Часть 2.
Пылающее небо.
Глава 1.
Сергей нервно черкнул спичкой по узкой коричневой полоске на торце коробка, сломал ее, выкинул, достал следующую, чиркнул и, прикрыв робкий огонек пламени ладонью от налетевшего ветра, поднес его к кончику аромы. Облегченно затянувшись сладковатым дымом и выпустив его струйку в воздух, он с робкой надеждой на молоденького солдатика-радиста, сидевшего за столом под натянутым между деревьев тентом и усердно вслушивающегося в "шипение эфира" доносящегося из наушников стоящей на столе полевой радиостанции.
— Может еще все обойдется, — в голосе стоящего рядом Яргеля уверенности было еще меньше чем в мыслях у самого Ратного, — у них ведь еще оставался балласт.
Сергей скосил глаза на инженера и, затянувшись, буркнул:
— Надежда, она, знаешь ли, всегда мрёт последней. Ладно, пойду пройдусь, если что, кричите.
Он отломил свисающую над головой ветку и, похлестывая ей по голенищу сапога, двинулся вдоль рощи, на краю которой разместился их небольшой передвижной командный пункт. Пара солдат копающихся в двигателе стоящего неподалеку грузовика при виде его торопливо отложили инструменты, вытягиваясь по стойке смирно, но он только рассеянно махнул рукой в ответ.
Отойдя подальше, он подошел к ближайшему дереву и уселся рядом с ним, прислонившись спиной к его шершавому стволу. Местное лето еще только вступало в свои права и, несмотря на середину дня, зной еще ощущался не особо сильно, мошкара не досаждала, так что можно было спокойно подумать на свежем воздухе, наблюдая за плывущими в вышине редкими облаками, привести разбегающиеся мысли в порядок.
"С чего бы начать?"
Сергей последний раз затянулся почти дотлевшей аромой и, затушив бычок о землю, откинул его в сторону, в очередной раз подумав, что следует завязывать с этой появившейся пару лет назад привычкой к ароматным палочкам, которые оказывали на него странное расслабляюще-успокаивающее действие. Правда только один сорт — "Кранский лес", тогда как другие ничего кроме дурацкого сладковатого привкуса во рту не привносили.
Он закрыл глаза. Семь лет. Семь лет прошло с того самого момента как "ЭП-1" пересек океан. И даже не верится, что теперь десятки подобных машин курсируют между городами, перевозя в год тысячи пассажиров. Мало того появление пассажирских самолетов всколыхнул интерес к ним в других странах и те потихоньку принялись обзаводиться своими гражданскими флотами, кое в чем даже опережая до сих пор оправляющуюся от смутных времен Руссарию. И все же жизнь налаживалась, постепенно возвращаясь в мирное русло. Председатель Верховного Совета Республики Наил Кутесов оказался на удивление грамотным и дальновидным политиком, твердой рукой и порой излишне жесткими методами вытаскивая страну из пропасти развала, пресекая раздор и инакомыслие в рядах верховной власти. Его боялись, любили, проклинали, боготворили, критиковали его методы, но вместе с этим уважали, зачастую признавая, что именно такая личность должна стоять у власти в подобные времена. Сергей порой был согласен то с одной стороной, то с другой, но в политику не лез, предпочитая заниматься своими делами, тем более, что молодое государство обеспечивало ему полную поддержку во всех начинаниях. Его задумка о превращении предприятия в этакий научно-исследовательский центр авиастроения постепенно становилась реальностью. И это произошло не в последнюю очередь из-за поддержки Нарошлова и генерала Росовского. Благодаря им почти десяток заводов теперь работало на выпуск разработанной в КБ продукции, составляя конкуренцию недавно образованному концерну "Аланский и К" в который вошло большинство ведущих частных производителей аэротехники республики. Конкурировать, правда, пришлось больше на поприще гражданской авиации, ибо несмотря даже на сопротивление Росовского лобби концерна в Совете было довольно сильно и все лакомые куски оборонного заказа доставались ему. Тем не менее, медленно, со скрипом, но "15— ки" и "16-ки" шли в войска, но почему-то исключительно в подразделения береговой авиации. Отзывы об эксплуатации машин были в основном положительные, а небольшой приграничный конфликт с Ястанией 227-ого года выявил их полное превосходство над ястанскими истребителями. За две недели боев противник потерял более сорока машин против десятка руссарских. Ходили упорные слухи, что после этого командующий воздушными силами империи застрелился прямо во время очередного совещания у императора.
