Пролог
Последний звонок прогремел на весь зал, разрушая почти звенящую тишину класса. Отсекая все возражения, расчерчивая последней чертой то, что было до него. Рука застыла в том же положении, что и за миг до звонка. Время застыло. Лишь экзаменатору оно оказалось неподвластно. Он встал и прошёлся по рядам, собирая тетради с написанным до звонка экзаменом по всем предметам.
Наблюдала, как медленно подходит ко мне лучший учитель школы, листая предыдущую работу и забраковывая её — ставя крест на моём однокласснике. Он, в принципе, был бездарем, хотя и неплохим парнем. Ну не давалась ему учёба. Что ж тут сделаешь? Драчлив. Но всегда мог постоять за кого-то из одноклассников. Своих не трогал.
Учитель берёт мои листы, вытягивая из-под замерших пальцев. Его руки горячие, обжигают. Сердце усиленно стучит в висках. Моя первая влюблённость! И радость разливается в душе — он обратил на меня внимание. Любимый на мгновение замирает, а потом наклоняется к самому уху и шепчет:
— На что вы готовы пойти, чтобы получить пропускной балл? — его рука в это время скользит по моей груди, пальцы расстёгивают пуговицу блузки и ныряют внутрь. А я не могу пошевелиться. Лишь продолжаю мыслить, осязать и чувствовать. Совместить приятное с полезным? Почему бы и нет? Его прикосновения приятны. Обжигают, вызывая желание внизу живота.
Восемнадцать мне стукнуло в прошлом году. Интимные отношения в обществе разрешены сразу после совершеннолетия, но существует правило, запрещающее интим между учителем и учеником. Правда, с сего мгновения я больше не школьница. И хоть пока аттестат не получила, таковой являюсь, но по сути, этот звонок дал добро на такие отношения.
— Встаньте, — говорит Фёдор Григорьевич, заставляя подчиниться его воле.
Я нахожусь на одном уровне с ним. Он расстёгивает блузку, спускает бюстгальтер, оголяя грудь, очерчивает соски, вызывая очередную волну жара.
Его вторая рука влезает под юбку, под трусики, скользит ниже, заставляя задрожать. Здесь и сейчас нет никого: ни экзаменующей комиссии, ни одноклассников. Только я и он!
— О, моя милая Таечка! Ты такая горячая... Хочешь меня?
И я покорно отвечаю:
— Хочу! Возьмите меня, пожалуйста... — это мой голос? Как я могла сказать такое?
— Ну, не здесь же... Я за тобой заеду сразу после оглашения результатов и выдачи аттестатов. Тогда будет уже можно. Буду на мотоцикле, в шлеме. Ты поняла?
Я кивнула. Он же полностью снял мои трусики и бюстгальтер, после чего сказал:
— Ладно, садись, да не забудь застегнуться!
Покорно застегнула блузку, сев обратно на свой стул. Учитель же снятое бельё сперва понюхал, затем положил в карман своего пиджака. Удостоверившись, что я застегнулась, молвил:
— Истомина, сдала! — его слова будто пустили время дальше, и прошёл к следующей жертве — Ирке. По совместительству моей лучшей подруги.
Время продолжило свой путь. Я же до сих пор ощущала его прикосновения, и желание никуда не делось. То, что я прошла, конечно, здорово! Но... Какой ценой?! И хоть осознавала, что потом стыда не оберусь за свой поступок, что после выдачи аттестатов учитель никак не повлияет, что я не соглашалась расплачиваться за сдачу так. А хотела лишь его. Но сейчас я больше всего мечтала удовлетворить своё желание. Свою мечту! Нет, я не смела даже мечтать, что моим первым станет Он! Девчонки мечтали, иногда, когда Фёдор Григорьевич проходил мимо. А я всегда отворачивалась, ловя его взгляд. Относился ко мне он так же, как и ко всем. Шутливо издевательски. Но как же интересны были его уроки!
Ожидание конца оглашения результатов прошло мучительно. Я еле высидела, хотя пошевелиться по-прежнему не могла. Слышался скрип ручки по вытаскиваемой из-под рук одноклассников тетради, жужжание мух, перелистывание страниц, озвученная любимым фамилия одноклассника и прошёл или нет. В воздухе витали запахи чего-то приторно-сладкого. Неужто кто-то надушился? Девчонки прошли не все. Причём, одна страшненькая сдала. Ритка была противной ещё и носила одежду, которая её старила. Неужто на неё тоже запал? Мальчишки-отличники да хорошисты прошли, остальные — нет.
