Баба-Яга против!

Шумыло Анасия

Баба-Яга против!

Легко ли жить Бабе-Яге в Сказочном лесу? Ну, как сказать? Нормально! Конечно, если добры молодцы не надоедают, и не просят то баньку истопить, то клубочек дать! А недавно повадился еще один тут ходить и нет бы сказать, чего бродит, так молчит же, гад! 'Вот, скажите, легко ли живется Яге? А если она молодая? Да красивая?' А я скажу — не очень!

— Свеченька моя яркая,

Свеченька моя жаркая,

У тебя горяч огонек,

Он совсем как я — одинок.

Реченька моя быстрая,

Реченька моя ты, чистая,

До зари сплету я венок,

Опущу его в твой поток.

Сидела я на иве над озером с прозрачной водой, в ней резвилась рыба и мавки наши, местные, весело плескались. Сидела, обхватив большой ствол ногами и крутила венок, из лесных и полевых цветов, иногда ко мне подплывали мавки, чтобы дать тот или иной цветок. Зачем крутила? А чтобы был! Пускай и Купала давно прошел, а все же веночек из трав может пригодиться. А купальский я еще тогда в воду бросила, да вот куда делся, так и не узнала, как водяного ни допрашивала, как ни выведывала, а он знай себе молчит, как партизан. Эх! А ведь скоро снова в мир возвращаться, осень, значит, учеба, а там сессия не за горами и Новый год! Интересно, что там моя Змеючка, как лето провела в гостях Али Бабы? Как там моя подружка Ветерочек? Нужно ее в Хранительницы Границы посвятить, обязательно, как только явится ко мне. Она девка молодая, да уж больно сильная, нельзя таких без присмотра оставлять.

Кто я, спросите? В миру величают Бабой-Ягой костяной ногой, для своих я Ягушенька, а имя мое истинное мало кто знает, еще меньше кто помнит, как я вообще сюда попала. Куда? Да в сказку! Живу я тут, только вот решила пойти учится, на бухгалтера! Ничего в цифрах не понимаю, но звучит гордо! А песенку знаете? Что, нет? Совершенно?

— Бухгалтер, милый мой бухгалтер, вот он, какой, такой простой, бухгалтер, — мурлыкнула я, связывая концы венка.

— Ты чего здесь расселась и еще песни поешь?! — закричал черный ворон, приземляясь рядышком на ветке.

Эта черная и наглая птица была когда-то ооооочень давно подарена мне моей наставницей, еще в те времена, когда я была совсем юной девушкой, а точнее ведуньей.

— Ну, и чего это ты тут разорался?! Да еще и глазами своими большими лупаешь?

— Так это, к тебе добрый молодец скачет, Чахлика бить хочет.

— Ну, и дурак, этот молодец, — пробурчала и слезла с ветки ивы, где до этого плела венок.

— Яга, кувшинку не забудь, — протянула цветок из озера мавка.

— Точно! Спасибо, водяному привет.

— Ой! Подожди, я рыбу забыла! — и мавка нырнула в воду, и не успела она успокоиться, как девушка вернулась со связкой рыбы, что дергала своими хвостами, разбрызгивая кругом воду.

— Филя, и кто к нам едет?

— Так Елисей!

— Все никак не успокоится, — недовольно покачала я головой.

— Ты же знаешь этих царевичей, — проворчал старый ворон, я слезла с ивы.

— Знаю, — кивнула и, подхватив рыбу, протянутую мне мавкой, направилась к своей избушке на курьих ножках, вернее это была моя дача. — Далеко ли Елисей?

— Минут двадцать у тебя есть, — ворон от своей лености уселся мне на плечо, отчего меня перекосило.

— Тебе пора худеть!

— Кто бы говорил?!

— Я девица в самом соку, есть за что подержаться!

— Ага, а чего же от мужиков шарахаешься, как черт от ладана.

— Филя!

— Прости, — покаянно склонил голову ворон.

Да я боялась до ужаса мужчин, и не подпускала ни одного к себе. Нет общаться, шутить, дружить и все такое, я могла, а вот с интимном были крупные проблемы. А все из-за случая в молодости.