И все же Сергей понимал, что еще рано почивать на лаврах и пришло время двигаться дальше, дорабатывать "застывшую" в эскизах и моделях "двадцатку" под которую у Васнова уже был готов новый двигатель — 14-ти цилиндровая "двойная звезда". Этим движком они занимались вдвоем, и впервые Ратный решил наплевать на все вбитые в голову запреты о передачи лишних знаний аборигенам других планет и лишь загадочно улыбался в ответ на удивленные взгляды Васнова, на ходу внося нужные поправки в его концептуальный чертеж. Потом были месяцы прогонов, доработок и только потом двигатель встал на поток. Было произведено почти сто штук....которые теперь успешно пылились на складах дожидаясь нового планера.
Меж тем его главный противник так же не дремал и, получив из столицы очередной номер журнала "Покоритель небес", Сергей был неприятно удивлен фотографией на развороте, где красовалась новая машина Майсера. Моноплан, острый нос, вытянутый фюзеляж, четырехлопастной винт, прямые словно рубленные законцовки крыльев и хвоста — вся конструкция машины просто кричала о скорости и мощи. Сам инженер сфотографировался рядом со своим детищем, а в интервью корреспонденту сделал непрозрачный намек, на то, что ждет новостей от своего давнего оппонента из далекой страны. Сергей все понял, но отложил журнал в дальний угол, ибо приоритеты несколько поменялись и в тот момент его заботило другое. Но это было до той поры, пока он не познакомился с новым детищем Аланского призванным стать основным истребителем республики, после чего мысленно схватился за голову, ибо перспектива повторения сражения с ястанцами, в котором на этот раз они оказывались на месте имперцев, стала весьма вероятна. Инженеры корпорации видимо решили сэкономить свои силы, или же у них был просто кризис идей, иначе как было объяснить тот факт, что они пошли по пути копирования его последних моделей, взяв за основу "шестнашку" и по привычке увеличив огневую мощь четырьмя дополнительными крыльевыми точками. Последнее довольно серьезно утяжеляло машину, а учитывая тот факт, что установленный на ней двигатель Крамского не отличался особой мощностью, превращало новый истребитель в неповоротливую мишень. Зато снаружи и внутри все было как всегда красиво: блестело хромом и радовало взор отделкой кабины. "Самолетик для показушности и парадов", — так охарактеризовал ее Чаклин, после того как испытал доставленный из ближайшей части образец, после чего добавил: — "Тяжел и капризен в управлении. На вертикалях еле ползает, захлебывается, к тому же норовит сорваться на выходе в штопор. В бою на нем будет трудно".
Впрочем, кем-кем, а дураком Аланский не был и наверняка понимал все недостатки своей машины, а значит надежда оставалась. К тому же по аэродинамике самолетик был довольно неплох, но двигатель с жидкостным охлаждением требовал серьезной доработки, с другой стороны...
"Черт, как же мне все успеть. Может притормозить все остальное и бросить силы на "двадцатку"? Нет, не могу ведь быть везде, да и не хочу, нужно скорее растить смену. Ну почему такие люди как Майсер рождаются там, где нас нет".
Ратный тяжело вздохнул, свернул куртку, сунул ее под голову и растянулся на траве.
За последние годы КБ разрослось, обзавелось новыми кадрами, но инертность мышления некоторых молодых аэринженеров просто потрясала, и Сергей порой ловил себя на мысли, что словно муха бьется головой о толстенное стекло без всяческой возможности его пробить. Нет, ребята были неплохи и, если дать им задание, выполняли его с должным усердием и рвением, но вот придумать что-то свое, что-то новое, большинство из них это ставило в тупик. Возможно, это было связано с тем фактом, что обучение в институтах аэронавтики до сих пор шло зачастую по старым программам, в которых хоть и признавалась возможность постройки аппаратов тяжелее воздуха, но считалось это не более чем пустым баловством. Это был парадокс парадоксов, самолеты уже вовсю бороздили небо планеты, а учебные заведения вместо нормальных авиаинженеров до сих пор готовили строителей дирижаблей. С другой стороны, не каждый мог быть авиаконструктором, ибо для этого нужен был определенный склад ума и главное умение мечтать. Да, да, именно мечтать. Мечтать о небе, о свободе, мечтать о будущем, мечтать так чтобы в твою мечту поверили другие, пошли за тобой, помогли воплотить твою мысль в презренный металл, ты должен заразить их своей мечтой.... Но для этого ты в первую очередь сам должен верить в нее, крепко, по-настоящему, а главное верить в себя... Увы, не всякому это дано.