После урока я захотела остаться, но учитель и бровью не повёл, прошёл мимо, будто всё мне привиделось. Но отсутствие белья говорило об обратном.
Потом ещё длились бюрократические процедуры, нам выдали аттестаты и попрощались.
Сдали не все. Из нашего класса лишь десять человек из двадцати. Кто не успел — его трудности. Решил неправильно — тоже. Написанный экзамен давал пропуск в лучшие вузы страны, позволяя раскрыться. Незачтённый делал из тебя, по сути, раба. За тебя решала система, кем быть. Никакого выбора. Идёшь только в профессионально-техническое училище. На большее не способен!
Минимальный оклад труда, максимальный рабочий день. Раба могла схватить полиция и обвинить в чём угодно, состряпав дело. Тебя привязывали к начальнику, становившимся твоим господином. Он отдавал приказы, которые ты не мог не выполнить, выбирал тебе пару. Не выполнишь — останешься без зарплаты. А на что семью кормить? Найти другую работу? Можно. Стать рабом другого хозяина. И опять же, до следующего конфликта интересов. Но не факт, что другой хозяин тебя захочет взять к себе. А до того либо ты оказываешься на улице без гроша в кармане, без средств на пропитание, без возможности содержать семью, либо выполняешь всё, что тебе говорят. И хозяин вправе решать, на ком тебе жениться, за кого замуж выходить. Он, конечно, может сделать по-хитрому, просто свести двоих, якобы случайно познакомившихся своих подчинённых. Ну а что, то, что двое оказались на одном корпоративе, который организовал начальник — это совпадение, не иначе! Или столкнулись в коридоре, когда начальник вызвал к себе одного докладывать о результатах, а затем другого. Ну что вы, конечно, начальник не может просчитывать все ходы, забивать себе мозг возможными вероятностями, строить трёхмерную модель и отслеживать все её части. Он не знает характера своего подчинённого, не может просчитать его реакцию на то или иное высказывание, не знает, к чему может привести затягивание гаек. Ну конечно, он ведь не Бог!
А ведь большинство даже не догадываются о том, что живут в рабстве. Ну сдал единый экзамен в выпускном классе — смог поступить, не сдал — поступить в вуз не сможешь. А куда пойдёшь? Искать те места, где берут на работу без высшего образования? Потом тебе дают запрос предприятия на нужную профессию и идёшь с бланком в относящееся к нему ПТУ. Учишься, но отмазаться ты уже не можешь. Десять лет должен отработать на нём.
А если нет? Тогда будешь сидеть на шее у родителей, пока они не выгонят, ведь и так едва сводят концы с концами. А почему? Да потому что сами в своё время не получили хорошее образование. А если и получили, то не такое уж и хорошее, ведь высшие баллы не набрали при выпуске.
И каким бы хорошим специалистом ты не оказался, вырваться из нищеты не удастся. Есть планка, выше которой не прыгнуть. Ни в окладе, ни в должности. Единственный шанс — для твоих детей.
Среднее образование являлось общим для всех. И ребёнок до окончания школы считался свободным, что удивительно.
Ввели это после неудачного опыта, когда рождались вполне одарённые дети у рабов, и наоборот — неудачные дети у элиты, проматывающие состояние родителей, позоря их.
Последний звонок, выпускной экзамен — пропуск во взрослую жизнь, а также свобода или жалкое существование.
Так ли успешны все те, кто получил это образование? Не знаю, с такими не знакома. Остаётся лишь надеяться, что полученная за несколько лет до выпускного класса информация от прохожего дедка, присевшего на лавочку, не вымысел, что есть, куда стремиться, пока это возможно. Поэтому я и налегала на учёбу в последние годы, забросив все кружки, увлечения. И я бы сдала сама, наверное...
Домыслить не успела.
Выхожу я из здания школы и оглядываюсь в поисках знакомых лиц. Довольные девушки из параллельного двенадцатого класса щебечут, рассказывая о своих чувствах во время сдачи. Они писали экзамен одновременно с нами в другом помещении. Тут раздаётся рёв мотоцикла. Все оборачиваются.