Я ведь не первый год и не первое тысячелетие живу на белом свете. Когда-то я жила в маленькой деревушке Заречье, и было это в те года, когда еще никто не знал, что такое мобильный телефон и интернет, люди тогда поклонялись силам природы. Как-то раз на нашу деревню напали татары, да и сожгли все село, мужиков и детей убивали, баб и таких как я девочек насиловали на месте, пуская по кругу. Я не знаю, каким произволением тогда выжила и сбежала в лес, когда они скрылись из виду. В лесу меня и нашла наставница. Она выходила и объяснила, что сила великая, дана мне, прошедшей через муки и смерть, и теперь быть мне Бабой — Ягой, и Хранительницей Границы, как и она. Тогда я начала учится не только быть Ягой, но и жить, вскоре наставница ушла за горизонт, и с тех пор я одна. Только в Василька есть теперь ученица, хорошая девка, моя подруга, вот и хочу взять ее в напарницы. А что? Мне же тоже иногда нужно отдыхать!

— Избушка, избушка! Повернись к лесу задом, а ко мне передом, и лесенку сбрось! — избушка разумное существо, с кряхтением и недовольством повернулась и опустила ко мне лестницу. — Спасибо, — я легко вбежала по ней и нырнула внутрь.

— Чего принесла? — проговорила печь человеческим голосом.

— Рыбки, только времени нет, Елисей скачет! Избушка делай антураж! — по избушке пробежала дрожь, внутри и снаружи все поменялось моментально. Теперь в углу стояла ступа с метлой, кругом висели пучки трав, было темно и только огонь в печи давал свет, все свободные углы затянуло паутиной, появился котелок с варевом, что дымился и светился неприятным зеленым светом, кругом кучи пыли и мусора. И я уверена, с внешней стороны на избушке появились черепа и кости.

Сама я тоже времени не теряла, надела на себя тряпье. Штаны, портянки перетянутые бечевкой и плетеные лапти, сверху порванную и залатанную юбку, с ленточками ткани по подолу. Рубаху, что когда-то была белой, с латками на локтях, под нее прицепила горб и жилетку сверху. Следом нацепила большой нос крючком с бородавкой, густые брови, ставная челюсть с гнилыми зубами и клыками, что вылезли из-под губ, парик на голову, с косынкой на нем. И вуаля! Баба-Яга в образе! Ну, вот я готова принимать царевича, и он даже не подумает ко мне пристать. Осталось забираться на печь и притворится спящей.

— Избушка, избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом! — крикнули с улицы хорошим таким баском.

Избушка с душераздирающим скрипом повернулась, и вскоре двери открыл добрый молодец. Он как вошел, так и перекрестился сразу, испугался-то антуражу!

М-да, говорили мне, что этот Елисей под два метра роста и хрен его знает сколько сантиметров в плечах, яркие голубые глаза так и сияют, а пшеничные волосы рассыпались волной.

— Что тебе, добрый молодец, нужно? — проскрежетала я с печи, а Филя, до того сидевший в углу чучелом, расправив крылья громко выдал:

— Каррр!

— Ты, бабуля, накорми, напои, баньку истопи, а потом и спрашивай, — попенял этот богатырь.

— Елисей, белены наелся! Как я тебе, старая, баньку-то натоплю?

— Ладно, — махнул он рукой, — сам истоплю!

Вот это мне уже не нравилось, видно было, что ночевать захочет, а я этого ой как не люблю.

— Ты зачем пришел-то?

— Так хочу Василису Премудрую в жены взять, а где ее искать, не знаю, — он развел руки в стороны, зацепил какой-то горшок и чуть было не разбил его.

— Эк чего захотел!

— Может, ты знаешь, где мне ее искать?

— От чего же не знаю. Знаю, — я кивнула, а чего этих девок искать? У Чахлика они все, бедный мужик! Баб полон дом, но ни одна не пришлась по сердцу.

— Подскажи! — и этот как бухнется на колени перед печью.

— Ты баньку-то истопи, потом скажу, — крючковатым пальцем с длинным желтым ногтем я указала на пристройку на улице.

— Это я быстро, бабуля, — и он, подскочив на ноги, убежал.

— Незаконное применение рабочей силы! — прокомментировал Филя.

— Заткнись, я с выгодой, там дрова нужно нарубить, прежде чем топить.