Там на далекой, затерянной среди звезд родине, создание новых летательных аппаратов давно поручено бездушным машинам. Человек лишь задает направление, выдает техническое задание, а дальше его электронные помощники бесстрастно все обсчитают, построят математические модели, уберут все лишнее, отсекут все ненужное. На выходе получится нечто идеальное, обтекаемое, бездушное, выверенное до тысячной цифры после запятой в многочисленных поведенческих тестах и до скуки функциональное. Но даже в этих бездушных средствах передвижения порой нет-нет, да проскользнет тень мечты того человека, что когда-то взял в руки мод-графический планшет и провел первую линию, рисующую облик новой машины. Даже в том вечно спешащем мире умной электроники и бешеных скоростей, до сих пор осталось место для мечты.
Мысли начали сбиваться, путаться, погружаясь в вату перемежающейся череды воспоминаний.
— Красивая машина, правда, — рука профессора Бранберга почти ласково похлопывает по серебристому корпусу тупоносой машины с откинутыми назад плоскостям тонких крыльев, после чего поворачивается к Сергею и нахмурив свой лоб, переспрашивает, словно позабыв, о чем они только что говорили: — Так что же вас смущает, Сергей Владимирович. Насколько мне известно, это не первая ваша экспедиция.
— Не первая, но это не значит, что подобное мне нравится. Очередной богатей который возомнил себя великим археологом, а по сути обычный охотник за диковинными артефактами, которые так прикольно будут смотреться в его новой гостиной очередной виллы.
Профессор покосился на скорчившего презрительную гримасу Ратного, понимающе усмехнулся, а в слух сказал:
— Сергей Владимирович, вы конечно правы, но господин Фархель известный меценат, промышленник и большой поклонник реконструктивной археологии. Он не раз помогал нам в наших делах и спонсировал ни одну экспедицию, так что тут несколько другое. К тому же деньги институту сейчас нужны, да и сам проект довольно интересен. Не находите?
— Согласен, — помедлив и уже более спокойным тоном ответил Сергей. — Агласы — довольно развитая цивилизация, достигнувшая уровня примерно нашего 20-ого века и скатившаяся к примитиву после падения астероида. Об их истории только глухой не слышал, крутили пару лет назад по всем каналам, интересно будет поработать с таким материалом.
— Вот, вот, Сергей Владимирович, — профессор наставил на него свой дрожащий указательный палец с аккуратно обстриженным ногтем, — слышу слова настоящего ученого. Интересно, именно интересно и не просо поработать, а одним из первых. И тут нужно пользоваться любой возможностью порой наплевав на все свои принципы. К тому же, поверьте, господин Фархель неплохой человек, и он не только профинансирует все ваши работы над интересующим его проектом, но и оплатит еще полгода раскопок, а там все что найдем уже наше. Так что вперед, коллега...
Рука профессора ложиться Сергею на плечо и вдруг начинает дергать его и трясти.
— Тер Эйтан, тер Эйтан, проснитесь.
Ратный открыл глаза и непонимающе уставился на склонившегося над ним молодого военного с погонами штат-лейтенанта на плечах.
— Тер Эйтан, сообщение из штаба округа. Нашли стратостат.
Остатки сна слетели мгновенно. Сергей вскочил на ноги.
— Где?
— В сорока террах западнее у села Аргапал. Фермеры в поле случайно наткнулись на его остатки и связались с властями, так как думали, что это ястанский шар.
— Экипаж?
— Вроде все живы. Успели выпрыгнуть с парашютами.
— Это хорошо, лейтенант, — Сергей провел ладонью по лицу, сгоняя остатки сна и чувствуя страшенное облегчение. — Даже не представляешь насколько хорошо! На машине?
— Так точно.
— Замечательно, подбросите меня до штаба.
Он быстрым шагом вернулся к развернутому ими с самого утра пункту управления, где его уже дожидался нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу Петрав, явно желающий узнать привезенные новости, и, хлопнув его по плечу, бросил:
— Наши живы. Сворачивай тут все, я с лейтенантом в штаб округа, узнаю все точнее.