— О, люблю байкеров! Глядите, какой стройный и мускулистый. Жаль, лица за шлемом не видно, — разочарованно восклицает одна из выпускниц.
— Наверное, страшный, раз лицо скрывает! — делает замечание другая.
— Я бы села к нему! — перебивает её третья девушка.
Мотоциклист проскакивает мимо них, резко разворачивается, рывком останавливаясь прямо под ступенями школы — напротив меня. Он в костюме да шлеме, машет мне рукой.
— За что? — притворно разочарованно вздыхает первая. — За что такое внимание Тайке? Я же лучше! — и она расстёгивает верхние пуговки своей блузки, явно стараясь обратить на себя внимание байкера. Но он глядит только на меня. Вот так!
Вновь проснулось желание, которое с трудом удалось подавить. Я подбежала к мотоциклисту. Он вручил мне шлем, после чего я села сзади, обняв его, и мы тронулись. Хочется показать язык этим девчонкам, но я сдерживаюсь.
Минут через пятнадцать остановились у речки. Я сняла шлем. Он — тоже, встряхивая головой, позволяя длинным кудрям рассыпаться по плечам. Красавец! Невольно залюбовалась им.
— Не будем затягивать! Весь день схожу по тебе с ума! — говорит он хриплым голосом, заставляя кровь течь быстрее по жилам.
Мгновенно развернул меня к себе спиной, облокачивая на байк. Провёл по обнажённым ногам руками, влезая под юбку, заставив судорожно сглотнуть. Одну руку всунул между ног, лаская моё лоно, а второй расстегнул блузку, затем рывком снял её, бросая на траву. Снял и заколку, заставив мои каштановые волосы рассыпаться по плечам. Они были почти такой же длины, как у него. Развернул к себе лицом.
— Красавица! — прошептал он, глядя обожающим взглядом. — Это у тебя первый раз?
— Д-да, — прошептала я правду, неуверенная в том, какой ответ от меня ожидают услышать.
— О, здорово! — восклицает он, снимая через голову мою юбку — единственный лоскут, который оставался прикрывать часть моего тела. Его руки вновь скользят по бугоркам груди, заставляя застонать.
Он сам до сих пор в комбинезоне. Припадаю поцелуем к его губам, обнимая шею.
Желание съедает меня изнутри. Хочу прикоснуться к его телу.
— Нет! — отстраняет он мои руки и разворачивает к себе спиной.
Слышится звук расстёгиваемой молнии.
Его руки прикоснулись к моим бокам.
— Обопрись на байк, — говорит он.
Молча выполняю.
Вошёл он резко, причиняя боль. Двигаться, правда, не прекратил, и неприятные ощущения постепенно исчезли, уступив место приятному наполнению. Грудь тёрлась о кожаное сиденье, вызывая ещё гамму ощущений.
Но закончилось всё раньше, чем я получила удовлетворение. Как-то внезапно. Движения вначале замедлились, а затем полностью стихли. Он разорвал наше единение. А мне хотелось продолжения.
— Ещё! — попросила я.
Он развернул меня лицом к себе. Учитель был молод, красив и горяч. У нас все девчонки сохли по нему. И даже я, хотя никогда не признавалась в этом. И вот он передо мной. В наполовину спущенном комбинезоне, обнажающим сильное упругое тело.
— Ещё? — удивился он. — Зачем? Я удовольствие уже получил. Ты — тоже. Ещё и первый опыт. Люблю девственниц. Но ты таковой больше не являешься, поэтому мне больше неинтересна.
Его слова отрезвили. В глазах отразилось чуть ли не презрение.
И развернувшись, он спустился к реке, натягивая комбинезон на плечи.
Какое-то время я просто стояла в прострации, ошарашенно глядя в никуда. Наконец осознав произошедшее, ощутила себя грязной. Мной просто воспользовались. А я... я унизилась, прося продолжение. Как же мерзко!
К тому же, сейчас вспомнила последний звонок, остановленное время, приказ. Так ли я хотела его? Почему пошла с первым встречным? Ну, не первым, но... Вспомнила слова подруги, которая встречалась с байкером.
— Села — дала! — предупреждала Ирка. И я зареклась иметь дела с такими людьми. Тогда что это было?