— Бабуля, а где у тебя топор? — в дом снова влетел Елисей

— Возле двери, милок, — я забросила ногу на ногу.

— Ага, — парень схватил топор и выскочил, через минуту я услышала отборную брать. А потом:

— Вжик! Вжик! Вжик!

Я хихикнула, прекрасно зная, что прежде чем рубить, мой топор нужно наточить.

— Это что? — склонил голову на бок ворон.

— Так топор не точеный!

— Ну, пускай, пускай, делом займется, — важно кивнул он.

— Хозяйка, — прошептала печь, — мы этого кормить будем?

— Неее, нечего харчи разбазаривать! Пускай ест то, что с собой принес.

— Ага, тогда я борщик подальше уберу, пускай томится.

— Это ты хорошо делаешь, — облизнулась, а живот неприятно заурчал. — Есть хочется!

— Бах! Бах! Бах!

— Руби, руби, — довольно прошептала я себе под нос, — печка, дай хоть пирожок.

— Тьху, — из печи вылетел румяный пирожок, а я вытащила вставную челюсть и с удовольствием приступила к поеданию.

— Шпашибо.

— Кушай, кушай, хозяйка, — и печь зарумянилась.

— Бабушка!

— Вот же ж, — тихо прошипела я и, спрятав под подушку кусок недоеденного пирожка, вставила челюсть на место.

— Что, касатик?

— Я это, растопил, у тебя покушать есть что? — залетел Елисей в дом.

— Нетути, — я развела руки в стороны.

— Так слазь с печи, я из дому сало и каравай захватил, да крынка кваса с собой имеется, — он начал доставать из торбы гостинцы.

— Вот это другое дело, — проскрежетав, я слезла с печи и уселась на скамейку за столом. — Давно я сала не ела!

— Кушай, бабулечка, — по-доброму улыбнулся парень и подал мне кусок каравая с салом.

— Благодарствую, — жевать со вставной челюстью было неудобно, но сало было выше всяческих похвал.

— Бабуля, где же мне Василису искать?

— Дам я тебе клубочек путеводный, он тебя и выведет к ней, — я сделала вид, что после еды подобрела, и, поднявшись с лавки, с кряхтением направилась к сундуку, что стоял в углу комнаты, порылась немного и вытащила местами поеденный молью клубочек. Шепнула ему несколько слов и отдала царевичу, — как только выйдешь во двор, скажи ему: 'Веди', и он тебя приведет, куда нужно. А я спать хочу, — для вида потянулась и, прикрыв ладошкой рот, зевнула.

— Спасибо тебе бабулечка, — парень низко поклонился и, подхватив свою котомку, вышел на улицу.

— Веди! — а клубочек спрыгнул с рук и покатился быстро-быстро, так, что Елисей бегом за ним побежал. Я же потерла ладошки, довольно хихикая.

— Кар! Пакость сделала?!

— По-другому не могу, — развела руки в стороны и стянула парик.

— И куда ты его направила?

— Видишь ли, мой друг, если он с одной Василисой будет, то вон какой генофонд пропадет!

— Хороший генофонд, — одобрительно кивнул ворон.

— А направила я его во Вдовье, там баб море, как раз через месяц освободится, может, забудет Василису, а может, и нет, но опыта явно наберется. А девушкам приятно.

— Вот это ты правильно, — одобрительно кивнул ворон, а я тем временем сняла с себя последний предмет маскировки и сложила обратно в сундук это добро, оставшись в коротких шортах и топике. А что! Лето — жарко!

— Эх, Филя, мне скоро в мир нужно, учебный год начинается, — вздохнула и погладила ворона по его нежным черным перышкам.

— И нужна тебе эта учеба?

— Совершенно не нужна, но я надеюсь, что смогу встретить того, кого полюблю, ведь время-то идет, и пускай я выгляжу молодой, но мы-то с тобой знаем, сколько мне на самом деле. Да и детку очень хочется.

— Знаю я, все знаю, ведь живу столько, сколько и ты, — ворон нежно потерся своим острым клювом о мою щеку.

— Что это мы о грустном. Нужно последние новости узнать, что в мире творится!

— Не узнаешь, — покачал головой Филя.

— Почему?

— Так гости к тебе снова.

