Жизнь. Начало

Начало. Часть 1. Начало части. (переработанная глава)

Помню тот роковой день, он начинался, как и все предыдущие. Лёжа на кровати в своей комнате я слышал, как мама на кухне готовит утренний завтрак, запах которого уже распространялся по квартире. Отец принимал душ и напевал полюбившиеся песни, он всегда любил что-нибудь новенькое из попсы. А я, как обычно, не мог оторваться от кровати и наконец-то встать и присоединиться к отцу и водным процедурам. Ведь сегодня было запланировано родителями много дел, которые мне были не очень-то интересны, хотелось погулять с друзьями, сходить на речку. Так как подготовительная школа тоже закончилась, у меня теперь была уйма свободного времени, ну я так думал.

— Сашенька, вставай, — оторвала от мыслей мама и раздвинула плотные шторы впуская в комнату лучи света. — Пора вставать, соня, — она потрепала меня нежно по волосам.

— Ну ещё немного, мам! — поглубже нырнул под одеяло, в попытках спрятаться от неприятного света.

— Вставай, вставай, — мама сдернула с меня одеяло, не оставляя шанса продолжить капризничать. — Будешь упорствовать — останешься без завтрака, а тебя дожидаются твои любимые блинчики.

— Так что ж ты молчала, я быстро! — сонливость как рукой сняло, и я уже стою в ванной, умываюсь и чищу зубы. — Пап, давай быстрее, а то я за себя не отвечаю, блинчиков на тебя не хватит, — крикнул уже выбегая из ванной комнаты.

— Ну-ну, попробуй осилить... — услышал, закрывая дверь и оставляя главного едока семьи позади себя.

Насытившись самыми вкусными блинами на планете, начал собираться в дорогу. Так как у меня это последнее лето до поступления в первый класс, родители решили съездить на море дикарями, чтобы никто не мешался. "Отдохнём месяц на пляже и ещё останется целый месяц на сборы к школе", — говорил отец маме. Сегодня мы поехали за большой палаткой и плавательными принадлежностями, такими как матрасы, жилеты, надувные мячи. "Я по неосторожности уничтожил прошлые водные принадлежности, опрокинув на них краску." Пришлось перемерить просто бесконечную кучу сланцев и плавательных шорт, пока маме, хоть что-то понравилось. Загрузились в машину так плотно, что пришлось все накупленные вещи брать себе на колени. Зато появилась возможность поиграться с надувным мячиком, пока отец утрамбовывал палатки и кухню в багажник универсала, а мать размещала купленную одежду по соседству со мной, на задних сиденьях. И вот на пути обратно домой и случилось происшествие, которое стоило мне всего.

— ДОРОГОЙ ОСТОРОЖНО!!! — это последняя фраза, которую я успел услышать от мамы. Меня сильно приложило сначала об передние сиденья. Сильная боль в руке затопила мои мысли, она начала распространятся по всему телу и когда стало невыносимо я потерял сознание. И всё что происходило после, уже не помнил.

Пришёл в себя в обшарпанной, но чистой комнате. Вокруг меня стояло множество металлических кроватей, на которых лежали люди и стонали. Всех объединяло только одно, все были обмотаны белыми бинтами. В окно проникали солнечные лучи, которые делали обстановку нереальной. По обрывочным воспоминаниям удалось вспомнить, когда мы с мамой ходили по врачам, так выглядела больница. "Значит, что-то случилось? — сердце учащённо забилось. — Надо найти маму или папу!". Попытался встать и сразу ощутил слабость. Землю зашатало и ноги, не выдержав издевательства подломились подомной, и я опять потерял сознание, от боли которая прошла по телу, но в конце ещё раз несильно приложился головой об пол. Второе пробуждение было ничем не лучше первого — по ощущениям, кроме того, что больничная палата была погружена во мрак, а за мутным стеклом виделся тусклый свет лампочки. Я закрутил головой, в попытке найти близких и увидел только, как что-то быстро выбежало из помещения. Мне было дурно, кружилась голова, время тянулось несусветно долго. Примерно через пару минут или больше, включился свет и в комнату зашли люди в белых халатах. Они подошли ко мне. В это время я моргал из-за ярко вспыхнувшего света в комнате и пытался рассмотреть людей, что было трудной задачей. Глаза никак не хотели сфокусироваться на объектах, которые расплывались. Мою попытку приподняться на локтях прервали, легонько прижав меня к кровати:

