Эпизод2

В подвале башни, которую все по старой памяти именовали "сторожевой избой" всегда царят полумрак и сырость. В узкие окошки под потолком, забранные крепкой решеткой, попадает слишком мало света, а толстые стены не может прогреть даже жаркое летнее солнышко. И если человек просидит в этом подвале достаточно долго, то будьте покойны, замерзнет и будет стучать зубами, как от мороза. Впрочем, никому особенно здешних обитателей не жалко, потому как если угодил сюда, значит ты, голуба, скорее всего — тать! Ну, или бунтовщик, их тоже стрельцы имают и тащат в сторожевую избу на дознание. После короткого разбирательства, попавшихся либо отпускают, чего, впрочем, давно не случалось, либо отправляют на съезжую, для расправы. Хотя если бунтовщик, то отсюда можно отправиться в земский приказ или того хуже в приказ тайных дел. Но это если уж сильно не повезет, потому как, там точно все жилы вытянут. Нет, тут в сторожевой избе тоже есть и пыточная и кат имеется, только здесь особо не зверствуют. Так посекут для порядка, на дыбу тоже могут подвесить, но вот огнем пытать не будут. Не от милосердия, конечно, просто есть для этого иные места.

Хотя пока московские стрельцы были в походе, сюда никого и не тащили. Даже когда случился бунт, всех схваченных отправляли к земцам, а потому подвалы башни пустовали. Но вот когда государь вернулся с победой, в пустующую тюрьму заперли некоего человека. Кто он таков, никому ведомо не было, а поскольку приволокли его люди известного головореза — стольника Михальского, то спрашивать и не подумали. Себе дороже может выйти. Полоняника было велено крепко караулить, в разговоры с ним не вступать, да держать на хлебе и воде. Сказано — сделано! Стрельцы стояли на часах, а благообразный старичок — здешний кат, следил за своим единственным подопечным и кормил его. В Кремле, видать, о заключенном совсем позабыли, да и то сказать, то пир, то благодарственный молебен, то панихида по павшим. До мелочей ли?

Сиделец, впрочем, ничем не обнаруживал своего неудовольствия. Днями он, бывало, ходил из угла в угол своего узилища, а ночам тихо лежал на охапке соломы, служившей ему постелью. Заговаривать со своими тюремщиками он даже не пытался, то что ему приносили покорно съедал. И глядя на него было трудно представить, какой ураган страстей некогда пылал в груди бывшего мелкопоместного шляхтича Матеуша Калиновского. В давние времена, когда он был еще очень юн, отцу вздумалось отдать его учиться в иезуитскую коллегию. Хотя семья их была православной, юношу приняли. Учился он хорошо и преподаватели хвалили его, нередко ставя в пример перед прочими учениками. Когда же обучение подошло к концу, его на службу взял известный на всю Литву магнат. При дворе его благодетеля бывало множество блестящих шляхтичей и прекрасных дам, что немудрено было потерять голову и более зрелому человеку, а ведь Матеуш был совсем молод. Вот и случилась с ним несчастье. Как не много было красавиц вокруг него, а нашлась все-таки одна, самая красивая, в которую угораздило влюбиться бедного шляхтича. Да так крепко, что не смог он носить свое чувство в себе, а при первом же случае признался ей во всем. На его беду, была она девицей пустой и склонной к кокетству, а потому не оттолкнула от себя незадачливого ухажера, а дала ему ложную надежду. И так сладка была для парня эта ложь, что, не смотря на всю свою ученость, не смог он разглядеть ни обмана, ни грозящей ему опасности. Дело в том, что был у предмета его страсти жених — богатый и знатный пан. И уж конечно ему не понравилось, что рядом с его невестой увивается какой-то незадачливый ухажер, да еще схизматик. Был бы он хоть католиком, этот пан может и посчитал его себе ровней и вызвал на дуэль, да и зарубил бы бедолагу! А так, только лишь приказал своим слугам избить его до полусмерти, что они и сделали. А когда едва оправившийся от побоев Матеуш вздумал было жаловаться своему покровителю, то его подняли на смех. Да кто ты такой, чтобы поднимать глаза на прекрасных панн и равнять себя с знатнейшими шляхтичами Речи Посполитой?!