— Да что ж это такое! Спокойно и жить не дадут. И кто там?

— Яга, свои!

— О! Явился, чего тебе? — я уперла руки в боки.

— Да понимаешь, меня тут на закуску пустить хотят, а я только у тебя спрятаться могу.

— И кто тебя, горемычного, съесть-то хочет?

— Так Лиса Патрикеевна с кумом своим Волком.

— А, эти могут, — махнула я рукой, — ну закатывайся чего уж там, — и приоткрыла дверь пошире, пропуская Колобка.

— Вот спасибо, — Колобок быстренько закатился и прыгнул на лавку. — Ух, и антуражик у тебя, прям жуть берет.

— Так Елисея выгоняла, — я улыбнулась.

— Мужика тебе надобно, чтобы от этого всего избавиться, — важно заметил Колобок, перекатываясь с бока на бок.

— Надо, не спорю, да где хорошего взять? — усмехнулась я.

— А Чахлик? Чем не мужик? А Горыныч, Серый с Бурым?

— Ой, что ты такое говоришь, из всех названых тобой, я только волков и не видела за всю свою жизнь в Сказочном лесу, что очень странно, — я нахмурила брови.

— Нет ничего странного, они ведь в другой стороне живут, да оборотнями правят.

— Тут ты прав, а Чахлик, да и Змей, пытались как-то ко мне подкатить, да поняли, что либо серьезно, либо друзья, вот и крепко дружим.

— Весь лес знает, как вы дружите! Особенно о последней вашей попойке, — широко улыбнулся Колобок.

— Ну, эт мы... да, — я усмехнулась, припоминая эту самую пьянку. Тогда мы напились так, что белки с ежами да зайцами, аки на плацу военные, маршировали перед нами строем, да еще и на задних лапках, только не прогневать нашу милость, потому что параду нам захотелось. Теперь знаем, что нечего мешать мухоморовку с самогонкой на болотных травках, сделанную по рецепту от кикимор. А отходить от нее — это жуть как тяжело! Да еще с перепоя сначала скалкой понадавать обеим наглым мордам, обнимающим меня с двух сторон, а потом дружно похмеляться. — Да, хорошо погуляли, до сих пор белки честь отдают, а ежики с зайцами кричат: 'Здравия желаю, товарищ главнокомандующий'!

— Хи-хи.

— Ты ужинать будешь?

— Яга, ты че? Уже старая стала?

— Да я так для проформы спросить, — улыбнулась, — печка, я быстренько в баню и назад, держи борщ горячим.

— Держу, держу, — пробурчала печка и тяжело вздохнула.

— А я, молода, на базар ходила. А я, молода, на базар ходила. На базар, на базар, на базар ходила я. На базар, на базар, на базар ходила я. — Послышалось с улицы на два голоса, да еще и так красиво и задорно. — А я, молода, окуня купила. А я, молода, окуня купила. Окуня, окуня, окуня купила я. Окуня, окуня, окуня купила я. А я, молода, юшки наварила. А я, молода, юшки наварила. Молода, молода, юшки наварила я. Молода, молода, юшки наварила я.

— Это кто там так поет? — я нахмурилась, — нет, не спорю, красиво, но все же!

— А я, молода, кума запросила. А я, молода, кума запросила. Молода, молода, кума запросила я. Молода, молода.....

— Тшшшш, кума, Яга здесь живет, бегом назад, — перервал вдруг пение один из голосов.

— Блин, кум, погнали к кикиморам, они поспокойнее будут, — услышала я удаляющиеся голоса.

— И что это было? — спросила я, подняв глаза к потолку.

— Так это Лиса с Волком, напились и меня пошли искать, — вздохнул Колобок.

— А чего они испугались, я может, компанию им бы составила?

— Так уважают тебя, и понятие имеют, к кому подойти с таким вопросом.

— Ну, тогда ладно, — махнула рукой и вышла из избушки, направляясь в баню.

— Ах, баня, баня, баня, малиновый ты жар. Берёзовый дух мяты да веничек пропарь. Ах, баня, баня, баня, ты добрая маманя. Ах, русская ты баня, да разгони печаль. Ах, русская ты, баня, да разгони печаль, — мурлыкала я песенку, пока раздевалась да в парилку заходила.