— Здравствуй, как ты себя чувствуешь? — успокаивающим и негромким голосом, обратился ко мне седой мужчина. — Может голова кружится или болит где? — когда я окончательно проморгался, я увидел, что все ждут от меня чего-то, с трудом подтянул на себя сползшее одеяло. Врач сразу понял, что мне страшно от пристального внимания. — Коллеги отойдите подальше, пожалуйста. Не мешайте ему приходить в себя, — передо мной остался, только врач, я припомнил, что он мне только что говорил.

— Немножко кружится голова, — он сделал в своём маленьком блокноте пометку и снова сосредоточился на мне. — А где мама с папой? — я опять начал крутить головой в попытке их найти и снова начала немного кружиться голова. — Они будут переживать за меня, — попытался я ещё раз разорвать молчание, когда я закончил фразу у меня на душе стало очень тяжело, а увидев, как помрачнело лицо врача, у меня защемило в груди. Чувства обострились, и я ощутил отчётливо, что не захочу узнать правду. Меня, что-то настойчиво тянуло, заткнуть поплотнее уши, но мне надо знать.

— Доктор может не стоит, — робко вмешалась девушка в одежде медсестры, которая с беспокойством смотрела на меня.

— Лучше не стоит его обнадёживать, — решил для себя седой врач. — Дальше будет, только хуже, — взяв крепко одной рукой моё плечо, он собрался с духом и обратился ко мне. — Мальчик, тебе надо крепиться! Мама с папой больше не придут, теперь ты один... — у меня на глазах начали наворачиваться слёзы, всё тело моментально похолодело, рука мужчины ещё сильнее стиснули плечо. — Я уверен, они хотели бы чтоб ты продолжал жить... — он ещё много чего говорил, но я его уже не слушал. Когда-то мне в голову прилетел камень и мне было плохо целую неделю, я думал, что ничего больше не сравниться с этой болью, но теперь я знаю, что может ранить больнее. Мой мир начал рушиться, хотелось уйти к родителям на небеса. Так говорил приходивший священник, что все отправляются туда в последний путь. Я перестал: есть, ходить, на меня навалилась депрессия. Так продолжалось в течении долгого месяца, который я практически не помнил.

Кабинет Главного врача.

— Ну что Иван Иванович, как там ваш больной Думов Александр Сергеевич, — спросил Главный врач больницы, откладывая дело с краткой историей больного. Мужчина сидящий в кожаном кресле был толстоватым, низеньким и совершенно лысым, с располагающей мягкой улыбкой, которая не пропадало с его лица практически никогда, даже в самый плохой день. Но за этим безобидным лицом скрывалась гнилая натура, которая и позволила занять высокое и денежное место, а также убрать ему неугодных персонал.

— Мальчик очень быстро идёт на поправку Сергей Анатольевич. Перелом ноги сросся всего за две недели. Симптомы сотрясение мозга, прошло за три дня, — говорил лечащий врач мальчика с неохотой, он знал, что просто так этот толстяк никем не интересуется. — Вот только его психологическое здоровье под вопросом. Тамарочке, удаётся его кормить пару раз в день, но этого недостаточно для его растущего организма, тем более в сложившейся ситуации, когда организму требуется "строительный" материал. Мальчик не хочет ничем заниматься, как бы не упорствовала Тамара, — каждое слово Главный врач впитывал в себя словно губка. — А почему вы интересуетесь именно им? — уже явно почувствовав неладно, спросил на прямую Иванов.

— Появились родственники мальчика и они хотят его поскорее забрать, — толстяк продолжил не отрываясь, что-то чёркать в своём ежедневнике, карандашом. — Я думаю, что вместе с родными он быстрее пойдёт на поправку, чем у нас. Поэтому, я подписал бумаги на выписку, мальчик и так уже настрадался, незачем его мучать, — эта новость была неожиданной, ещё до разговора подписать документы, история начала пахнуть керосином.