Я, не обращая ни на что внимание и застилавшие обзор слёзы, тупо собрав раскиданную вокруг одежду, спустилась по склону. Нижнего белья не нашлось. Он ведь забрал ещё в школе, положил в пиджак. А пиджак сейчас не надет. Под мотоциклетным комбинезоном ничего нет. Но сейчас не это волновало. Так паршиво мне ещё не было.
Холодно, как же холодно! Мерзко, грязно!
Послышался звук заводимого двигателя, затём удаляющийся рёв мотоцикла. Мерзавец не удосужился даже отвезти меня обратно в город. Бросил не пойми где, получив желаемое. Скольких девушек он так изнасиловал? Сколько у него сегодня ещё запланировано?
"А чтоб у тебя не стояло больше!" — пожелала я в сердцах.
Не помнила, как добралась домой. Всё видела будто в тумане, да и мозг отказывался трезво мыслить. Несла только свой аттестат в руках, сжимая его словно сокровище.
Очнулась у квартиры родителей, собираясь позвонить в дверь. Маму удар хватит, если меня такой увидит. Забыть о мерзавце и жить дальше? Смогу ли? Я сама села к нему на байк — все это видели. Да и там, в классе я его хотела. Доказательств о насилии нет. Да и кто мои родители, чтобы выдвигать дело против господина Мерзавца? (Теперь собиралась величать его только так!) Дело замнут, зато все будут на меня косо глядеть. И даже не потому, что клевещу против господина, а потому, что этот господин — лучший учитель школы, любимец всех детей, предмет обожания всех девчонок. Да любая отдала бы всё, что имела, чтобы он просто взглянул в её сторону.
Так, что было — уже не переиграть. Тогда раз нельзя изменить ситуацию, надо изменить своё отношение к ней. Мне понравилось? Понравилось. Даже добавки захотелось. Ну вот и всё. Большего никто и не обещал. Надо двигаться дальше. Аттестат у меня есть? Есть! Могу стать кем угодно, и никто больше не вправе решать за меня с кем мне быть! А для первого опыта неплохо. Боюсь только, что мужчин теперь буду обходить стороной.
Сперва следует сдать документы на паспорт, чтобы его сделали с учётом нового статуса. Документ, удостоверяющий личность взрослого был единым — красная маленькая книжица с твоей фотографией и данными о тебе, где и когда родился, когда и на ком женился и так далее. Но документ элиты отличался фамилией, именем и отчеством, точнее, написанием этого. У рабов писали их целиком заглавными буквами. У людей, имеющих средний статус, когда уже не раб, но чуточку не дотягивающих до господина, шла лишь фамилия заглавными. И лишь у господ фио как положено с первой большой и остальными маленькими буквами.
Поэтому слезами горю не поможешь, а значит, нечего огорчать близких.
Я сдала! Да, видок у меня не очень, чуть помят и местами грязноват (не помнила, как одевалась), но главное — глаза и улыбка.
И когда мама открыла дверь, я просияла:
— Мамочка, я сдала! — и кинулась ей на шею. Навернулись слёзы, правда не радости. Но всё же обмануть родных удалось, и даже немного себя.
Родители порадовались за меня. И мама, и папа взяли ради такого дела отгул. Выходных у них, как и у всех наших соседей, имелось не больше двух в неделю и иногда отгулы давали. Как говаривали шёпотом, ну и судя по знакомому полицейскому, который принадлежал к средней прослойке, отдыхал он гораздо чаще. Каждый месяц мог брать отпуск в неделю, и это помимо выходных и отгулов, на курорты постоянно мотаться, не говоря уж о том, что имел неприкосновенный статус, и при всей тяжести преступления и волнения общественности, свободы не лишался. Ну уволят из органов, устроится в другую сферу, коих немало для каждой прослойки.
Вот и будем праздновать мою смену статуса. Побуду лишний денёк вместе с родителями, а завтра пойду получать паспорт!
Единственное, что я сделала почти сразу — забралась в душ, где довольно долго пыталась смыть с себя грязь, кровь и ощущение того, что мною воспользовались. Но вскоре вновь удалось переубедить себя, что всё хорошо.
Правда, я тогда не знала, что всё скрытое рано или поздно становится явным. И отдуваться придётся моим родителям за совершённые мною ошибки.
