми прядями, но спина такая же прямая, взгляд остер, как много лет назад, а рука могла точно и сильно метнуть кинжал. Я даже увидела, как огромный нож, пущенный рукой воина, летит мне в лицо, но кто-то толкнул меня, и видение исчезло, я проморгалась и снова уставилась на гиганта. А он вдруг медленно повернул голову и посмотрел прямо на меня, на мгновенье полностью поглотив расширившимися зрачками.

Он сразу отвернулся. Почему же у меня сложилось впечатление, что всю меня будто вывернули наизнанку, пронзили насквозь, узнали все тайны моей еще недолгой и небогатой событиями жизни?

Снова я долго смотрела вслед удаляющемуся Кортежу, снова вокруг сновали люди, но меня не толкали, потому что рядом стоял мой отец. Он никогда не позволит, чтобы со мной или мамой что-то случилось. И я очень надеюсь, что мой муж будет таким же.

Ну, что ж, а теперь на ярмарку.

В нашем малолюдном горном краю никогда не встретишь такого скопления народа, даже на празднике Горной Девы. Яркая, разношерстная толпа гомонит множеством голосов, везде люди, люди, они идут навстречу, обгоняют, толкаются, говорят, кричат, ругаются... Да, достаточно тяжелое испытание для домоседов, но ведь и впечатлений накапливается на целый год вперед!

Мне всегда нравилось, как тут все устроено. Торговые ряды перемежались открытыми площадками, на которых выступали актеры и музыканты. Вот целый оркестр играет заводную мелодию, и несколько человек, не удержавшись, а скорее всего, под воздействием выпитой хмельной браги, неистово пляшут, выписывая подчас такие замысловатые коленца, что наверняка, как протрезвеют, будут мучиться мышечными болями. А на другой площадке разыгрывается целое представление — взятие Верейны войсками Короля, а тогда еще принца Аурелия. Декорации поражали воображение, был сооружен даже балкон, с которого навернулась жестокая Королева, только, конечно, не такой высокий, а голова Вермона-предателя, вылетевшая из-за перил и упавшая прямо мне под ноги, выглядела очень реалистично, хотя и была сделана из тыквы. Я резко отступила, подавив желание изо всех сил пнуть реквизит, потому что эти приверженцы натурализма выпачкали "шею" настоящей кровью. Ладно я, у меня желудок крепкий, меня таким не проймешь, а если бы это безобразие увидела мама? Я покачала головой, утягивая отца от сцены, крайне недовольная высоким достоинством монеты, которую он бросил в блюдо собиравшего плату зазывалы. Делать нечего поощрять это их творчество! Думаю, если бы такое увидел Король, вся труппа была бы немедленно обезглавлена, и это при том, что в Верейне не казнили уже больше сотни лет.

Каждое государство, участвующее в ярмарке, имело определенную ограниченную территорию для торговли, их лавки украшали соответствующие гербы, ошибиться нельзя. Это было очень удобно, не надо метаться, выпучив глаза, и искать среди гарлалонских изделий из дерева сайренские кинжалы. Вот сейчас мы как раз проходили мимо лавок, уставленных затейливыми вещицами из бересты. Мне всегда очень нравились эти нежные коробочки, вазочки, тарелочки, корзины и еще много-много другого. Дома у меня было множество таких изделий, и самой красивой я считала изящную шкатулку, где хранила свои браслеты и украшения для волос, но и сейчас вряд ли удержусь от покупки какой-нибудь интересной штучки.

Я обернулась, чтобы спросить у папы монеты, глаза, готовые поймать лукавый карий взгляд, расширились от удивления — рядом со мной не было родителей. Вероятно, пока я глазела на заставленные берестой прилавки, они куда-то отошли, а я проворонила этот момент.

Я отошла от прилавка и беспомощно огляделась. Куда бы они ни отошли, я их не видела. Ни одного знакомого лица, за которое как за надежный причал можно было уцепиться взглядом. Я стояла совершенно одна посреди равнодушной постоянно перемещающейся толпы и не представляла, что делать.

Это очень сильное и опасное чувство — страх потеряться. Остаться одной. Опасно своей безысходностью и какой-то окончательностью. Словно это навсегда. Словно ни одного родного лица рядом до конца жизни. Словно не нужна...

Слава Деве, родители обожали меня и никогда не забывали говорить об этом. Поэтому малодушная паника скончалась через пару мгновений после того, как родилась, и ко мне вернулся потухший было разум. Я ведь знаю, как добраться до постоялого двора. Вот прямо сейчас, если никого не найду, вернусь туда и буду терпеливо дожидаться своих, а завтра попрошу папу привязать меня к себе толстой такой веревкой, если, конечно, он не оставит меня в комнате под присмотром. Как-то не очень хорошо я себя сегодня зарекомендовала.

Я медленно двигалась между лавками, как никогда понимая, насколько удобней и безопасней идти в таком скоплении людей с надежным спутником. Папа, ну где же ты? Неужели я так долго задержалась у того несчастного прилавка? И неужели до сих пор никто не обнаружил моей пропажи? Даже как-то обидно.

Я повернула раз, другой, мне почему-то пришло в голову, что не могу их найти именно потому, что они тоже совершили такие маневры. Никого.

И тогда я паника вернулась. В голову полезли совершенно бредовые мысли, будто меня нарочно здесь бросили, чтобы я потерялась и никогда не нашла путь домой. И хотя я прекрасно понимала, что этого не может быть, потому что была самым главным сокровищем своих родителей, мысли не отставали, заставляя меня беспорядочно метаться по проходам, привлекая к себе внимание разного сброда, которого было предостаточно на каждой ярмарке.