— Я бы рекомендовал ещё понаблюдать за ним, — врач попытался выиграть немного времени, чтобы разобраться в странностях. — Так и направление к психологу уже выписано, не гоже без проверки его выписывать, — он решил выложить последний аргумент, который остался. — Да и какие родственники? У знакомых своих я специально проверял, у него не осталось никаких родственников. У меня на руках официальное уведомление, что у него никого не осталось, — на миг на лице главврача вылезло недовольство, но также быстро и пропало. — Деды умерли ещё до его рождения, а другой родни у него никогда и не было! — немного помяв папку в руках, продолжил. — Да и Тамара Ивановна прикипела уже к мальцу, уже начала собирать бумаги на усыновление.

— Нет, ваши сведения ошибочные, у него есть близкие! — неожиданно громко возмутился Главный врач. — Троюродный брат отца мальчика, узнав такую новость тут же примчался, — поняв, что слишком раскричался толстяк понизил голос. — Сегодня вечером за ним приедут. Соберите все бумаги по нему и занесите в регистратуру, — Иваныч понимал, что многое ему не договорили, но лишние крики ничем не помогут, раз уже всё решили, остаётся надеяться, что мальчику будет лучше в другой семье. — Ничем не могу помочь, но требования близких важнее, чем желание Тамарочки, — якобы сочувствуя сказал главный врач, но гаденькая улыбка украшала его лицо. Хотелось взять его и приложить об дорогой деревянный стол, но тогда он не сможет больше найти работу в этом городе.

— Вы делаете очень большую ошибку, выписывая его раньше времени! — оставил последнее слово за собой лечащий врач, выходя из кабинета.

— Надо менять уже Иваныча, много стал совать нос не в свои дела, — сделал пометку в блокноте, и продолжил диалог сам с собой, так как больше не с кем было поделиться своим успехом. — Нашелся ещё один кандидат в "Спец Школу", — ещё одна галочка, красовалась в блокноте. — Я получу очень хорошие отступные за находку, такого "человека+" как Саша Думов.

Его заинтересовал своим предложением старый институтский приятель, который уже сделал неплохой капитал на этом. Сейчас активно во всей стране стали проводить специальные программы по воспитанию подрастающего поколения, проблема была в том, что все сведения были под грифом совершенно секретно. Но за находку неординарных детей, а ещё лучше сирот, без родителей, очень хорошо оплачивали, даже за одного можно жить долго и припеваючи. Только в этом году было найдено двое в Хабаровске и в его конкретно больнице, а уже к окончанию набора появился нежданный подарок в лице ещё одного ребёнка. Осталось провернуть дело по чистой отправке детей в Москву и пятнадцать миллионов будут в кармане. Осталось, только ещё прибрать к рукам квартирку мальца, с нужными людьми уже связался, и работа подходила к концу.

Александр Думов.

Выписали меня неожиданно, Тамара Ивановна единственная женщина, которая пыталась меня поддержать, убежала в слезах, не сказав ни слова. Её отец, который был моим лечащим врачом, тоже был расстроен моей выпиской. За дверьми больницы меня встретил незнакомый мужчина Илья Сергеевич Думов, представился троюродным братом отца. Я отказывался идти с ним, кричал плакал, но меня никто не слушал. Затолкали в чёрную большую машину и увезли. От этого "дальнего брата" отца веяло равнодушием и скрытой опасностью. Мне не хотелось не то что ехать с ним, а находиться рядом было неприятно, тело пробирали мурашки, но всем было безразлично моё мнение.

Неделю я находился с "дядей" в нашей квартире постоянно приходили незнакомые люди и что-то замеряли и записывали, выносили и заносили вещи. Все мои игрушки просто выкинули, обои переклеили, фотографии родителей были просто сожжены. Дяде было безразлично как я себя чувствую, главное, чтобы я находился всегда на глазах. За мной приглядывала старая карга от которой несло внутренней гнилью. Запах, который ощущал только я, перебивал аппетит, даже еда, которую она мне готовила отдавала привкусом разложения, словно ходячая чума. На слёзы и крики, они никак не реагировали, пытался кидаться предметами в них, меня били по заднице и наказывали, ставя в угол на рис.