Будь Калиновский человеком другого склада, он, возможно, попытался бы отомстить. Или сбежать на Сечь, где собиралось много таких отверженных. Однако за время обучения, отцы-иезуиты ухитрились внушить своему ученику, что все во что верили его предки — ложно, и лишь в учении Святой Римско-Католической церкви найти можно истину. И что если все вокруг не примут ее учение, то так и погибнут в темноте невежества. Так что бедный Матеуш решил, что все случившееся с ним, суть кара божья за гордыню и, отринув от себя веру отцов, перешел в католичество и вступил в орден святого Бенедикта. Хорошо образованный и фанатичный он быстро продвигался по духовной лестнице. Новиций*, субдиакон, диакон и наконец — священник. Отец Константин. Ксендз Калиновский. Самый беспощадный гонитель православия на всю Литву.

Тяжелая дверь в камеру тихонько скрипнула и погруженный в воспоминания узник вздрогнул. Свет едва пробивавшийся в забранное решеткой оконце не мог до конца рассеять мрак, но стало понятно что кто-то вошел.

— Мир вам, — раздалось в темноте приветствие на латыни.

— Кто вы? — нервно спросил Калиновский, тревожно вглядываясь в темноту.

— Я ваш друг.

— Какой еще друг?

— Тот самый, что писал вам письма. Тот самый, что предостерегал вас от опрометчивых поступков. Тот самый, кого вы не послушались.

— Ах, это вы, — с облегчением воскликнул узник и в изнеможении опустился на свое убогое ложе, — я не ожидал, что вы сможете меня навестить.

— Ваши тюремщики сами себя перехитрили, — усмехнулся таинственный посетитель, — если бы вашу милость отправили в приказ тайных дел, то туда я бы вряд ли проник.

— А сюда смогли?

— Как видите, но у нас мало времени...

— Что теперь говорить о времени, — понурился ксендз, — раз все пропало. Кажется, этому еретику помогает сам дьявол!

— Оставьте князя Тьмы в покое, он нисколько не виноват в вашей глупости.

— О чем вы? Разве не вы уверяли нас, что властью герцога многие недовольны и что, как только к Москве подойдут наши войска им будут открыты ворота!

— Ваша беда в том, что вы слышите лишь то, что хотите слышать. Я ведь доносил еще и о том, что русская армия сильна и что вам с ней не совладать. Я писал, что как бы жители царства не относились к своему царю, поляков и католиков они просто ненавидят! И что... впрочем, сейчас не до этого.

— Да, вы правы, — поспешно согласился Калиновский, — сейчас нет времени на пустые споры. Ищейки этого изменника Михальского смогли выследить и схватить меня, однако они ничего успели выведать. Так что еще не все потеряно. Вы ведь поможете мне бежать?

— Можно и так сказать, — согласился таинственный посетитель и, сделав неуловимое движение, накинул на шею ксендза тонкую петлю.

Тот, быстро сообразив, что происходит, попытался вырваться, но не тут то было. Убийца крепко держал свою жертву, не позволяя тому сделать ни одного лишнего движения. Дождавшись, когда тело Калиновского обмякнет и, убедившись, что тот не подает признаков жизни, незнакомец быстро вышел и запер за собой дверь. Охранявшие узника стрельцы и старичок-кат, опоенные сонным зельем крепко спали. Со стен Кремля доносились голоса перекрикивающихся часовых, но рядом со Сторожевой избой все было тихо. Убийце удалось, не привлекая к себе внимания покинуть ее, после чего он быстрыми шагами направился к Соборной площади. Празднования победы над войском королевича Владислава продолжалось. Завтра выпускники Академии устроят для царя и боярской думы представление, и их проректор обязательно должен будет там присутствовать. Тем более что отец Игнатий был автором и режиссёром предстоящей мистерии. Государь придавал большое значение развитию искусств и в том числе театра и потому благоволил к нему. А бывший иезуит слишком много времени и сил потратил на свое вживание в окружающую его среду, чтобы дать все испортить какому-нибудь узколобому фанатику, имевшему глупость попасться своим врагам.

— — — — — — — — — — —

*Новициус — послушник.