Ант расплылся в улыбке, молча кивнул и поспешил к скучающим у грузовика солдатам.
Кутесов заложил руки за спину и, молча пройдясь вдоль ряда окон своего кабинета, занавешенных тяжелыми темно-зелеными шорами, вновь бросил свой хмурый взгляд в сторону стоявших у дверей Нарошлова с Росовским. Министр как всегда нервничал, переминался с ноги на ногу, изредка промакивая свою лысину платком, а вот главком авиации был наоборот нарочито спокоен, хотя видимо прекрасно понимал причины столь срочного вызова "на ковер" и осознавал возможные последствия, в случае если заготовленные объяснения не будут признаны весомыми.
Если честно, то Кутесову самому не хотелось начинать разговор, ибо в этих людях он был уверен, как в самом себе, однако на последнем заседании Совета буча по этому вопросу поднялась не шуточная, и чтобы заткнуть рты злопыхателям следовало самому и более подробно разобраться в данном вопросе. Да и излишнюю инициативу не мешало бы ограничить, ибо, если верить предоставленным министром финансов документам, расходы за последние полгода переросли все мыслимые пределы.
Он вернулся к своему креслу, стоявшему во главе "Т-образного" стола, неторопливо достал из ящика коробку с аромами и папку с нужными документами, затем жестом руки указал на ближайшие к нему стулья. Дождавшись пока министр с главкомом усядутся, он толкнул в их сторону папку, извлек из коробки арому, нарочито медленно размял ее и, прикурив, посмотрел на "гостей" выжидающим взглядом.
— И так, господа, или как там по последнему веянью, — тернары. Что мне скажете по этим цифрам?
— Господин председатель, — Нарошлов судорожно вытер лоб платком, затем поправил очки. — Цифры в этих отчетах полностью верны, но, поверьте, каждый рут пошел на нужное для страны дело....
— Для страны или для господина Эйтана, — резко прервал министра Кутесов и тут же более спокойным голосом продолжил. — Господа, я все понимаю и сам уважаю вклад Эйтана в развитие авиапромышленности страны, но края-то нужно видеть. Что это за цифры! Нет, вы мне объясните! Там нулей больше чем дырок в дуршлаге и это в то время как страна считает каждый терсний. Мне же министр финансов всю плешь уже проел, а крику на Совете было столько, что люстры дрожали.
— Простите, но тому же господину Аланскому...., — Нарошлов сбился и как-то странно скукожился, когда в него уперся взгляд холодных серых глаз председателя, но все же почти шепотом продолжил: — ...господину Аланскому по решению Совета было выделено в три раз больше средств.
— Я в курсе этого, тернар Нарошлов, но хочу напомнить, что господин Аланский является основным поставщиком новых крыланов для нашей армии. Вам ли этого не знать.
— Да гавно эти его новые самолеты, — буркнул Росовский не обращая внимания на то как недовольно нахмурился Кутесов. — Летчики их не любят. Да у меня в кабинете уже места не хватает от бумажек с просьбами прислать на их замену новые "эсты".
Он поднялся с грохотом отодвинув стул и, поправив китель, посмотрел на продолжавшего хмуриться Кутесова.
— Господин председатель Верховного Совета, я как главнокомандующий военно-воздушными силами Республики ответственно заявляю, что самолеты "алак-27" и "алак-29" не соответствуют предъявляемым к ним требованиям, а принятие их на вооружение считаю открытым саботажем против наших вооруженных сил.
Брови Кутесова удивленно взлетели вверх, он растерянно пожевал кончик погасшей аромы, затем смотря куда-то в сторону, тихим голосом спросил:
— А не перегибаете ли вы палку, тернар Росовский? Вы понимаете, что вы сейчас практически обвинили все правительство нашей страны в предательстве.
Нарошлов совсем сник, стараясь еще больше вдавиться в спинку стула и с недоумением косясь на продолжавшего стоят навытяжку невозмутимого главкома.
— Что ж, — Кутесов аккуратно положил арому в бронзовую пепельницу, выполненную в форме рыбы, и нажал указательным пальцем спрятанную под краем столешницы кнопку.
Дверь в кабинет тут же распахнулась, пропуская подтянутого экзац-лейтенанта в новенькой темно-голубой форме КВБ.