Попытался разбить себе голову об стену, в надежде, что меня отправят в больницу, но удар вышел слабым. Только шишка вылезла большая, которая на удивление быстро сошла. Меня начали пичкать таблетками и ставили уколы, после которых я ничего не хотел делать, но их действие было кратковременным мне удавалась "скидывать" с себя пелену безразличия. Но в ответ они увеличили количество препаратов. На мои просьбы пойти гулять отговаривались тем, что скоро поступлю в школу для одарённых детей там и буду гулять со сверстниками. В их словах была правда, но я понимал, что они многое не договаривают. Целыми днями я сидел дома в своей комнате. Забастовка в два дня голодовки, не дала никакого результата, только на моём столе увеличилось количество тарелок с испорченной едой, которые потом пришлось самому мыть.

А в один из дней мы неожиданно поехали в аэропорт, где меня передали "сопровождающему", у которого были какие-то бумаги на меня. К мужчине мой дядя обращался уважительно и с неподдельным страхом. Сопровождающего звали Семён Семёнович, его волосы были с сединой, на нём был одет представительный синий костюм, а на его лице было радушное выражение, которое заставляло ему верить. Никто из встреченных мной людей не называл своих фамилий, и я прекрасно чувствовал, что мне и окружающим лгут. Одно присутствие Семёна Семёновича вызывало дрожь, которая пробирала до костей, а в его чувствах сквозил арктический холод, который заставлял меня замирать на месте.

Он сопровождал меня и ещё двоих детей: Мишу и Катю, до школы пансионата Святого Петра. По крайней мере он так говорил полицейским, и те ему верили. На мои слова, что я не хочу идти с этим человеком все, реагировали как на каприз ребёнка, даже милицейский пригрозил мне пальцем. "Лицемеры, которые не обращали внимания на мои слова!" Друзья по несчастью оказались сиротами, но в отличии от меня они не знали о своих родителях ничего и всю жизнь провели в детском доме. Их отобрали в школу для одарённых детей из двух тысяч претендентов сверстников. Они были горды за себя, что именно они были победителями. Я их "ощущал" также как нашего сопровождающего. Они отличались от остальных людей вокруг. Особенно Катя, от неё шёл запах свежей травы и спокойствия. Миша, ощущался как "обжигающий огонь", который заставлял держать расстояние. Миша общался, только с Катей, на меня реагировал как на опасность и конкурента. Из-за необычных ощущений не удалось ни с кем пообщаться.

Изменения в себе я ощутил почти сразу как попал в больницу, но из-за смерти родителей я не хотел ни с кем разговаривать о них. Мама всегда говорила, что лучше в себе не держать, но сейчас я уверен, она бы сказала, что молчание золото. Я считал, что это к лучшему, будет моей личной тайной. Стало легко запоминать имена и лица людей. Знания с уроков подготовительной школы стали вспоминаться, не как набор слов, которые нужно было запомнить, а как важный инструмент, который пригодиться в повседневной жизни. Теперь без особых проблем могу пробежаться в голове по всему алфавиту и не ошибиться. В больнице я держался благодаря Тамаре и её чувствам направленных на меня, которые не давали скатиться в унынье. Сколько помню всегда недолюбливал свет, а сейчас это единственное, что позволяет не забыться. Следом появлялись ещё изменения, которые не позволили мне отвлекаться на себя. У меня в голове с каждым днём усиливалось чувство опасности, шёпот на грани слышимости советовал бежать и скрываться, бежать без оглядки. Но ситуация складывалась такая, что меня не выпускали из виду. Я постоянно ощущал чужой взгляд и не мог из-за этого заснуть и расслабиться. А сейчас летя в самолёте ощущал, как что-то невидимое смыкается на моей шее, мешает дышать, а окружающие люди смотрят на тебя как на вещь. "Но почему-то остальные этого не замечают, только я?!"