— Господин Нарошлов, вы можете быть свободны. Проводите его.
— Слушаюсь, — лейтенант вскинул раскрытую ладонь к виску и шагнул в сторону, пропуская понурого и несколько растерянного министра, после чего вышел следом, зарыв аккуратно за собой дверь.
Кутесов выдержал паузу, пока раскуривал новую арому, затем поднялся со своего места, прошелся по кабинету и лишь потом повернулся к все еще продолжавшему стоять Росовскому.
— Никол, ты вообще понимаешь, что несешь? — в голосе председателя слышалось плохо сдерживаемое раздражение.
— Прекрасно понимаю, — ответил Роханцев, опускаясь обратно на свой стул. — И от своих слов не отказываюсь. Наил, ты, сколько лет меня знаешь?
— Иногда кажется, что очень много. Тридцать, или около того.
— Тогда ты должен помнить, что я всегда стараюсь говорить правду, невзирая на славы и ранги. Это я делал, глядя в лицо императору, это же я делаю, смотря в лицо тебе. Если не нравится, могу хоть сейчас сложить с себя все полномочия, а там хоть в отставку, хоть в дальний гарнизон командовать малым аэроотрядом.
-И не боишься, что я приму твою отставку? — спросил Кутесов, подходя к окну и приотодвигая штору.
— Не боюсь.
Наил растерянно кивнул и, затянувшись, задумчиво посмотрел в окно. Ночь по другую сторону стекла еще полностью не вошла в свои права, но уже достаточно стемнело и фонари на площади перед домом правительства уже зажигали свои огни.
— Что ж, — сказал он после нескольких минут напряженного "звенящего" молчания. — Возможно, ты в чем-то и прав, но это не отменяет факта излишней растраты денег. Я понимаю, что это не просто так, но может объяснишь, что вы там с Эйтаном задумали на этот раз.
Росовский молча развязал завязки принесённой с собой темно-коричневой папки, достал оттуда все еще пахнущую типографской краской свежий номер завтрашней утренней газеты "Крылья Республики", поднялся со стула и протянул ее Кутесову. Тот взял ее, развернул, быстро пробежал глазами по первой странице, где под заголовком, напечатанным большими красными буквами, красовалась фотография двух улыбающихся парней в летных шлемах.
— Побит международный рекорд высоты, принадлежавший геранскому дирижаблю "Нормак". Наши аэронавты первые в стратосфере, — прочитал он заголовок, не вынимая дымящейся аромы изо рта. — Вчера 25 числа 231 года второго месяца теплура наши славные аэронавты поставили новый мировой рекорд поднявшись на высоту 19000 терров. Стратостат "Вольный", управляемый экипажем в составе двух аэронавтов Олга Гарнова и Сарга Маркара....
Кутесов замолчал, быстро пробежался глазами по остальному тексту, аккуратно свернул газету, положил ее на стол и, заложив руки за спину, посмотрел на главкома.
— И какую пользу государству принесло сие развлечение с высотами?
— Помимо поднятия престижа страны?
Кутесов на мгновение задумался, затем мотнул головой и понимающе усмехнулся.
— Уел, главком, уел. Ладно, предположим, — он направил на Росовского два пальца с зажатой между ними аромой. — Однако если отвлечься от всего этого, то какова польза от данного полета?
Росовский приоткрыл свою папку.
— Изучение верхних слоев атмосферы. Давление там, воздушные течения, состав и тому подобное, — пояснил он, закрывая ее. — Плюс что-то связанное с космическими излучениями, но об этом вам лучше с нашими учеными мужами поговорить. Например, с профессором Тарновским.
— Эрлик Тарновский?
— Так точно, — кивнул главком. — Эрлик Тарновский — физик, математик, член более десятка различных научных сообществ у нас и в Ендории. Правда придется подождать его возращения, так как он уже несколько месяцев находится на полуострове вместе со своими помощниками и помогает Эйтану со стратостатом.
Кутесов удивленно вскинул брови, озадаченно хмыкнул, пробарабанил пальцами по лежавшей перед ним газете и, вернувшись к своему месту, затушил в пепельнице дымящийся окурок.
— С профессором мы непременно поговорим, — сказал он, опускаясь в кресло. — Однако это не объясняет всех расходов.
— Об остальном разрешите представить отчет завтра.
— Завтра?
— Да, — Росовский бросил быстрый взгляд на свои наручные часы. — Утром. Ровно в семь ноль — ноль на столичном полигоне.
Туман стелился по земле густой, молочной пеленой превращая стоящих внедалеке людей в призрачные тени вытканные темным обризом на его шевелящемся полотнище. Солнце еще едва показало из-за горизонта свой бледный круг, было довольно прохладно, а высокая трава хлестала по сапогам, сбрасывая с себя утреннюю росу, затекая за голенища, отчего было вдвойне неуютно. Хуже всего приходилось тем, кто по дурости или банальной непредусмотрительности надел ботинки, и теперь нижняя часть их брюк потемнела и отяжелела от впитавшейся воды.
— Что ж, господа, думаю, дальше идти не стоит, — сказал Росовский, поворачиваясь к следующим за ним членам правительства.
Министры послушно остановились, оглядывая пустое поле полигона, пытаясь хоть что-то разглядеть в обступившем их тумане.
— И что же мы в этом киселе увидим? — ехидно поинтересовался стоящий чуть позади него министр финансов, протирая свой монокль быстро завлажневшим кружевным платком.
"Беспринципный, жесткий, хваткий, щепетильный человек, который удавит любого за лишнюю истраченную монету без его на то одобрения. Но специалист своего дела прекрасный", — вспомнил Росовский слова Кутесова сказанные после очередного заседания правительства, на котором ему удалось присутствовать. Тогда он видел его лишь мельком, а вот сейчас решил рассмотреть: худой и вечно сутулящийся, словно вставшая на хвост змея, взгляд пустых бледно-голубых глаз бездушен и холоден точно у рыбы, одет небрежно — неприятный человек. От таких людей никогда не знаешь, чего ожидать, они с одним выражением лица поздравят тебя с днем рождения и точно с таким же сунут нож под ребра. Никол мысленно поморщился, а вслух сказал:
— Не беспокойтесь, господа, вы все увидите. Нужно лишь немного подождать, — он посмотрел на часы. — Буквально пять минут. Наберитесь терпения, уверяю вас, зрелище будет незабываемым.
— Надеюсь на это, — нарочито громко бросил министр финансов и, водрузив монокль на свое законное место, демонстративно перенес внимание на одного из своих спутников.
"Сплошные болтуны, карьеристы и жополизы", — устало подумал главком глядя на тихонько переговаривающихся между собой чиновников и "кабинетных" генералов. — "И почему Наил их до сих пор терпит".
Он вздохнул, снова посмотрел на часы и, дождавшись пока большая стрелка перепрыгнет на следующее деление, воздел руку.
— Всем внимание, сейчас начнется.... И рекомендую прикрыть уши.
Некоторое время ничего не происходило и Росовский даже стал ловить на себе удивленные взгляды, как вдруг окружающий воздух колыхнулся, наполнился непрерывным ревущим звуком почти воем, который казалось шел отовсюду, долбил по ушам, заставляя невольно вжимать головы в плечи. Миг и где-то вдали гулко громыхнуло, а в глубинах тумана расцвели "бутоны" взметнувшегося к небу пламени разрывов, после чего на землю вновь рухнула звенящая тишина. Ошеломлённые люди медленно приходили в себя, испуганно озирались, пытаясь понять, что они сейчас увидели.
Неожиданно раздались глухие хлопки.
— Браво, генерал, впечатлили, — Кутесов медленно аплодируя, подошел к Росовскому. — Передайте мое глубочайшее удовлетворение тернару Эйтану и скажите, чтобы продолжал в том же духе. Кстати, а что это было?
— Реактивные минометы, господин председатель.
— Реактивные минометы, надо запомнить. А вы..., — он повернулся к все еще стоящему столбом министру финансов, монокль которого выпал из глаза и болтался на золотой цепочке, подобно небольшому маятнику, — подготовьте к завтрашнему дню указ о полной оплате по всем векселям и долговым распискам господина Эйтана, а также проработайте со своими помощниками идею об увеличении финансирования его разработок.
Министр вздрогнул, хотел видимо что-то возразить, но, натолкнувшись на прищуренный взгляд Кутесова, лишь молча кивнул.
1рут =100 терсний — денежные единицы Республики.
Тернар — обращение произошедшее от приставки перед именем "тер", которая постепенно выходила из употребления после Смуты, равнозначно земному обращению "товарищ".
